Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада - Пен Фартинг

Старший что-то скомандовал пареньку, которому на вид было лет тринадцать-четырнадцать, и тот испарился. Мы с Дэйвом сидели молча, пока остальные хлопали танцорам. На вид танцевавшим парням было лет по двадцать, и, судя по всему, этот танец был им хорошо знаком – вероятно, какое-то традиционное развлечение.

Мы очень надеялись, что никто не предложит станцевать нам с Дэйвом.

Толстяк вновь оказался перед нами, он быстро и радостно что-то говорил на пушту, оживленно жестикулируя.

– Мы тебя не понимаем. – Я беспомощно развел руками и посмотрел на Дэйва, но тот лишь пожал плечами в ответ.

Я бы дорого дал за то, чтобы наш переводчик Гарри сейчас прошел мимо, но увы, его не было видно. Мы снова пожали плечами, когда поняли, что дородный полицейский явно ждет от нас какого-то ответа.

К счастью, в это время вернулся подросток с подносом, где стоял чайник, чашки и вазочка с леденцами.

– О, чай – отлично, – обрадовался я. Танец прервался, и все собрались вокруг подноса. Первым налили командиру, который сам не делал ничего. Потом серебряный чайник оказался перед нами, и один из младших разлил нам по чашкам мутную светло-бурую жидкость.

Я не был уверен, что эту воду нам стоит пить, но нельзя было обижать людей отказом при первом же знакомстве. Прошлая группа никогда не пыталась налаживать с нами контакт.

– Ваше здоровье, – сказал я, поднимая чашку, и отхлебнул чай. – Терпимо, – бросил я Дэйву, зная, что они все равно нас не понимают. Чай приятно отдавал мятой.

– Спасибо, сэр.

Я чуть не подавился, когда понял, что мне только что ответили на моем родном языке. Это был младший из афганцев.

– Ты говоришь по-английски?

– Мало-мало. Школа учил до полиция. – Он заулыбался.

Я мысленно отмотал время назад, пытаясь припомнить, о чем мы говорили между собой в присутствии НПАшников. Никто не думал, что они могут нас понимать. Но вроде бы никаких военных секретов мы не обсуждали.

Старший обратился к подростку, тот быстро ответил, потом повернулся к нам.

– Ты командир? – спросил он.

Я уж было собрался объяснить ему всю армейскую иерархию от и до, но вовремя сообразил, что на это уйдет целый день. Вместо этого я опустил ладонь к земле и сказал:

– Маленький командир. – Потом встал и указал на здание штаба, подняв ладонь выше: – Большой командир.

– А-а. – Такое объяснение парня явно устроило, он начал переводить это своему шефу.

Тот выслушал, кивнул, и остальные тоже закивали с понимающими лицами.

Чтобы не оставаться в стороне, Дэйв поднес руку к земле совсем близко, потом ткнул себя в грудь:

– Совсем маленький командир.

Это они тоже поняли и радостно засмеялись.

Подросток указал на невозмутимого командира и поднял грязную ладонь повыше:

– Командир, – потом указал на толстяка, затащившего нас на чай, и опустил руку к земле: – Маленький командир.

– Мы поняли, – хором сказали мы, улыбаясь. У нас наконец-то получился настоящий разговор.

– Как вас зовут? – рискнул я задать новый вопрос.

Юный афганец начал с командира, которого – что неудивительно – так и звали: Командир. Мы с Дэйвом синхронно кивнули. Толстяка звали Рози.

– Рози? – переспросили мы, думая, что ослышались.

Но нет, его действительно звали Рози. Он просиял, повторяя свое имя несколько раз подряд.

Мы потренировались в произношении, пока наконец не запомнили всех правильно. Остальных полицейских звали Тинтин, Джемаль и Хусейн. Тинтин с Джемалем были похожи, как братья – длинные худые лица и жидкие бородки. Правда, у Джемаля были гладкие, прямые волосы, стриженные под горшок, а у Тинтина – копна кудрей, на которой с трудом держался головной убор. Они оба носили небрежно расстегнутые форменные куртки. Хуссейн единственный ходил в традиционной свободной рубахе и, казалось, ничуть не страдал от холода.

Под конец подросток указал на себя:

– Абдулатип.

Мы повторили, чтобы не ошибиться.

– Да, да, Абдулатип, – радостно подтвердил он.

– Меня зовут Пенни, а это Дэйв, – сказал я.

– Пенни и Дэйв, – повторили они хором.

Еще несколько минут длилось веселье. Со смехом мы тыкали друг другу пальцем в грудь и повторяли имена. Потом они вновь начали хлопать в ладоши, и на этот раз мы с Дэйвом к ним присоединились.

