Книга для матерей. Избранное - Иоганн Генрих Песталоцци

Но после этого я уже действую при помощи запрещения: «Не трогай больше того, что стоит на столе»[41].

Я чувствую, однако, что, как бы ни была хороша эта подготовка, она не всегда возможна. Мне думается, что если учитель в большинстве случаев действует с такой подготовкой и с такой заботой, то лишь меньшее число случаев останется у него без результатов. Он может в огромном большинстве возможных случаев и в целом, действуя с уверенностью, далекой от всякого произвола, добиться, чтобы немногие приказы, которые нельзя таким образом подготовить, не оставили в сердце ребенка, полном доверия, нежелательного следа. В этих приготовлениях к обязанностям, привычкам и навыкам общественной жизни столько требуется усилий воли, трудного и притом абсолютно необходимого, что я считаю невозможным воспитать полезного гражданина, не приучая его, например, с ранних лет к работе. В приготовлениях к обязанностям содержится многое, чего ребенок теперь еще не совсем понимает и усвоение чего не может быть достигнуто на основе принципа, согласно которому можно браться только за то, что ребенок считает необходимым для себя в данный момент. Что же остается делать? Я заранее допускаю, что ты всей душой старался приобрести доверие ребенка, что ты ему необходим в его радостях, что в твоем характере нет склонности к приказам, диктуемым произволом. Тогда приготовь старательно и мудро ребенка к подчинению необходимости. Пусть долг и послушание станут для него радостью! Я говорю тебе: не проявляй слишком большой поспешности в отношении многознайства нашего века. При пользовании радостями свободы ты должен иметь под рукой работу, имеющую для ребенка самые приятные и увлекательные стороны. Тщательно наблюдай, не перегружай – вперед, к радостному труду! Ты должен принимать такое же участие в его радости, какое он принимает в твоей работе; постарайся, чтобы все условия, вместе взятые, действовали так, чтобы сделать послушание и работу приятными. Выбирай из всех человеческих знаний самое легкое, обладающее наибольшей привлекательностью для детей, чтобы приучить ребенка к работе, требующей от него определенной усидчивости.

Твоей путеводной нитью должна стать его склонность к подражанию. У тебя в комнате есть печь – срисуй ее.

Если твой ребенок и не сумеет в течение года нарисовать прямоугольник, он все же приучится сидеть за работой. Сравнение математических фигур и величин служит материалом для игр и обучения мудрости. Работа в собственном саду, собирание в нем растений, тщательное, с соблюдением известного порядка, точности и старания, собирание куколок и жуков и их сохранение – какая это прекрасная подготовка к общественной жизни! Какая гарантия против лени и дикости! И как далеко все это от познаний, предназначенных не для детей, которые должны читать почти только в книге природы.

Чем меньше работы по приказу и чем больше труда ты даешь себе, чтобы сделать твои приказы приятными, тем с большей необходимостью возникнут результаты этих приказов: долг и послушание должны быть связаны неразрывными узами и вести к радости. Все же в немногих случаях человек должен слепо повиноваться.

Важное замечание по поводу того, как нам добиться послушания, сводится к тому, что не должно быть никакой неясности в отношении того, что запрещено. Нужно совершенно точно знать, что запрещено. Ничто не вызывает у ребенка такого раздражения и недовольства, как то, что его наказывают за незнание как за проступок. Кто наказывает невинность, тот утрачивает любовь. Мы не должны воображать, что ребенок сам может догадаться, что может быть вредным и что для нас является важным…

Басни

Фигуры к моей азбуке, или к начальным основам моего мышления (басни)

Предисловие

Что мне сказать по поводу этих страниц?

Читатель! Если ты к ним мысленно ничего не добавишь, их наивность покажется тебе невыносимой. Но если твой опыт возбудит в тебе чувства, подобные тем, которые воодушевляли меня, когда я набрасывал эти страницы, тебе полюбится их наивность.

Но ты возненавидишь ее, если какая-нибудь ограниченная голова, лишенная принципов и широкого опыта, склонит тебя считать то, что я находил правдивым в отношении человеческого рода, чем-то таким, что специально скопировано мною с твоего двоюродного брата или твоей тетки.

Что послужило поводом для написания этой книги:

– Мир всегда одинаков, и все же люди бывают столь различного мнения обо всем существующем, – так сказал крестьянин Вальдман, рядом с которым я сидел за столом.

