Безвинная - Кэрригер Гейл

Это была последняя мысль профессора Лайалла перед тем, как боль, шум и лунное безумие поглотили его…

Он очнулся от криков лорда Маккона. Для профессора Лайалла такое пробуждение было настолько обычным делом, что подействовало почти успокаивающе. В этом звуке слышалась приятная знакомая мелодия заведенного порядка и привычного хода вещей.

— И кто, позвольте спросить, альфа в этой чертовой стае? — рев доносился даже сквозь толстые каменные стены темницы.

— Вы, сэр, — откликнулся робкий голос.

— А кто сейчас отдает вам прямой приказ выпустить его из этой трижды клятой тюрьмы?

— Вы, сэр.

— И кто же при всем при этом до сих пор сидит под замком?

— Тоже вы, сэр.

— Но вы почему-то не видите здесь противоречия.

— Профессор Лайалл сказал…

— В задницу профессора Лайалла!

— Так точно, сэр.

Лайалл зевнул и потянулся. В полнолуние тело всегда немного деревянное — когда с воем бегаешь по камере, натыкаясь на все подряд, это даром не проходит. Конечно, никакого необратимого вреда временное безумие ему не причинило, однако мышечную память о таком унизительном поведении не могли стереть даже сутки сна. Это было похоже на пробуждение после долгой ночи очень, очень тяжелого пьянства.

Клавигеры, заметив, что бета проснулся, мигом отперли дверь и вошли в камеру. Лакей принес чашку превосходного горячего чая с молоком и блюдо с сырой рыбой, посыпанной сверху мелко нарезанной мятой. У профессора Лайалла были необычные вкусы в отношении рыбных блюд, но слуги быстро привыкли к этой его причуде. Мята, разумеется, требовалась для того, чтобы помочь избавиться от стойкого волчьего запаха изо рта. Профессор перекусил немного, пока слуга одевал его: прекрасные брюки из мягкого твида — глоток чая, белоснежная рубашка — кусочек рыбы, шоколадного цвета парчовый жилет — еще один глоток чая, и так далее.

К тому времени как Лайалл покончил с гигиеническими процедурами, лорд Маккон почти (но только почти) убедил своих клавигеров выпустить его. Вид у молодых людей был слегка запуганный, и они, очевидно, сочли за лучшее хотя бы передать ему какую-никакую одежду. То, что альфа проделал с этой одеждой, отдаленно напоминало использование ее по назначению, но по крайней мере теперь он расхаживал по камере и орал на охрану не совсем нагишом.

Профессор Лайалл подошел к камере его светлости, с невозмутимым видом поправляя манжеты на рубашке.

— Рэндольф, — рявкнул граф, — выпустите меня сейчас же.

Профессор Лайалл оставил его слова без внимания. Он взял ключ и отослал клавигеров присмотреть за просыпающимися членами стаи.

— Вы помните, милорд, какой была стая Вулси, когда вы впервые вышли на бой за место альфы?

Лорд Маккон перестал кричать и метаться взад-вперед по камере и поднял на него удивленные глаза:

— Конечно, помню. Это ведь было не так давно.

— Не лучший альфа вышел из прежнего графа Вулси, не так ли? Боец он был, конечно, превосходный, но с головой беда — столько живых закусок даром не проходит. Крекер — такое прозвище ему дали, — профессор Лайалл покачал головой. Ему тошно было вспоминать о прежнем альфе. — Не очень-то лестно для хищника, когда его сравнивают с печеньем, согласитесь, милорд?

— К чему вы ведете, Рэндольф? — Удивление способно было укротить нетерпеливый нрав лорда Маккона лишь ненадолго.

— Скажем так, вы сейчас движетесь в сторону печенья, милорд.

Лорд Маккон набрал полную грудь воздуха и стиснул зубы.

— То есть я рехнулся, по-вашему?

— Возможно, просто немного тронулись. — Лорд Маккон пристыженно уставился в пол своей камеры. — Пора вам приступать к своим обязанностям, милорд. Три недели — достаточный срок, чтобы всласть похандрить из-за той огромной ошибки, которую вы совершили.

— Прошу прощения?

