Приключение на миллион - Питер Мейл

Разговор в основном крутился вокруг сельского хозяйства: какой нынче ожидается урожай винограда, с какими погодными трудностями пришлось столкнуться, как вывести плесень с виноградных лоз в кратчайшие сроки, какие овощи этим летом сажать в монастырском огороде. За столом царила атмосфера благости и довольства — ни споров, ни повышенных голосов, ни ссор. Анна была заинтригована. Откуда они взялись, эти люди, и почему им так нравится тут жить, в этом вневременном пространстве, на сотни лет застрявшем в прошлом?

— Мы все в свое время бежали от мира денег, — рассказывал отец Жильбер. — Например, я раньше работал в «Банк Насьональ де Пари». Да и другие братья тоже все работали в крупных компаниях. Мы ненавидели нашу корпоративную жизнь. Зато очень любили вино. И вот пятнадцать лет назад мы объединили наши финансовые ресурсы и купили этот монастырь — он пустовал с военных времен, — так мы и стали монахами. — Он подмигнул Анне. — Мы такие, скажем, неформальные монахи.

Анна спросила с некоторым удивлением:

— Скажите, отец, а что, разве ни у кого из вас не было семьи? Жены, например, или детей?

Отец Жильбер откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок, куда не доходил свет от свечей и где царила вечная тень.

— Это еще одна связь, которую мы ощущаем между собой, — сказал он. — Мы, в силу своих природных особенностей, не можем оценить достоинства женского общества. Жены — это не для нас. Напомните мне, как сейчас это у вас называется?

— Голубые, что ли? — спросила Анна.

— Ах да. Совсем не могу понять, какая связь между прелестным голубым цветом и тем, что он обозначает у вас, в миру. — Он помотал головой. — Голубые. Как нелепо. Уж лучше бы нас называли багровыми — по крайней мере, многим из нашей братии такое определение было бы больше к лицу. Впрочем, какая разница? — Он поднял свой бокал и отсалютовал им Анне. — Давайте выпьем за счастье всех цветов и видов, хорошо?

Подали сыр, который принесли завернутым в виноградные листья и со всеми церемониями развернули прямо на столе. Однако Анна и Беннетт уже не могли по достоинству оценить всех деликатесов монастырской кухни. Почти двое суток они провели без сна, и теперь их силы были на исходе. Сначала они замолчали, потом глаза их стали закрываться прямо за столом. Отказавшись от абсента домашнего изготовления, который им настойчиво предлагал брат Ив, они поплелись за аббатом в келью для гостей, расположенную в спальном корпусе. Отец Жильбер оставил им свечу и вышел, весело напомнив, что монастырская жизнь начинается с рассветом.

Келья была маленькой, просто обставленной: прорезь окна, стол, на котором стоял кувшин с водой и небольшой таз, и две узкие койки, поставленные у противоположных стен. Анна упала на одну из них, тихонько постанывая.

— Мне кажется, я совсем опьянела. — Она приподнялась и вяло посмотрела на свои ноги. — Беннетт, сделай мне одолжение, пожалуйста…

— Сбегать принести стаканчик абсента?

Анна поморщилась от одной мысли об алкоголе.

— Нет, помоги мне снять сапоги. Я сама не справлюсь.

Беннетт подергал за один тесно прилегающий к ноге сапог.

— Нет, так не пойдет, видимо, придется снимать их старомодным способом. Что же, мадам, простите, но я должен повернуться к вам спиной.

Он действительно встал к ней спиной, зажал ее ноги между своих, нагнулся и с усилием стянул один сапог.

— Беннетт, — сказала Анна сонным голосом, — ты сегодня мне так помог. Я ценю это, спасибо…

— Рад услужить. — Беннетт принялся за второй сапог.

Последовал мягкий, сонный смешок.

— Кстати, для англичанина у тебя превосходная задница…

Но когда Беннетт обернулся, она уже спала. Он нагнулся и убрал волосы с белого лба, она улыбнулась во сне, прижимаясь щекой к его ладони, как кошка. Он погасил свечу и еще минуту постоял в темноте, прислушиваясь к ее дыханию. Последней мыслью, до того как Беннетт сам провалился в темноту, было спросить отца Жильбера, нет ли у него в монастыре кельи с двуспальной кроватью.

14

Поллюс отсчитал несколько пятисотфранковых купюр и сунул девице за вырез. Краем глаза он видел, как она вытащила их и начала пересчитывать опять — ярко-красные ногти слегка царапали по шуршащей бумаге. Удовлетворенная, она бережно сложила купюры и спрятала их в сумочку, чмокнула его в губы и исчезла за дверью. Поллюс принял ее ласку благожелательно — девчонка не схалтурила, вкалывала над ним всю ночь, почти глаз не сомкнула. Он тоже не остался в долгу и заплатил по полной ставке — приятная деловая встреча в конце крайне успешного делового дня.

