Отклонение от ноpмы (Хризалиды) - Джон Уиндем

Петра пропустила это мимо ушей.

- Она сказала, что я стану рисовать их еще лучше, только для этого нужно много... много... работать. И когда я вырасту, у меня будут дети, которые тоже будут уметь рисовать такие картинки... Еще лучше!..

- Вот как? - задумчиво сказала Розалинда. - А зачем это? Ведь это ничего не принесет, - с горечью добавила она, - кроме... кроме горя и страданий...

- В Селандии это не так! - твердо сказала на это Петра. - Она говорит, что там у них все _х_о_т_я_т_ это делать, как можно лучше... А те, кто умеет плохо, стараются научиться!

Это нам было более или менее понятно. Я вспомнил рассказы Акселя о тех местах, где про отклонения думают, что они-то и есть НОРМА, а все остальные - мутанты.

- Она говорит, - твердила свое Петра, - что те, кто могут разговаривать только словами, что они... они что-то ут... утрачивают... Она говорит, мы должны жалеть их, потому что они никогда не смогут понимать друг друга, как мы... Они всегда будут только сами с собой... Никогда не сумеют быть... быть _в_м_е_с_т_е_!

- По правде говоря, сейчас мне как-то не до того, чтобы жалеть их, заметил я.

- Она говорит, мы _д_о_л_ж_н_ы_ их жалеть, потому что по сравнению с нами они живут скучно и совсем неинтересно, - наставительно произнесла Петра явно чужую фразу.

Мы не стали с ней спорить. Многое из того, что она говорила, нам было трудно понять, наверно, она и сама понимала далеко не все. Но одно было ясно: эти селандцы, кто бы там они ни были, явно считали себя на порядок выше остальных. Я теперь понимал, что Мишель и Розалинда были правы, уловив их отношение к нам, как к "примитивным". Похоже, они и впрямь считали всех жителей Лабрадора чуть ли не дикарями.

Когда появились первые звезды, мы тронулись в путь, по-прежнему продираясь сквозь заросли кустарников и гигантской травы на юго-запад. Помня то, что нам сказал Мишель, мы старались ехать очень тихо и вздрагивали при каждом постороннем звуке. В течение нескольких миль все было тихо и спокойно, разве что какой-нибудь зверек пробегал под копытами наших лошадей.

Часа через три темнота сгустилась, и проехав еще немного, мы наткнулись на почти сплошную стену деревьев. Мы еще не успели сообразить, ехать ли нам напрямик или пытаться объехать эту, казалось, непреодолимую чащу, как где-то рядом прогремел выстрел. Пуля просвистела у нас над головами, и лошади рванулись так, что я едва не вылетел из корзины. Веревка, которой они были связаны друг с другом, порвалась и та лошадь, что шла сзади, кинулась прямо в лес, но потом свернула куда-то влево. Наша ринулась вслед за ней. Нам ничего не оставалось, кроме как вцепиться изо всех сил в края корзины и стараться прятать головы от комьев земли и камней, летевших градом из-под копыт. Сзади прогремел еще один выстрел, и мы полетели во весь опор...

Эта бешеная скачка продолжалась до тех пор, пока выстрел не раздался впереди нас - где-то слева. Лошади дернулись вправо и устремились в самую чащу. Мы пригнулись как можно ниже, когда толстые ветки и сучья захлестали по корзинам.

К счастью, мы въехали в лес как раз в том самом месте, где громадные деревья росли не таким сплошняком, а оставляли прогалины, но все равно это был какой-то кошмар. Лошади объезжали только большие деревья, а все остальные сминали своим весом, и нас трясло и швыряло во все стороны.

Постепенно галоп сменился рысью, но удержать лошадей было невозможно - выстрелы здорово напугали их, и они неудержимо неслись вперед. Мне приходилось изо всех сил упираться руками и ногами в стенки корзины, чтобы не вылететь из нее, и я боялся даже на секунду высунуться и оглядеться: на такой скорости любой толстый сук мог запросто снести голову с плеч.

Я не знал даже, гнался ли за нами кто-нибудь, но, по-моему, сзади нас никого не было. Вряд ли обычная лошадь выдержала бы такую скачку, да и вообще продралась бы сквозь этот чертов лес.

Наконец, лошади немного успокоились и стали более осторожно выбирать дорогу. Розалинда высунулась из корзины и ухитрилась схватить вожжи. Животные пошли шагом, и мы выехали на узкую просеку. В темноте трудно было определить, куда ведет эта дорога, и мы долго не могли решить: ехать по ней или лучше не рисковать? Наконец, мы все-таки свернули с нее, и тут же треск веток заставил нас схватиться за луки. Но оказалось, что наша вторая лошадь, которая, как ни в чем ни бывало, пристроилась сзади, будто веревка, связывающая ее с нашей, была цела.

Лес постепенно редел. То и дело стали попадаться ручейки, замелькали просеки. Похоже, мы были уже в Джунглях. Рискнут ли наши преследователи идти за нами дальше, мы не знали, а связаться с Мишелем не могли: должно быть, он спал. Мы подумали, не пора ли нам избавиться от наших громадин, о которых наверняка уже прошел слух на много миль вокруг. Может, стоило пустить их по дороге, а самим пешком двинуться в другую сторону? Решиться на это было нелегко, ведь избавляться от лошадей, не зная, прекратилась ли погоня, было глупо. С другой стороны, если даже они погоняться за нами, то догнать смогут и лошадей, причем довольно быстро: ведь за день они успевают проехать гораздо большее расстояние, чем мы за ночь. Мы не знали, что делать... Но мы так устали, а перспектива тащиться пешком так мало привлекала нас, что мы нерешительно продолжали топтаться на месте. Попробовали было еще раз связаться с Мишелем, но без толку. В конце концов выбирать пришлось не нам...

Лошади потихоньку сами двинулись вперед по просеке. Деревья смыкались верхушками над нашими головами, и мы ехали, как в тоннеле, почти ничего не различая впереди. Неожиданно что-то тяжелое и бесформенное упало на меня сверху, и я распластался на дне корзины. Огромная тяжесть придавила меня, и я не мог не то что дотянуться до лука, но даже просто шевельнуться. Я напрягся изо всех сил, чуть-чуть приподнялся, но в этот миг в голове у меня что-то взорвалось, и я потерял сознание.

14

Очень медленно я пришел в себя и сразу услышал Розалинду. Н_а_с_т_о_я_щ_у_ю_ Розалинду - робкую, доверчивую, _о_т_к_р_ы_т_у_ю_. Та, другая - уверенная в себе, практичная, сильная и независимая - была всего-навсего ее собственным созданием. Я видел, _в_и_д_е_л_ и чувствовал уже давно, что она начала искусственно создавать этот _о_б_р_а_з_, будучи на самом деле очень ранимым, робким, хотя по-своему и решительным подростком. Раньше, чем все мы, она инстинктивно ощутила, что живет в чужом и враждебном ей мире, и стала сознательно готовить себя к тому, что рано или поздно ей придется встретиться с этой враждебностью лицом к лицу. Шаг за шагом она создавала себе броню. Я _в_и_д_е_л_, как она находила все новые и новые средства защиты, как упорно она _л_е_п_и_л_а_ свой образ. Создала она его в конце концов так искусно, так тщательно продуманно, что редко позволяла себе снимать эту маску, почти срослась с ней.