Долины и взгорья - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот в Вену по делу срочно он уехать не может. То есть может, конечно, и ездит на всякие международные симпозиумы ежегодно, но это не совсем то.
Ладно, в ректоры я не мечу. Не моё это.
Моё — другое.
Глава 15
4 ноября 1977 года, пятница
Дон Кихот и «Мерседес»
— Унылая пора, очей очарованье, — бормотал я, гуляя утренней порой по Сосновке. Пора унылая, но особого очарования не видно. Ну да, Пушкин описывал октябрь — багрец, золото и пышное увядание. А сейчас ноябрь, хоть и начало. С другой стороны, Пушкин жил по юлианскому календарю, а по юлианскому сейчас и у нас октябрь. Потому и революция октябрьская. При том, что жил Александр Сергеевич в тридцать третьем году девятнадцатого века в Санкт-Петербурге, а это от Чернозёмска восемь градусов к северу по широте. То ли осень прежде была теплее, то ли писал он в начале октября.
Я гулял. Перемещался в пространстве и времени без конкретной цели. Движение ради движения. Именно такую подготовку посчитала Лидия Валерьевна наиболее подходящей на данном этапе для моего организма. Она противница высоких нагрузок. Бег вообще не рекомендует — износ коленных хрящей.
То, что идёт дождик, не сильный, но и не совсем уж слабый, можно потерпеть. И ветер холодный в лицо освежает и тренирует кровообращение. Лужи у дороги по утрам стали покрываться тоненькой корочкой льда. Год двигается к финишу, да. Пора приниматься за дело.
Я шёл к дому. Возвращался. По часам. Летние жители, сиречь дачники, вернулись в Чернозёмск. Остались местные. Я тоже местный. Здороваюсь налево и направо, не очень, впрочем, часто: люди в такую погоду и в такое время либо дома, либо на работе, праздных прохожих мало. А магазин, неформальный центр Сосновки, откроется только через сорок минут. Так себе центр, но другого-то нет. Постоят в очереди, в тесноте, но в тепле, поговорят о том, о сём, вот и общение.
Охрана меня знает, документы не проверяет. Чай, не Фантомас. Но строгости в этом году стало больше. Не порядка, а именно строгости.
Прошёл в свой двор. Всё, летний сезон завершён. Палатку убрали ещё в сентябре, перед отлётом в Ливию. Не без гордости скажу, что управились быстро. Дощатый настил разобрали и спрятали в гараж, вместе с печкой, а матерчатую часть занесли в дом. Если смогу победить Корчного — весной опять поставим, и буду готовиться к битве за корону. А не смогу — отдам армейским. Или выкуплю, очень она Ми и Фа нравится. Да и мне тоже.
Лиса, Пантера, Ми, Фа и бабушки съехали на зимние квартиры. В город то есть. И в доме тишина, лишь Вера Борисовна приходит заниматься хозяйством.
Тишина мне нужна, я ведь готовлюсь к великому сражению. Корчному проигрывать нельзя! Вот так, с восклицательным знаком, мне и сказали в Спорткомитете, в ЦК комсомола, и просто в ЦК. Не отвлекайтесь, Михаил, на пустяки. Диплом врача вы получите, всё, что хотите получите, только победите Корчного!
О том, что будет, если Корчному я проиграю, не говорили. Сам понимать должен, не маленький.
Я не маленький, нет.
Виктор Львович многих удивил. Выиграл Турнир Свободы, занял чистое первое место. На пол-очка отстали Фишер и Карпов. Между собой все сыграли вничью, но Корчной чуть лучше сыграл с остальными. Ну, как чуть лучше? Он получил один миллион сто тысяч долларов, чем привёл в негодование немало советских людей. Миллион! И сто тысяч! Как так вышло? Недоработка, явная недоработка.
Выступавший под советским флагом Спасский — седьмой. Семьдесят пять тысяч. Тоже есть чему позавидовать. За седьмое! На наших соревнованиях и близко не подобраться к таким деньжищам. А наверху сказали, что призовые на чемпионате СССР не увеличат ни на копейку. Потому им, Спасскому, а особенно Корчному, завидуют, завидуют, завидуют.
И немного злорадствуют. Это уже в мою сторону.
Меня с участием спрашивают, не жалею ли я, что не поехал в Америку. Такие деньги прошли мимо. Я неизменно отвечаю, что не последний, поди, турнир в истории. Корона Чемпиона важнее денег.
Миллион, это, конечно, звучит гордо. Но для меня этот миллион — штука абстрактная. Я уже заработал миллион — на Турнире Мира. Родное Отечество этот миллион взяло у меня как бы взаймы. Мне возвращают маленькими частями, и будут возвращать до две тысячи сорок второго года, ага, ага. Части небольшие, относительно миллиона, но и их потратить я не могу никак. Не на что. Хотя мне и намекнули, что в случае победы над Корчным разрешат построить дом на любом из курортов или в любом ином уголке нашей страны. В порядке исключения. Стройматериалы за чеки — любые, на выбор.
Хорошая наживка, да.
Мы, помнится, на Кавказских минеральных водах видели дома врачей старорежимных, дореволюционных. Стоит особнячок в три этажа, почти дворец, библиотека, архив или управление по делам культуры, а у входа табличка: памятник архитектуры, принадлежал когда-то доктору такому-то. Впечатлились. Вот построим себе что-то подобное, откроем курортный кабинет и будем принимать страждущих на коммунистических началах, оказывать консультативную помощь на передовом уровне, используя последние достижения советской и мировой науки. Я, Лиса и Пантера. Сначала, понятно, пройдем специализацию по курортологии, а потом и начнём служить народу. Как Антон Павлович Чехов сначала в Мелихове, а потом и в Ялте. Ещё и отделение «Школы Ч» организую. На собственные средства. И, конечно, каменный мост через пруд, без моста никак.
Значит, нужно побеждать.
Я поднялся в мезонин. Отопление работает хорошо, в доме тепло и сухо, воздух чист и свеж. Готовься! Будет корона — будут и деньги!
Определились, наконец, с местом проведения и сроками финала. Стамбул в споре с Белградом стал победителем, предложив больший призовой фонд. Восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Пятьсот победителю, триста пятьдесят проигравшему. Очень и очень недурно. За какие такие заслуги? Они ж
