Зима 1238 - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И кстати, земля Рязанская после этих событий сильно пострадала из-за последующей войны между Глебом Братоубийцей и Ингварем Игоревичем, отцом ныне правящего князя. Первого поддержали половцы, второго – владимирская рать, и Ингварь победил. Но какой ценой далась эта усобица мирным жителям…
А брань между родными братьями Всеволодовичами, кончившаяся Липицкой битвой?! Не смогли договориться по разделению наделов – вот вам сражение, в котором, по некоторым данным, приняли участие до пятидесяти тысяч русских воинов с обеих сторон. Потери – до десяти тысяч только со стороны владимирской рати! И кстати, тоже недавно, 1216 год.
Липицкая братоубийственная сеча и последующая за ней катастрофа на Калке серьезно подорвали потенциал русских ратей перед самым вторжением Батыя. Кстати, результаты Калки – это также наглядная демонстрация того, что происходит, когда даже союзники не отказываются от старой вражды и стремления к славе и власти… И столь же наглядный результат многовековой княжеской раздробленности.
Но ведь в войнах участвовали не только князья, верно? Если подумать, Братоубийца Глеб не такой уж и негодяй! Он просто пошел самым простым путем и убрал конкурентов без изматывающей свой народ очередной разоряющей и губящей людей усобицы… Шутка, конечно, вряд ли он о простых людях думал, вырезая братьев!
Увы, в войнах князей русичи бились с обеих сторон, и не только ведь профессионалы-дружинники. Гриди и бояре воюют конными, а в той же Липицкой битве описывается пешая атака новгородцев через овраг… И в грабежах, и в насилии над побежденными участвовали не одни половцы, это тоже нужно понимать. И если взять всю историю средневековой Руси – реально ведь всю, начиная с самого Владимира Святого, – это история бесконечных междоусобиц, братоубийственных войн, ослабляющих Русь изнутри. Ослабляющих не только в военном или экономическом отношении, но и духовно. И если вдуматься, сколько братской крови было пролито, сколько девчонок и женщин изнасиловано своими же, сколько детей погибло во время штурмов городов… И в свете этих событий нашествие татар с востока не кажется уже таким внезапным. Скорее наоборот, становится удивительно, сколь милостив был Господь и как долго терпел Он эти бесчинства…
Глава 16
Решив не рисковать, последние метров двести до заграждения мы все же проползли по-пластунски. Хотя соратники оказались не особо знакомы с подобным способом передвижения, в итоге это не стало значимой проблемой. Выучились, так сказать, в процессе… А добравшись до разреженных, отстоящих друг от друга примерно на полметра кольев, мы скинули с себя импровизированные маскхалаты и аккуратно протиснулись промеж надолбов, напряженно замирая при каждом шорохе…
И не зря замирали. Впереди послышалось легкое похрустывание снега, и вскоре стала различима двигающаяся в нашу строну фигура дозорного, очевидно, патрулирующего периметр. Все-таки патрулирующего, а я-то уж понадеялся…
– Тихо! Все залегли на снег!
Слава богу, само заграждение миновать мы не успели. И потому сейчас колья отлично скрывают нас – по крайней мере, от не слишком внимательного взгляда человека, наверняка не знающего, где искать врага… А вот маскировку мы скинуть поспешили. Зря…
– Кречет, снимешь его?
Мой едва слышимый вопрос к дяде не празден: от того, насколько бесшумно порубежник справится с задачей, зависит успех всей операции. А ведь при этом ни луков со стрелами, ни арбалетов мы не взяли (лишние неудобство и тяжесть), разбавив малый арсенал из сабель и кинжалов лишь небольшими кавалерийскими чеканами, используемыми также и половцами…
Кречет немного помедлил с ответом, но тут позади меня раздался столь же тихий ответ:
– Я справлюсь. Только чуть подвинься, Егор.
Стараясь не издавать лишних звуков, я слегка сдвинулся влево, освобождая место потянувшемуся вперед броднику, уже перехватившему рукоять ладного маленького топора с узким лезвием, отдаленно напоминающего индейский томагавк. После чего все вновь замерли, и глухая, вязкая тишина накрыла нас, старающихся даже дышать через раз… Теперь ее разбавляют лишь похрустывание снега под стопами неспешно приближающегося к нам татарина да его шумное дыхание – пытается согреть руки.
Заметит? Нет?! Или?!
Не должен, если не будет спецом приглядываться в нашу сторону. Но это я понимаю разумом. А вот чтобы успокоить разбушевавшиеся чувства, я вынужден вновь и вновь читать про себя псалом «Живый в помощи», чтобы как-то себя успокоить. Привычки «носителя», но в настоящий момент без них просто никуда…
«…Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящий…»
Как обычно это бывает во время ожидания будущей схватки или в засаде, секунды тянутся бесконечно долго! И лишь поганый становится все ближе и ближе к нам, подобравшись шагов уже на двадцать пять. Двадцать… Пятнадцать…
Часовой неожиданно замирает, развернув голову именно в нашу сторону. Мое сердце ухает в пятки, а горло сжимают тиски страха – даже не сглотнуть! Но в этот самый миг справа от себя я замечаю резкое смазанное движение, практически одновременно с которым татарин издает какой-то приглушенный звук… и тут же осекается, будто подавившись. А мгновение спустя медленно заваливается вперед – и, словно по волшебству, я вновь начинаю дышать нормально.
– Ну Ждан! Ну молодец!
Коловрат на радостях крепко хлопнул бродника по плечу, а Кречет стрелой вылетел вперед, к раненому, сжимая в руке короткий клинок. Всего за пару секунд он оказывается рядом с дозорным, и сжатый обратным хватом кинжал резко опускается вниз, ударив ворога в грудь, под сердце. Теперь точно готов!
– Все, братцы, оттаскиваем его к ограде – и ходу отсюда!
Возбужденные короткой схваткой соратники не обращают внимания на незнакомое для них словечко, верно уловив его смысл. Вчетвером мы быстро оттаскиваем к кольям безвольное тело убитого точным броском Ждана (попал в «солнышко»!) и укладываем его перед самыми надолбами с внешней стороны. После чего я поспешно запорошил снегом кровавый след и резко бросил товарищам:
– Все, пошли к шатрам, склад где-то там! И быстрее, братцы! Кто знает, когда теперь дозорного хватятся?!
Отрезок метров в сто по утоптанному снегу, разделяющему линию заграждения и шатры, мы преодолели в считаные секунды, замедлившись уже у самых палаток. Знаком призвав остальных замереть, я быстро осмотрелся, пытаясь хоть как-то сопоставить вставшую перед глазами картинку и свой сон, где мне удалось запомнить лишь примерное направление, откуда передавали монголам горшки с порохом.
