Свидетель истории - Михаил Осоргин

- Тут и каслинских, и кусинских. Все наши кустари, а отливают по хорошим моделям. Не бывали в тех краях?

- Проезжал, а бывать не случалось.

- Ежели доведется - обязательно загляните. Простые мужики - а вон как работают. И в Европу посылают! Любо-пытно!

Разговаривают высокий пожилой человек в теплой дорожной куртке и сапогах и толстый священник в какой-то несообразной хламиде поверх рясы: не то - пальто, не то - дамский салоп. Лиц Наташа не видит.

- А вы, батюшка, видно, хорошо знаете Россию?

- Хорошо ее знать невозможно, велика. А конечно - много покатался по малым моим делам. Вот и в Сибирь еду, и там живут люди. Мир велик, а жизнь наша коротенькая, всего не пересмотришь. А вы в Иркутске не задержитесь?

- Только на неделю; меня ждут за Байкалом члены нашей экспедиции.

Расплатившись за вещицы, Наташа отошла от киоска. Господин в куртке вежливо посторонился, потом сказал собеседнику:

- Приятное лицо! И довольно красивое.

И вдруг с удивлением заметил испуганные глаза и открытый рот священника.

Слово замерло на устах отца Якова. То ли ошибка, то ли подлиный кошмар, а то ли - она и есть, Сергея Павловича беглая дочь!

Сильно покраснев, отец Яков пробормотал:

- Лицо... действительно, поистине примечательное! Особа заметная!

Распахнул хламиду, вынул клетчатый платок и вытер нос, повлажневший на холодном воздухе.

СПУТНИК

В купе второго класса спутником Наташи оказался господин в серой дорожной куртке и высоких сапогах. Сразу познакомились, и он назвался Беловым Иваном Денисовичем. Едет в Иркутск, потом в Монголию. Наташа сказала, что едет тоже в Иркутск к родственникам и что в Сибири она в первый раз.

- А вы - сибиряк?

- Нет, я родом саратовец, а еду в командировку, с научной экспедицией.

- Вы - профессор?

- Да, я геолог.

Рассказал, что в Сибири бывал много раз, бывал и на Амуре, и на Крайнем Севере, и в ведомых и неведомых местах; а теперь предстоит очень интересное путешествие: в Среднюю и Южную Монголию, через Центральную Гоби на озеро Куку-Нор.

-- Вам эти имена ничего не говорят?

Наташа призналась, что ничего.

- Места удивительные и почти совсем не обследованные.

- Гоби - это, кажется, пустыня?

- Это, скорее, целая область пустынь в Нагорной Азии, от Памира до Китая.

И он словоохотливо объяснил, что есть большие пространства песков, называемые Та-Гоби, и есть малые - просто Гоби, и еще есть Гоби с особыми названиями. Но не вся Монголия - пустыня; есть в ней степи, горы, озера, места по природе прекрасные. И есть в ней мертвые города, где когда-то жили люди, а теперь одни развалины. И культура там была довольно высокая.

Рассказывал интересно, и было видно, что для него в таких путешествиях и изучениях - основной смысл жизни и главная ее приманка. Ему было приятно, что нашел внимательную слушательницу, хоть и совсем несведущую, но способную понять.

С деликатностью человека, вообще не привыкшего болтать о личных делах, Белов не расспрашивал Наташу, почему она едет в Сибирь и кто ее родственники в Иркутске. О себе упомянул вскользь, что есть у него жена и уже взрослые дети. Зато много говорил о местах, через которые проходил поезд: о сибирских реках, о тайге, об охоте, о характере здешних людей - совсем особенном, более открытом, предприимчивом, широком. Мимо окон вагона пробегали горы, которые он знал, мелькали леса, о которых он мог все рассказать, и не как старый путешественник, а как ученый, который со всем этим так же сроднился, как Наташа с деревней Федоровкой и берегом Оки. Старался говорить понятнее и следил по лицу слушательницы, занимает ли ее такой разговор,- и видел, что она слушает с живым интересом.

За путь от Челябинска до Омска успели подружиться и оценить друг в друге: он - ее внимательность, она - его знания и милую простоту человека, который никогда не бывает назойливым и рад быть полезным. По возрасту он годился Наташе в отцы, но ни разу не позволил себе покровительственного тона.

На станциях Наташа выходила из вагона неохотно. В Омске была долгая остановка, и они вышли вместе и пообедали в станционном буфете. Заметно холодело, по ночам слегка морозило. Наташа была одета легко, рассчитывая обзавестись всем нужным в Иркутске. Вероятно, она была единственным пассажиром, который ехал в такое дальнее путешествие с таким легким багажом: точно переезжала с дачи в город.