Поллюс запер за девушкой дверь и поднял трубку телефона, чтобы заказать завтрак в номер. Из окна его комнаты был виден Старый порт, а за ним стелилась и блестела темно-синяя гладь Средиземного моря. Сегодня опять обещают жару — впрочем, ему все равно, перед отлетом на Корсику он поедет обедать в ресторан Пасседа. Там в любую погоду прохладно и кухня чудо как хороша. Поллюсу всегда нравился Марсель.

Он принял душ, побрился и переоделся, наслаждаясь ощущением свежести тела, физического комфорта, легкостью светло-голубой хлопковой рубашки и мягким отсветом льняного костюма. Мужчина должен одеваться красиво, но соответственно возрасту, так он считает. Не то что этот клоун Туззи с его нелепыми кафтанами и рубашками, расстегнутыми прямо до волосатого пупа. В дверь постучали. Поллюс аккуратно поддернул манжеты так, чтобы они выходили из-под рукавов пиджака не больше чем на сантиметр, и пошел открывать дверь. Официант внес на подносе завтрак.

Сидя у окна за чашкой кофе, Поллюс позволил себе немного пофантазировать о возможностях, которые Корсиканский союз получит благодаря чудодейственной формуле. О, сколько денег они смогут заработать, сколько придумают способов утереть французам их поганые носы. Как их отцы и деды, нынешние члены союза ненавидели и презирали своих континентальных соседей. Правильные корсиканцы, истинные корсиканцы всегда хотели одного — свободы! Французам, понятное дело, это совсем не выгодно, поэтому добром они свободу не отдадут. Что же, тогда Корсика добьется ее силой.

Поллюсу было не свойственно выказывать эмоции, но тут он не сдержался — улыбка невольно растянула его тонкие губы при мысли о том, как они завоюют французский трюфельный рынок и хорошенько обчистят карманы лягушатников — на много миллионов франков. Без сомнения, какой-то процент от выручки союз отдаст на финансирование движения корсиканских националистов; а уж эти ребята знают, как причинить французам максимальные неудобства, теперь еще за их же собственные денежки. Поллюс чуть не расхохотался от восторга, так ему понравилась эта мысль. А ведь он не смеялся уже много лет, с того самого дня, как его стерва-теща, перепившись крепленого вина, свалилась со стула в баре Бастии и сдохла прямо там, на грязном полу.

Он взглянул на часы. Через полчаса он узнает результаты анализов, которые распорядился сделать еще вчера днем. Ладно, по такому случаю можно и покурить. Обычно он не разрешал себе курить до обеда, но сегодня — особый день, его надо отпраздновать, так что позволительно и расслабиться слегка. Он выбрал сигару «Монтекристо» из тисненой кожаной сигарницы и слегка сжал ее пальцами — у какая толстая, прямо-таки сочная. Отрезав кончик, он бережно зажег ее и сделал первую осторожную затяжку тяжелым, ароматным дымом.

Пепел на сигаре подбирался к шоколаднокоричневому ободку с белыми буквами, которые так нравились Поллюсу, и он с удовольствием вдохнул дым в последний раз, прежде чем раздавить сигару в пепельнице. К этому времени прибыли его подчиненные: младший из кузенов Бруно, который служил его личным охранником, и Арриги, химик-аналитик, изможденный мужчина с вытянутым лицом и в темной одежде.

После обмена приветствиями Арриги поставил кейс на пол, посмотрел в глаза Поллюсу и медленно, печально покачал головой.

— Мне неприятно приносить вам плохие новости, патрон, но это… — он презрительно махнул рукой в сторону кейса, — это совсем не то, чего мы ожидали. Документы просто-напросто бессмысленны. Обычный обзор статистики, который за сотню франков можно выписать из Сельскохозяйственной академии.

Выражение лица Поллюса не изменилось, только пальцы крепче впечатали сигару в хрусталь пепельницы.

— А сыворотка?

— Это простая вода, смешанная с примитивным гербицидом. Может быть, такая смесь и убьет пару гусениц, но это все, на что она годится. — Он развел руки в стороны и поднял худые плечи. — Мне очень жаль, патрон, но вас обманули.

Поллюс продолжал смотреть в окно, в груди его медленно закипал гнев. Ах, так этот итальянский ублюдок и его ручной аристократ решили поиграть с ним в грязные игры? Они думают, что могут вот так просто обмануть его и посмеяться над ним? Ну он им покажет. Взяв под контроль обуревающую его ярость, он отпустил Арриги и велел Бруно ждать его в машине.