Парад Душ - Даниил Филатов

на то, что ты солдат и ты нужен для войны. Люди тут все покрыты гневом и желанием воевать, потому что именно так хочет Сорока VI. Этот гнев сыграл злую шутку. Конечно, они идут, не видя перед собой трупы, на бойню, как животные. Хотя не как животные, ведь они хотя бы инстинкт самосохранения имеют. Они бешеные животные. Но они и готовы также без препятствий создавать войны на базах. Им, будто недостаточно тех раздробленных костей, бледно-желтых лиц, истекающих кровью шей и потертых локтей у большинства человеческих солдат, которых мало относительно роботов, а после контратак ещё меньше во много раз. Война с Критой за территорию, на которой находится топливо для всего будущего прогресса, нескончаема. Нет на самом деле никаких вторых, одних критовский войн. Она одна, идет уже очень долго.

Сиронская служба – это коробка ограниченная от внешнего мира. Пока во внешнем мире, чтобы внушить какие-то утверждения, пользуются нейронными сетями, обширностью средств подачи информации и возможностью изменять эту информацию, на базах же сиронской службы все очень просто. Ключевым является крайне суженное инфопространство. Как вы уже помните, наверно, большинство детей с рождения воруют из Низкого класса на службу ( стоит вспомнить причину самоубийства мужчины в лифте с самого начала истории). Кстати, вот еще причина появления такой строгой иерархии – возможность отобрать без наказания. Низкий класс подкреплен, конечно, конституцией, однако лишь в защиту остальных классов, а прав у Низкого класса нет. У них отобрать могут, что угодно. Это является одной из причин заселенности Вольмака, ведь там они у них есть. Правда, и туда Сирон начал ограничивать проход, а это уже другая история… Собственно, забирают детей и отправляют на службу. Там он ничего не может узнать о нациях, с которыми враждует, о других вещах, что не положено ему знать, по мнению власти. Все источники информации на базах говорят лишь об одном – нация, с которой враждуешь, ужасна. Большинство солдат ведутся, а есть исключения, например, Мог, который, хоть и был все время до совершеннолетия на службе, потом появлялся переменно. То был, то не был. А как таких ограничивают, чтобы они не пытались рассказать правду? Бьют хлыстом до смерти. Это уже как смысл жизни для солдат.

– Везде тут эти телики понаставили и в них все прутся о том, что у нас все враги.

– Ты бы потише говорил…

Их разговор прервали громкие ликования на другом конце столовой. Там столпился весь народ и кидал шляпы вверх. Уинстон закрыл дневник, спрятал в свой комбинезон. Он подошел к толпе хромающей походкой, приподнимая подбородок в попытках увидеть, что там случилось. Он слышал чавканье и звуки, которые напоминали зверя, гул и крики. Подойдя ко всей толпе солдатов, он громким голосом спросил:

– Что случилось?

Шум стих и солдаты обернулись на него озверевшим взглядом, они окружали стол, который был накрыт едой. Эта еда была похожа на ту, что подают в городе, роскошной для солдат. У Уинстона разбежались глаза. Куда глядеть? На с ума сошедших солдат или на всю еду? Комбинезоны военных были все испачканы в еде, они секунд десять смотрели на Уинстона, но потом продолжили есть. Они рвали мясо на куски зубами и ели грязными, вонючими руками, которые они не мыли неделями. Толкали друг друга, били. Он захотел попытаться растолкать толпу, но как только он коснулся плеча одного человека, тот развернулся и посмотрел на него ярым взглядом. Уинстона переполнил испуг, но он хотел есть, хотел есть хорошую еду, пока они ее всю не съели.

Он побежал обратно к своему месту и взял бластер.       Вернулся к толпе, навел пистолет на них и выкрикнул:

– Дайте поесть, прошу вас!

Весь шум снова стих и толпа обернулась к нему, а потом их глаза бежали от бластера до влажных глаз Уинстона. Тот увидел как слиплись из-за жира пальцы у многих солдат. Из толпы выбежал широкоплечий мужчина и воскликнул:

– Стреляй, ну!

Он начал подходить с толпой к Уинстону все ближе и ближе, а тот отходил назад. Уинстон перепугался и бросил бластер на пол. На лице широкоплечего мужчины появилась улыбка, а изо рта виднелись зубы с кариесом и гноем. Уинстон замер и не мог двинуться, его переполняла паника.

– Прошу, не надо!

Мужчина подошел к столу, взял металлическую поварешку и медленными шагами направлялся к Уинстону. Он воскликнул:

– Лежать, мерзавец!

Уинстон присел на колени, убрав руки за затылок. Он смотрел вниз и только вниз, разглядывал влажный, грязный пол. Мужчина посмотрел на стол и увидел, что там все съели. Злобная толпа смотрела и ждала конечного итога, они смотрели на это все, словно в стае волков появился предатель и его должны жестко растерзать. Мужчина, закончив расхаживание с поварешкой, подошел ближе к Уинстону и злобным низким голосом сказал:

– Что у тебя там за бумажка была?

Уинстон смотрел в этот момент на него, но потом вновь отвел свой отчаянный взгляд на пол. Слезы с его глаз падали на пол, он сдерживал свое дыхание, словно за него даже присягнут. Мужчина разозлился и сорвал передний карман на его комбинезоне. Он вытащил оттуда скомканный листок бумаги. Он читал его в течении двадцати секунд, завернул листочек и рассмеялся.

– Хах! Посмотрите на этого неудачника. Ни мужества, ничего. Хотите я прочитаю вслух, что у него там написано?

Солдаты, как стадо свиней, заорали, то есть проявили свое желание поймать на своих ушах, что же написал Уинстон.

– Да, – воскликнул один мужчина после всеобщего ора. – Да, Грейм! Читай!

Грейм развернул этот листочек обратно и принялся читать:

– Дорогая Мэри, пишу я это письмо на клетчатой бумаге, так как я не вправе отправлять электронные письма в Кейронскую империю и вообще какие либо сообщения. А ты ведь все еще не вернулась. Поэтому эту бумажку передаст тебе один мой очень близкий друг, который сможет добраться до адреса твоего проживания. Боюсь мне пора обратно отправляться в путь, который не хочу я, который не хочешь ты. Я отправляюсь на границы Сирона охранять народ. Отправлюсь в окружение крупных мерзавцев, которые давно потеряли души из-за других более крупных мерзавцев. И самое ужасное то, что я отправляюсь на войну с твоим народом – кейронцами. Я прекрасно осознаю, что Кейронская Империя никоим образом сейчас не может напасть на Сирон, но я не волен противостоять приказу Сороки VI. Я держу надежды, держа кулак у своего сердца, что это война кончится. Что я останусь жив, что ты останешься цела и невредима