Ашхабадский вор - Александр Бушков

Сейчас этот генацвале прохаживался вдоль руин, происходящим у озера нисколько не интересуясь. Если и проводил взглядом по ожившей на темно-красном ковре камасутре, то задерживался не дольше, чем на предметах неодушевленных – вроде камней и молельни. Впрочем, оба телохранителя в этом аспектепроявляли себя одинаково равнодушно: не косили украдкой и уж тем более не пялились, причмокивая и облизываясь, на приозерную порнографию. Увы, сие лишь указывало на их профессионализм, а вовсе не на принадлежность к беззаботному товариществу евнухов или к сексуальной прослойке цвета ультрамарин. Просто когда настоящийпрофессионал работает, он уже не человек с его слабостями и пороками, он – почти машина. Машина, у которой остались лишь рефлексы, подчиненные исключительно поставленной задаче и ничему более. И для них, двух притаившихся в камнях доморощенных наемников поневоле, ничего обнадеживающего в этой картине не усматривается.

Но особенно Карташа заинтересовал второй телохранитель, сидящий на ступеньке молельни, – определенно европеоид. «Уж не русский ли, – само собой сложилось в голове предположение, – не из тех ли, кто не вернулся домой после выполнения интернационального долга? Ведь всяких историй хватало... Взяли в плен, или сам перебежал, прижился, не исключено, принял ислам, доказал свою верность повелителю, допустим, прикрыв собой во время покушения, – вот и попал в фавор, удостоился полного доверия…» Кожа, правда, смуглая, а какой, с другой-то стороны, ей еще быть, когда живешь на Востоке? Светлые волосы еще ни о чем не говорят, равно могут принадлежать и шведу, и англичанину, и настоящемугрузину, а уж если на то пошло, то у итальянцев или бразильцев тоже хватает своих блондинов. Но вот тип лица, особенно нос такой знакомой формы – картошкой, – это скорее указывает на соотечественника. Что ж, приятель, ты однажды сделал свой выбор, тут уж не обессудь.

Отсюда было не разглядеть, какой марки снайперская винтовка лежит у «соотечественника» на коленях, но вот то, что он умеет с ней обращаться, это уж определенно, это в Мекку не ходи, это верняк…

А товарищ шах изволили развлекаться дальше, подключив к развлекухе оставшихся гюльчатаечек. И в результате на ковре образовался столь запутанный, столь заковыристыйклубок плоти, что разобраться, где чья нога и где чья голова было решительно невозможно, а любой режиссер порнофильмов немедля удавился бы от зависти при взгляде на сию вакханалию тел. Тем не менее, эта машина наслаждения работала безупречно – слаженно двигались поршни, ходили кулачковые механизмы, до двух диверов на скале, даже через такое расстояние долетали ритмичные охи-ахи… Короче, ни дать ни взять, а гонит продукцию конвейер-автомат по производству оргазмов…

Телохранитель-блондин поднял снайперку, прильнул глазом к оптическому прицелу.

Ах ты лапочка, вот оно, значит, как – значит, невооруженному глазу мы не верим, проводим регулярный осмотр местности сквозь оптику!

Карташ и Гриневский моментально, не сговариваясь, убрали головы из своей смотровой щели. Недосуг им любоваться на восточные любовные утехи, а все, что требуется для планирования акции, они уже разглядели.

– Будем прикидывать, – сказал Карташ. – Что мне стало без остатка, до донца ясно и понятно, так это расчет нашего равнинного друга Неджметдина...

– Мы кладем шаха, нас кладет его кодла, – мрачно подхватил его мысль Гриневский. – Опознать нас никому не удается, два белых придурка, какие-то левые русские отморозки. Короче, уж кто-кто, а Недж тут совершенно ни при чем и никому ничего не должен. Все расходятся довольными – кроме убиенного шаха, двух жмуров европейской внешности и двух пленниц великого и мудрого Неджметдина… В общем, вляпались мы с тобой, начальник, в полное дерьмо.

– Все, Таксист, понервничали и хоре, задвигаем эмоции и давай крутить варианты. Времени мало. Шах не до вечера же тут плещется. Может, с часок подрызгается и адью.

Таксисит расстегнул нагрудный карман, достал сигарету из пачки, поднес к лицу, глубоко вдохнул табачный аромат. Хотелось курить не только Гриневскому, но где ж тут закуришь…

– Значит, вариант номер раз, начальник. Мы спускаемся к этому шаху, раскрываемся перед ним, растолковываем ситуацию вплоть до платины, клянемся на Коране, что не врем, и предлагаем торг. Попробуем сойтись на договоре типа того, что мы заключили с Дангатаром. Только ради собственного спокойствия уменьшим долю до четверти от общей суммы. Чем меньше запросишь, тем больше шансов выжить. За сумасшедшие платиновые бабки выторговываем у шаха жизнь и в придачу не меньше десятка его бойцов, с которыми спускаемся с гор и вытаскиваем женщин из стойбища Неджа.