Профессор Лайалл был сыт по горло идиотским поведением своего альфы и всегда умел чувствовать подходящий момент. Если только он не ошибался — а в том, что касалось его альфы, профессор Лайалл ошибался редко, — лорд Маккон готов был признать правду. И даже если допустить на минуту, что Лайалл все-таки немного промахнулся, — невозможно больше позволять графу ради пустого упрямства делать из себя посмешище.

— Вы никого из нас не сумели провести.

Лорд Маккон упорно не хотел признавать вину, хотя уже хрустел под ее тяжестью, как тот самый крекер.

— Но я ее выгнал.

— Вот именно. Разве это не был идиотский поступок?

— Возможно.

— Потому что?.. — профессор Лайалл скрестил руки на груди и жестом искусителя покачал на пальце ключ от камеры альфы.

— Потому что она никак не могла водить шашни с другим мужчиной. Моя Алексия не такая.

— И значит?..

— И значит, этот ребенок мой, — граф умолк. — Боже правый, вы можете такое вообразить — сделаться отцом в мои годы? — за этим последовала еще одна, гораздо более длинная пауза. — Она никогда мне этого не простит, правда?

Профессор Лайалл не стал его щадить:

— Я бы на ее месте не простил. Но я ведь никогда не был в ее положении.

— Надеюсь, что нет, иначе мне придется думать, что все это время я слишком многого о вас не знал.

— Сейчас не время для шуток, милорд.

Лорд Маккон окончательно протрезвел.

— Несносная женщина! Неужели она не могла хотя бы остаться и попробовать доказать мне, что я неправ? Непременно нужно было срываться и бежать?

— Вы помните, что вы ей сказали? Как ее назвали?

Широкое мужественное лицо лорда Маккона болезненно побледнело и осунулось: он мысленно перенесся в тот шотландский замок.

— Благодарю, я предпочел бы не вспоминать.

— Вы намерены вести себя прилично? — профессор Лайалл снова помахал ключом. — Не прикасаться больше к формальдегиду?

— Видимо, придется. Я ведь все равно все выпил.

Профессор Лайалл выпустил альфу из камеры, а затем несколько минут возился с его рубашкой и галстуком, устраняя последствия катастрофы, которую сотворил лорд Маккон, когда пытался одеться.

Граф мужественно вытерпел эту заботу, понимая, что за ней стоит молчаливое сочувствие. Затем он оттолкнул бету. В конце концов, лорд Маккон был все-таки волком действия.

— Итак, что я должен сделать, чтобы вернуть ее? Как уговорить вернуться домой?

— Вы забываете, что после такого обращения она может и не захотеть возвращаться.

— Тогда я заставлю ее простить меня! — в голосе лорда Маккона при всей его властности слышалась мучительная боль.

— Не думаю, что прощение можно получить таким способом, милорд.

— То есть?..

— Вы ведь помните, о чем мы говорили, когда вы только начинали ухаживать за этой леди, — о подхалимстве?

— Нет уж, этого с меня довольно.

— Напротив. После ее бегства из Лондона и всех тех клеветнических сплетен, которыми до сих пор пестрят все светские газеты… По моему мнению, в этих обстоятельствах никак не обойтись без публичного унижения.

— Что? Нет, я решительно отказываюсь!

— Думаю, у вас нет выбора, милорд. Лучше всего было бы написать письмо в «Морнинг пост» — своего рода опровержение. В нем вы должны разъяснить, что произошло ужасное недоразумение. Провозгласите этого ребенка чудом современности. Сделайте заявление, что в осуществлении этого проекта вам помогали такие-то и такие-то ученые. Скажем, почему бы не назвать того малого, Макдугала? Он ведь у нас в долгу после происшествия с автоматом? И к тому же он американец; он не станет возражать против такой славы.

— Вы все тщательно обдумали, не так ли, Рэндольф?

— Кто-то должен. Вам, очевидно, недосуг было думать с момента возвращения из Шотландии, а то и раньше.

— Довольно. Я все же выше вас по рангу.

Профессор Лайалл начал подозревать, что возможно — да, возможно, на этот раз он и впрямь немного перехватил. Однако отступать не стал.

— А где же мое пальто? И где Рампет? — лорд Маккон запрокинул голову. — Рампет! — взревел он, прыгая наверх по ступенькам.

— Сэр? — на верхней площадке лестницы показался дворецкий. — Это вы кричали?