Его жена возразила ему:

– Мир, пожалуй, одинаков, но в полночь ты видишь его по-иному, чем в полдень, а в туман – иначе, чем при солнечном свете.

– Дело не только в этом, – сказал батрак Штоффель, также сидевший за столом, – бык смотрит на мир иначе, чем лошадь, пес – иначе, чем осел, рыба – иначе чем птица, а трава – иначе, чем камень.

– Не забудь, Штоффель, – сказал дед, сидевший в кресле, – человек лишь тогда видит мир как следует, когда видит его так, как не может увидеть ни трава, ни камень, ни одна тварь на свете.

Я запомнил это, и с той поры, когда что-либо в мире производило на меня заметное впечатление, стал спрашивать себя: ночью или днем, при солнечном свете или в туман видел я это; кто указал мне на этот предмет – кошка или пес, обезьяна или слон, лиса или осел? Но самое главное, о чем я спрашиваю себя, – так ли я вижу свой предмет, как не может его увидеть ни одна тварь на земле?

Гора и Равнина[42]

Гора сказала Равнине:

– Я выше тебя.

– Возможно, – отвечала Равнина, – но я объемлю собой все, а ты представляешь только исключение из общего.

Часть всегда очень стремится быть больше целого, случайное весьма охотно возвышается над существенным; всему обычному очень нравится своеобразие необычного; черепица на крыше кажется себе на своей высоте много значительней, чем квадратные плиты, на которых покоятся стены дома.

И человеческий род отклонениям от обычного повсюду уделяет большее внимание, чем обычным предметам. Это заходит так далеко, что в приютах для слепых и глухонемых детей в методах обучения обычно заметен тонкий психологический подход, необходимость которого признается всеми, между тем как в обычных школах не задумываются над тем, что и при обучении обычных детей, у которых все пять чувств нормальны, требуется также тонкий психологический подход.

Молния и Гусеница

– Люди так сильно жалуются на меня, а я ведь только гложу жалкий листок, ты же, напротив, сжигаешь дома и деревни, – так говорила Гусеница страшной Молнии.

– Маленькая лицемерка! – закричала на нее сверху Молния. – Бесшумно пожирая листья, ты наносишь больший урон, чем я своей огромной громогласной силой.

Незаметные, но глубоко проникающие в основы семейного благополучия простого народа бедствия, о которых ты годами в обществе не слышишь ни звука, обычно действуют губительней, чем отдельные опустошения и ужасы, которыми полны летописи всех стран.

Кусок мрамора

Когда люди пришли издалека, чтобы увидеть красоту выломанного из карьера Куска мрамора, Скала, от которой он был отбит, сказала ему:

– Жалкое ничтожество, ты лежало в моем чреве, как муравей среди своей кучи, – чего же ты кичишься?

Кусок мрамора отвечал:

– Я и не кичился, пока лежал в этой куче, я кичусь лишь с тех пор, как вышел из нее.

Неизмеримые богатства, таящиеся в земле, подобны скрытому лучу и представляют ценность лишь тогда, когда из глубины недр, в которые они погружены, их доставляют на поверхность и на свет. Так и небольшая, но постоянно развиваемая в народе сила, доведенная до зрелости и проявляющая себя, представляет для страны более значительную ценность, чем бесконечно большие силы, которые пока только дремлют в народе в неразвитом состоянии,

Два жеребенка

Два жеребенка, ростом и развитием походившие друг на друга, как два яйца, попали в разные руки. Одного купил крестьянин и, не задаваясь целью улучшить породу, приучил его к простой службе за плугом и в тележной упряжке. Другой жеребенок попал в руки некоего берейтора[43]. Тот учил жеребенка служить, улучшая его породу, то есть сохраняя и развивая его благородные стати, силу, резвость. Жеребенок превратился в благородного коня, меж тем как другой утратил всякий след своей благородной породы.

Отцы и матери! Если вы и те лица, которым вы поручаете ваших детей, не побуждаете их к развитию способностей и не предоставляете им средств для этого, то, по мере того как дети вырастают, эти способности становятся для них все более и более бесполезными, а благородные задатки человеческой природы даже опасными и губительными.

Ваятель и глупцы

Один Глупец увидал, как Ваятель трудится над необделанным камнем.

– Жаль, жаль, – сказал Глупец, – что вы не полируете его.