Идеальная жертва - Марина Орлова

присосался, мусолит дёснами мышцу сбоку шеи, вот же пиявка-переросток! – У нас такие имена были давно.

Пацан не реагирует, совсем ушёл в себя, но я упорно продолжаю:

– Даже странно. Я удивился, потому что у меня похожее имя. Син – это короткое имя, а полностью – Синхард.

Вот тут мальчишка наконец-то смотрит на меня, однако отвечает:

– Это плохо.

– Почему? – я продолжаю изображать оптимизм, обтекая потом и рискуя завалиться набок, потому что Ру слева значительно перевешивает мальца с правой стороны.

– Нет такого небесного патера.

– А Экхард есть?

– Конечно! – от возмущения мальчишка даже притормаживает, вылупившись на меня, но тут же оглядывается и припускает вперёд. – Майстер Экхард – великий небесный патер! Он охраняет нашу семью.

– Точно, я слышал про него. Просто голову солнцем напекло, вот и забыл. Но у меня тоже есть небесный патер. В честь него меня и назвали. Только он не такой известный, как ваш.

Кажется, именно про такие ситуации говорят: «врёт как сивый мерин». Или «Мерлин»? В общем, я без понятия, кто он такой, но мне даже не стыдно. Нужно отвлечь ребёнка от происходящего, и у меня прекрасно получается.

– Что он делал? – пацан смотрит скептически.

Думай, Син, думай. Чем вообще могут заниматься небесные патеры?

– Он… много медитировал. Давал людям умные советы. И помогал детям.

Про детей – беспроигрышный вариант, их все любят. А насчёт медитации Эйруин рассказывал.

Да сколько ж можно запекать меня со всех сторон?! Теперь ещё и голубое солнце присоединилось к белому, они определённо сговорились приготовить из меня гриль. Смотри-ка, а ведь Ру и в самом деле оказался на планете с хорошим климатом. Курорт! Если б только не местные фанатики.

Справа раздаётся:

– Как ты нам?

Эм-м-м… И что ответить? Я-то им помог так, что дальше некуда. С другой стороны, вряд ли ребёнок понимает, что такое сарказм.

Делая вид, что внимательно разглядываю, куда ставлю ноги, осторожно отвечаю:

– Лучше меня, конечно. А ваш?

– Ты сказал, что знаешь.

Да что ж за умный ребёнок! Аж рычать хочется, но вместо этого я дёргаю головой, пытаясь отцепить Ру от своей шеи. В итоге он сдаётся, отпускает. Наконец-то, можно будет идти ровно, а не по-крабьи.

– Я уже старый, память плохая, – ною придушенно, дёргая Ру вверх, чтобы забросить на плечо.

Мальчишка, видимо, удовлетворяется таким ответом. Перекинув Эйруина поудобнее, я ускоряю шаги, и пацан припускает бегом, чтобы не отставать.

– Он диктовал, – последнее слово произносит по слогам, с явной гордостью, и поясняет: – Говорил ангелам, а они писали огнём на облаках.

Как знакомо звучит! Хотя среди моих помощников ангелов замечено не было, но диктовать приходится регулярно. Так, запомнить: после смерти немедленно слиться в небытие и ни за какие коврижки не соглашаться на должность небесного патера – и так всю жизнь с бумагами канителюсь, не хватало ещё в загробном мире огненные отчёты заполнять.

Пацан было открывает рот, чтобы продолжить, но тут впереди показывается нужная просека, я улавливаю хорошо знакомый гул двигателей на малых оборотах и указываю мальчишке в ту сторону. Отлично, я наконец-то спасён от религиозной темы! А то ляпнул бы что-нибудь несуразное.

Теперь позади явно слышна погоня: хруст веток, иногда шуршание листьев под ногами. Я бы ускорился, но и так уже тащусь на предельной скорости, вот-вот целиком на пот изойду. Ничего, успеем. Да и, судя по звукам, преследователь лишь один.

На просеке ковёр палых листьев вновь сменяется травой, будто специально цепляющей за ноги. Но всё почти закончилось. Минут пять, и я буду валяться на чудесной, прохладной сетке пола, остывая после этого пекла. Всего-то несколько минут.

Корабль, висящий вдоль просеки боком к нам, опускается, на ходу открывая шлюз сзади. До меня доносится привычный запах грузового отсека: разогретый металл, оружейное масло… Наконец-то! Хоть что-то родное за последние сутки!

Добираюсь до распахнутого насквозь шлюза, когда из тёмных глубин отсека выскакивает техник. Помогает мне снять с плеча Эйруина – тот наелся и уже вновь не реагирует на происходящее. Затаскивая его на корабль, парень кивает на орущего ребёнка:

– Это что?

– Под мою ответственность.

Пихаю ему брыкающегося пацана, но не тут-то было: мелкий намертво вцепился в мою футболку, воя так, что в ушах звенит. Пока техник старается разжать его пальцы, я на всякий случай не участвую, чтобы не сломать эти микроскопические руки, а озираюсь в поисках старшего… И где он?!

Оглядываюсь на лес. Ёкарный бабай! Пацан так и остался под деревьями, на границе лужайки! Дрожит, смотрит широко распахнутыми глазами на корабль, на меня – и я понимаю, что он не сможет. Не справится. Подойти к огромной гудящей штуке просто выше его сил.

А за его спиной, среди деревьев, приближается чёрная фигура – желтоглаз-один. Заметив направление моего взгляда, мальчишка разворачивается назад… и вдруг срывается к парню! Вместо того, чтобы бежать к кораблю, твою ж за ногу!

Я думал, что уже исчерпал запас адреналина, но при виде происходящего меня прям оглушает новой дозой. Картинка по центру становится кристально-чёткой, а боковое зрение выключаются вместе с остатками чувств.

Взгляд на техника: он отцепил одну руку мальчишки и теперь сражается с пальцами второй. Нет времени. Шваркаю ногтями по натянувшейся ткани – раз, два! Мелкий остаётся с куском футболки в руках, а я бросаюсь через лужайку, увязая в траве, на ходу сдирая с себя остатки футболки, ору:

– Стой! Назад!

Но переводчик звучит слишком тихо, а может, мальчишка просто не хочет слышать.

Желтоглаз, увидев, что я направляюсь к нему, останавливается и поднимает над головой руку, в кулаке что-то зажато. Кричит лающе. Восприятие обострилось настолько, что невыносимо растягивается даже секунда между его словами и моментом, когда переводчик ровным тоном произносит мне в ухо: «Иди сюда, трус. Ты убил моего брата».

Вот и край леса. Но мальчишка далеко впереди, между деревьев. Откуда он скорость такую взял?! Несётся к парню, перепрыгивая через корни. С воплем налетает на опешившего желтоглаза, повисает на нём, тянется к поднятой руке.

Крикнуть ещё? Чтобы остановился, не лез, вернулся к кораблю. Но способность говорить уже тоже отключилась из-за предельной дозы адреналина. Лёгкие работают лишь на движение, нельзя сбиваться с ритма. Проще добежать. Мне нужно лишь несколько секунд.

Одна. Парень пытается отцепить мелкого от своей руки, в которую тот вцепился зубами. Мальчишка отчаянно дёргает его пальцы, стараясь разжать. Лупит ногами куда придётся.

Две. Парень дёргает руку выше, и свободно выпущенная из брюк форменная рубашка задирается, а под ней, на поясе, – разгрузка с гранатами.