Тинтин с Джемалем поднялись и опять начали танцевать. Они почти парили над землей, притоптывали, упираясь в землю носками кожаных туфель, и отбивали ритм каблуками.

Я наслаждался зрелищем, Абдулатип подливал нам чая. Никаких срочных дел у нас с Дэйвом не было, и куда приятнее было сидеть тут, чем выслушивать жалобы Стива на несовершенство нашей кухни. Так что мы хлопали в ладоши и пили чай.

17

В тесноте, да не в обиде

Это пешее патрулирование оказалось самым продолжительным из всех, в которые мы ходили, и очень тяжелым. Мы охватили большую территорию, передвигаясь при этом с постоянными остановками. Под конец у меня не на шутку ломило спину от того, сколько раз пришлось опускаться в положение для стрельбы, а потом распрямляться обратно.

Но сейчас, оглядываясь по сторонам, я забыл обо всем, даже о боли. Ничего подобного за время пребывания в Афганистане я еще не видел.

На обратном пути к базе мы решили проверить бывшую школу в западной части города. Это было не отдельное здание, а целый закрытый квартал: множество небольших строений, окруженных высокими стенами и вмещавших пять или шесть учебных классов.

К сожалению, талибы навестили школу задолго до нас. И дело было даже не в мешках с песком, отмечавших огневую позицию на крыше, а в том, как все было разгромлено и изуродовано. Они разбили и поломали все, что можно было разбить и сломать. Были с корнем выворочены даже дверные и оконные рамы.

Что меня больше всего шокировало – так это книги всех форм, цветов и размеров, раскиданные по полу в двух классных комнатах. Невозможно было пройти, не наступая на них. Я наклонился, чтобы рассмотреть книги поближе. Верхний слой промок от дождя, заливавшего разбитые окна. Мягкие обложки покоробились, страницы слиплись, почти все они были непригодны для чтения.

Я поднял книгу, на обложке которой яркими буквами было написано English, и еще что-то на пушту – вероятно «Учебник английского языка». Надпись внизу гласила, что это подарок от народа Канады.

Я пролистал несколько страниц. В основном тут были изображения повседневных предметов с подписями, как они называются по-английски.

Положив учебник в груду книг, я поднял другой. Этот оказался подарен благотворительным обществом из США. Его тоже пришлось бросить, он весь промок и стал непригоден для чтения.

Мы также обнаружили две доски для записей и промокшую коробку с цветными мелками. Талибы не поленились переломать все мелки, чтобы ими стало невозможно писать.

Я не понимал, как у людей может рука подняться вытворять подобное. Бессмысленное разрушение вызывало тошноту.

Парни, проверявшие другие помещения, доложили, что там все то же самое. Я проинформировал обо всем босса. Он тоже не понимал, зачем так уродовать школу. Если наложить на образование полный запрет, талибы обречены. Даже они не могли этого не понимать.

Мы вышли из школы и направились домой, на базу.

Улицы и переулки, как обычно, были пустынны. Рваные полотняные навесы над прилавками трепал зимний ветер. Заброшенные, заколоченные лавки и магазинчики… Только это и говорило о том, что когда-то здесь был цветущий торговый город.

Когда наш патруль добрался до широкого перекрестка в западной части города, мы внезапно обнаружили там старый русский танк «T54».

Ржавеющий металлический корпус оказался почти нетронутым, дуло, торчавшее из башни, указывало в сторону одной из улиц. Ржавый люк был открыт нараспашку. Это было странное зрелище, словно мы наткнулись на какой-то несуразный памятник прошлой эпохи, когда местные сражались с военной силой, значительно превосходившей их числом и вооружением. Русские были вынуждены уйти.

Как и все наши, я никогда раньше не видел русского танка вживую, несмотря на множество учебных часов, посвященных распознаванию видов техники. По счастью, холодная война так и не переросла в горячую. И вот мы увидели его, что называется, во плоти.

Наконец, после бесконечных блужданий по городу, мы вернулись на базу. Больше всего мне хотелось скинуть экипировку и бронежилет. Поясница ныла так, что терпеть было невозможно. Неприятно было осознавать, что ты уже не так молод, как был когда-то.

Я стоял у кухни и стягивал броник, когда рядом возник Грант, наш минометчик.

– Сержант, вам надо на это взглянуть, – с густым шотландским акцентом окликнул он, делая знак, чтобы я следовал за ним.

– Что там еще? – Я неохотно натянул бронежилет обратно. – Куда мы идем?

Холодный ветер тут же выстудил промокшую от пота рубаху под броней, и меня пробрала дрожь.

Грант подошел к задним воротам, где уже толпились парни, которые с интересом за чем-то наблюдали.