– Гибло, – покачал головой Карташ. – Весь расчет строится на невиданном благородстве шаха, помноженном на неслабую алчность. И что он нам поверит на слово...

– Зачем на слово? – перебил Таксист. – Пусть пошлет кого-нибудь на сортировку.

– И на фига ему тогда мы с нашими договорами и женщинами, когда платина окажется в его руках!

Близился полдень – час, когда, согласно ритуалу, шах принимает озерную ванну. Следовало определяться, не затягивая.

– Вариант два, – сказал Таксист. – По-тихому уходим отсюда и чешем к туркменским погранцам. Сдаем им канал переброски наркотиков... да и сами наркотики, уверен, еще в стойбище, отличная возможность погранцам отличиться, наполучать звезды и ордена! А взамен требуем освобождения женщин из крытки. Вряд ли, заявись на хазу к Неджу отряд регулярных войск, перед ним станут понты крутить, в конфликт с государством Неджу вступать нет никакого резона. Ясно, что одним кровником у нас отныне станет больше, но... Но это, согласись, тоже вариант.

– Что вариант, согласен. Но если погранцы в замазке – а так, я думаю, оно и есть, кто-нибудь из командования заставы наверняка работает на Неджа, – то все накроется качественным медным тазом. И сами спалимся, и женщин погубим. К тому же что мы скажем пограничникам? Что есть такой канал? Я думаю, они и сами в курсе. А одних наших уверений, что наркотики находятся в стойбище, ясное дело, будет недостаточно, чтобы ворваться в кочевье и переворошить его вверх дном.

– Двигай свое, начальник.

Карташ не торопясь свинтил крышку с фляжки, сделал два глотка, налил немного воды на ладонь, смочил лицо. Передал фляжку Гриневскому.

Аккурат в этот момент над озерцом раздался протяжный, полный муки стон… Хотя нет, не муки: то шах завершил, наконец, начатое и, как говаривали все те же китайцы, принялся изливать семя своего рубинового жезла в яшмовые кладовые прелестниц. А может, и нефритового. А может, и не в яшмовые, хрен упомнишь…

– Знаешь, Петюня, а ведь можно попробовать уделать этого шаха и выжить, – задумчиво сказал Алексей, наблюдая за агоническими конвульсиями владыки. – Если тебя, конечно, не останавливает, что придется лишать жизни ни в чем перед тобой неповинного человека.

– Да пошел ты! – скрежетнул зубами Таксист. – Гони дело, а не пургу мети!

Шах наконец опустошил свои закрома и в изнеможении откинулся на ковер. Рабыни ибн Изауры принялись хлопотать вокруг утомленного повелителя – кто опять маслицем растирает, кто благодарно ласкает опаловый-опалый жезл…

– А ты не кипи чайником зазря. Я размышляю на ходу, прикидываю варианты. Полного плана пока нет. Итак, давай исходить из того, что присоветовал нам Недж. Но чуть подправим сценарий. Во-первых, ты вступишьтогда, когда я окажусь рядом с шахом, и будешь работать по телохранителям, шаха оставив мне. Это первое отличие от плана Неджа. Во-вторых, касаемо отхода, то есть самого щекотливого момента…

– Ты очумел, начальник? – так отреагировал Таксист, когда Карташ изложил ему весь план до конца.

– Есть немножко, – не стал возражать Карташ. – Но без, как ты говоришь, чумынаше дело гиблое, мы не победим. Короче, иначе не прокатит. Не те фраера…

Гриневский с сомнением покачал головой. Однако более приемлемого выхода предложить не смог.

В полдень солнце зависло точно над озером. И сразу стало ясно, из-за чего ритуал приурочили к двенадцати пополудни. Возникло полное ощущение, что солнце затопило скальную чашу расплавленным желтым металлом. Ничего дурного не сказать, что красиво – то красиво. Хотя и слишком жарко. И в эту красоту стали прыгать шах и его верные гурии-наяды, поднимая фонтаны золотистых брызг.

– Ну… я пошел.

Алексей спустился вниз, туда, где громоздились камни, больше похожие на маленькие скалы, стал петлять между ними. Долгонько бы ему пришлось петлять, не действуй он, как было предписано инструкциями Неджа, а именно каждый раз сворачивая вправо, только вправо, никуда кроме как вправо. Увидев под ногами щель, он протиснулся в нее и очутился в неожиданно просторной пещерке. Где и увидел тот самый колодец. В колодце стояла вода.