Яд-шоколад - Татьяна Степанова

Катя увидела блондина в отличном дорогом черном костюме и белой рубашке без галстука. Светлые волосы на косой пробор, очень аккуратный пробор, голубые глаза. Чем-то похож на немецкого пастора, увлекающегося спортом. Всем был хорош — и ростом, и атлетикой, только вот…

Катя не смогла себе толком объяснить, что конкретно с первого взгляда ей так не понравилось в этом красивом молодом мужчине. Вроде, если разбирать все по отдельности, — почти идеал. Но вот когда все собрано вместе… Его взгляд? Да нет, он смотрел нормально, со скучающим интересом…

— Я Дмитрий, здравствуйте, — сказал он весьма любезно.

У него был приятный низкий голос.

— Екатерина, я журналист, пишу статьи для «Коммерсанта» и других изданий, — Катя начала импровизировать на ходу. — Сейчас пишу о Родионе Шадрине, маньяке. Он играл в вашей рок-группе. Я бы хотела задать вам несколько вопросов о нем. Можно?

Она спросила это очень нежно, ее голос дрогнул… пусть этот тип решит, что произвел неотразимое впечатление на глупую репортершу.

Дмитрий Момзен оглянулся на Шашкина.

— А чего мы собственно можем сказать… два года уже прошло. Он ведь в психушке сидит. Кто же знал, что он такой бешеный, правда, Олег?

— Никто не знал, — толстяк покачал головой. — Он же этот… человек-цветок, не в себе с самого рождения. Мы к нему хорошо относились, не обижали его. Он же больной, как можно больного обидеть? А играл он лучше любого здорового. Мы сначала как-то сомневались — ну, псих все же, как такого на концерт выпускать. Брали других ударников. Только все не то. Родя барабанил как бог. Так зажигал порой…

Момзен кивал — да, да, все правильно. Катя чувствовала на себе его взгляд.

Они не предложили ей сесть — в зале просто не на что. Момзен давал аудиенцию как король.

— Я слышала вашу запись с концерта во Владивостоке, — сказала Катя. — Но там не Шадрин с вами уже. Можно мне услышать, как играла группа «Туле», в полном, настоящем составе? А то в Интернете вас что-то нет совсем и на «ютьюбе» тоже нет.

— Мы больше не выступаем, — ответил Момзен, — Олег, исполни пожелание дамы.

Олег Шашкин вышел, и буквально через минуту просторный зал наполнился мощными звуками первых аккордов электрогитар. А затем хлынуло точно лавиной — электрогитары, басы и совершенно невообразимый какой-то сложнейший четкий страстный могучий ритм ударных. Пустой зал потонул в музыке. Катя почти оглохла — этот ритм пульсировал и рвался и вновь становился четким, а затем прихотливо изломанным. Именно ритм ударных делал все, зажигал, вел за собой, гитары лишь вторили ударнику.

Катя не могла даже скрыть своего потрясения. И это вот так играет, так виртуозно исполняет свою партию ударных парень, которого она видела во внутренней тюрьме на Петровке? Это чудовище?!

Все смолкло.

— Что это? — спросила она.

— А это мы прикололись для концерта. Я решил попробовать классику. Аранжировали нам Камиля Сен-Санса. Вместо рояля Родя на ударных, вместо оркестра мы.

Катя вспомнила, что слышала о том, что сам Момзен ни на каких инструментах не играет. Шашкин вроде тоже. И они сумели создать вот такую рок-группу?

— Ваш Родя… знаете, о нем ведь говорят, что он новый Потрошитель. Жертв у него, как и у того, четверо, и все женщины, зверски убитые. Просто зверски.

— У Джека Потрошителя, кажется, пять было жертв, причем одна из них двойная, — сказал Дмитрий Момзен.

Катя смотрела на него. Чувствовала, как холод ползет по позвоночнику. Что это? К чему это он?

— Скажите, — начала она, — вот Родион Шадрин находился тут с вами часто, на концертах, у вас на глазах. Близко к вам. Вы ничего не замечали за ним такого?

— Нет, нет, нет, — Момзен покачал головой. — Ничего такого мы не видели. И в крови с ног до головы он нам не являлся.

— Может, он что-то говорил? Рассказывал?

— Он очень редко что-либо говорил. Он предпочитал свои ударные. Иногда скажешь — Родя, Родиоооо-он. А он стук, как дятел по тарелочке, — Момзен усмехнулся. — Забавный был парень. Жаль, что так все с ним вышло.

— Вы не верите в то, что он убийца? — быстро, по-репортерски ввернула Катя.

— Как не верить, если его в психушку законопатили. Писали о нем в газетах — убийца, мол, маньяк.

— Но вам в это верилось с трудом, да?