У самого вагона с ее спутником раскланялся толстый священник. Белов его окликнул:

- Ну как, батюшка, хорошо ли едете?

- А прекрасно, прекрасно! Вагон теплый, удобный вагончик. И местности прелюбопытные! Страна наша обширная!

Отец Яков говорил издали, близко не подошел. Наташа взглянула на него и в ее памяти мелькнуло то же лицо, но в совсем иной обстановке. Что это за поп? Где она его видела? И не только его лицо, а и голос его как будто знаком. Меньше всего она хотела бы встретить здесь знакомого человека; но решительно не вспоминала среди своих знакомых священника.

Войдя в вагон, села у окна. Под окном ее спутник разговаривал с подошедшим священником, и до ее слуха донеслись слова:

- До новых мест я действительно жаден! И до мест новых, и до новых человечков! Жизнь-то коротка, все нужно посмотреть!

И внезапно Наташа вспомнила огромный зал Государственного совета, места для публики, рядом - Оленя с моноклем в глазу, а по другую сторону попа в лиловой рясе, с живыми любопытствующими глазками на плотном и мужиковатом бородатом лице.

"Неужели - тот самый? Почему он тоже едет? Что за странная случайность! Во всяком случае, неприятная!"

За долгий кружной путь Наташа привыкла к мысли, что теперь она уже вне опасности. Ее могут искать где угодно, но, конечно, не в Сибири! Еще может быть опасность на границе, хотя и далекой, но случайность в пути как будто исключена: слишком велика Россия!

Голос ее спутника говорил под окном:

- В Иркутске будем только в среду, батюшка.

- А мне что ж, я кататься люблю!

- На Байкал не собираетесь?

- А уж обязательно. Побываю, полюбуюсь красотой!

- Заходите в вагон поболтать.

- Забежать можно, хотя по положению моему - третьеклассный пассажир. А зайду, зайду ужо в пути.

Белов вернулся в купе, улыбаясь.

- Курьезный попик! Каких только у нас нет людей!

- Вы его знаете?

- Я с ним еду от Самары, и на станциях беседуем. То ли - бесприходный, то ли едет по делам. Говорит - любит кататься и смотреть русскую землю. Дал мне несколько брошюрок своего пера; с собой возит. Занимается фольклором, разными местными примечательностями. Написано плоховато, а занимательно; видимо, много перевидал и все это любит. Вот придет сюда - поговорите с ним, любопытный поп!

- Я не люблю духовенства.

- Да ведь что ж его любить... Но знаете, попадаются среди провинциальных, особенно среди сельских батюшек, и хорошие, и очень интересные люди. Есть даже замечательные ученые. Вы вот проезжали по Пермской губернии; там в одном селе живет простой священник, которого даже в Европе знают как талантливейшего математика. А вот вы, русская, вряд ли имя его слыхали...

Поезд опять тронулся, и Наташа подумала, что с таким спутником дорога не может быть утомительной.

ДОРОЖНЫЕ БЕСЕДЫ

Отец Яков мог бы чувствовать себя совсем счастливым: новые места, новые люди и красота природы несказанная - все, что требовал его беспокойный, бродяжнический дух. В Самаре, куда он попал прямо из Москвы, он отлично устроил свои малые дела и раздобыл денег гораздо больше, чем мог надеяться. Там в земстве оказался пре-вос-ходный и про-све-щенней-ший человек, сам по природе бродяга и страстный любитель разных бытовых примечательностей, которыми занимался отец Яков. Два вечера проговорили о Пошехонье, о тульских медниках, вяземских прянишниках, уральских кустарях, архангельских сказителях, владимирских офенях, серебряных блюдах сасанидской династии, найденных в прикамских курганах, о теплоуховской коллекции, зырянах и вогулах, старце Кузьмиче и еще о многом, что им было ведомо и дорого и о чем ученые узнают только от местных простачков. В заключение отец Яков не только пристроил готовые статейки, которым не нашлось места в столичных изданиях, а даже получил аванс за две книжки, написать которые обещался незамедлительно: одна "По местным музеям Севера", а другая - "Дурачки, юродивые и кликуши по теченью Волги от истоков до устья". Удача исключительная! Впервые труды отца Якова были оценены знающим и про-све-щенней-шим человеком! И еще было ему обещано устраивать в трех газетках, в Самаре, Казани и Нижнем, его будущие "Заметочки землепрохода". Наконец, новый знакомый предложил свидетелю истории хранить в своем архиве, в полнейшем секрете и в неприкосновенности, все тетрадочки "Летописи отца Иакова Кампинского", каковые он и должен отовсюду выписать, привести в порядок и передать в запечатанном виде, чтобы, в случае какого несчастья, все полностью осталось для потомства.