— Да не настолько мы его хорошо знали, — капризно вмешался Олег Шашкин, он снова появился в зале. — Что вы нас допрашиваете, как прокурор. Он барабанил как бог, классно. Мы с тех пор не можем ничего близкого даже найти ему на замену, у него врожденный талант. Группа из-за этого наша распалась. Ни чем он с нами не делился, иногда явится — только глянет, вылупит зенки вот так, когда скажешь ему: Родька, привет. У него этот, как его…

— Аутизм, — подсказал Дмитрий Момзен. — С людьми такого сорта нужно адское терпение. И мы его терпели. Никогда не обижали. Платили за выступление аккуратно. Он хорошо с нами зарабатывал. Насчет всего остального — кто же знал. Ведь и полиция его не сразу поймала.

— Нет, его поймали как раз довольно быстро, — возразила Катя. — У него за три недели было четыре жертвы. А почему вы вот сейчас сказали, что жертв пять, одна двойная?

— Я про Потрошителя это сказал, про настоящего Потрошителя, — ответил Дмитрий Момзен.

— А что, Родион Шадрин потрошитель не настоящий?

— Он больной, — ответил Момзен. — Что мы можем поделать с больным разумом? Ничего. Только прощать. Принимать все, что случилось, как данность. И прощать. Или бежать подальше. Вы меня извините великодушно, я опаздываю на деловую встречу. Олег, пожалуйста, проводи очаровательного журналиста вон.

Олег Шашкин кивнул Кате — айда. Ее никогда еще вот так вежливо и бесцеремонно не гнали взашей — из такого вот богатого дома с анфиладой комнат.

Глава 29

Первая жертва

Никогда еще прежде Катя не была так недовольна собой и окружающей действительностью: никогда прежде ее не гнали взашей. В оперативной машине на обратном пути в Главк она прокручивала встречу в Пыжевском.

Ничего конкретного. Она ничего толком не узнала. Даже татуировок их не видела, потому что Момзен — в костюме с иголочки, а этот толстый хозяин особняка Шашкин в футболке с длинными рукавами. Ему на вид лет двадцать пять, откуда у него такой дом в центре Москвы?? Папа был богатый?

Катя злилась — да, она услышала, как играет на своих ударных Родион Шадрин, он виртуоз, вон как Сен-Санса исполнил. Но ведь это не он совершил пятое двойное убийство…

Уже на подъезде в Главк она стала себя успокаивать — ладно, зато она оставила там у них передатчик, Большое Ухо. И то хорошо. Ее лишь смущало то, что однажды выйдя на связь и напугав ее до колик, эти из оперативно-технического дальше словно воды в рот набрали. Молчали они и сейчас.

В Главке вместе с оперативниками группы сопровождения она сразу отправилась к Гущину. В кабинете у него снова полно народа. А сам мрачный, такой же, как мрачная недовольная Катя.

— Вернулась? Вот и хорошо, а то мы волноваться начали. Теперь отдыхай.

— Федор Матвеевич, я не понимаю… Вы слышали наш разговор там?

— Нет, — Гущин покачал головой.

— Нет? Но я же…

— У них там мощный блокиратор в доме по-прежнему. Вот из технического отчет о спецоперации. В магазине тебя было слышно. Потом, когда этот тип повел тебя в дом, все как отрезало. И звук, и картинка пропали. Я уж не знал что думать, хотел своим приказать, чтоб входили в магазин. Но ты вышла из дома. Все, что мы можем пока — это прослушивать их военторг и гаражи. Станция только оттуда ловит сигнал. В гаражах ремонт какой-то, все металл лязгает, — Гущин глянул на огорченное лицо Кати. — Да ты не переживай. Ты молодец.

— Вот наша беседа. Очень короткая, — Катя выложила на стол свой верный диктофон.

Когда нанотехнологии не фурычат, выручают лишь старые проверенные журналистские фишки!

Все собравшиеся в кабинете слушали запись. Камиль Сен-Санс… Партию ударных исполняет Джек Потрошитель… не настоящий потрошитель…

Когда Катя уже хотела возвращаться в свой кабинет — надо переодеться, снять этот красный топ, рваные джинсы, надеть обычный офисный брючный костюм, — Гущин сказал:

— Надо быть предельно осторожными.

Необычная фраза для шефа криминальной полиции! Катя решила подождать, что он скажет еще.

— У меня из головы не идет то, что профайлер о новой жертве сказал. Ждите, мол, скоро. Я знаю, что он прав… Женщина мечты… Как нам не допустить этой новой жертвы? Либо молодая красавица, либо какой-то там идеал для этой поганой сволочи… Знаешь, Екатерина, я сейчас жалею, что послал тебя к ним в Пыжевский. И в дом к Шадриным больше одна ездить не смей.

Катя не стала спрашивать почему.

У себя в кабинете она переоделась в свой обычный деловой костюм, стерла с губ влажной салфеткой яркую помаду. Еще раз прослушала запись с Пыжевского переулка. А потом запись беседы с родителями Родиона Шадрина.