Гибель химеры (Тайная история Погорынья) - Павел Клюкин

В свою светелку попала уже к ночи. Подняла лежню широкой лавки, достала, стараясь не запачкать воском, бережно припрятанное под душистыми травами алое корзно из тонкой шерсти.

Вспомнились последние минуты давнего прощания с Фролом. Чуть-чуть не успела тогда закончить вышивку оберега, чтобы хранил в пути-дороге. Расстаралась к его возвращению, да только совсем не такое оно случилось — неживого привезли мужа. Столько выплакано. Тогда в отчаянии чуть из корзна веревку себе не сделала, да отец Михаил, царство ему небесное уберег, о детях напомнив.

Пока добиралась с обозом до села, думала подарить сыну. Великоват будет, так до утра еще есть время подогнать. Только мысли опять вдруг к Алексею повернули, и представилось, как скачет любимый на лихом коне, и обереговыми крыльями золотой вышивки укрывает воина багрянец, развивающийся за плечами. И решилась: «Накину суженому не плечи, повелю, чтобы берегся, да признаюсь — можно уже — что будет у Саввушки к весне брат или сестра, а то и двое, коли Бог даст».

«Ну, а Мишане, — она вытянула из-за пазухи тайный шнурок со сплетенным из волос погибшего Фрола коловратом, — пора отцовскую силу перенимать!».

Вот и наступила прощальная ночь, которую так ждали оба. Это их желание, как могучий подземный огонь, весь вечер с момента встречи рвалось наружу, бросая блики на окружающих. Но сейчас можно было не сдерживаться, и они устремились друг к другу, сгорая в пламени страсти…

Анна лежала, не шевелясь, чутко прислушиваясь к тихому дыханию любимого.

Что-то сегодня было совсем не так. Вот только если бы понять, что? Прикрыв глаза и касаясь руками своего обнаженного тела, пыталась заново прочувствовать недавно пережитые мгновенья близости, когда всем нутром отзывалась его страстному напору, обволакивая Алексея нежной ласковой покорностью. Все вроде было так, как всегда или нет? Кажется, в этот раз горячее и яростнее? У Анны просто не хватало слов для описания того, что же она ощущала в тот миг. Откуда это неутихающее волнение плоти? Или виной тому расставание, да этот новый шрам? На мгновенье перед ее воображением нарисовалась картина безвольно лежащего в луже крови тела возлюбленного.

— Нет, не хочу, — завопило все ее естество, — мне не вынести второй потери! Богородица, заступись и помоги! Не допусти более крови. Так хочется спокойной и тихой семейной радости!

А немного спустя холодный разум вдовы, жены и матери воина взял вверх над взрывом отчаяния. Нет, не будет ее Алексей беречься в сечах и тихо доживать в потребе и довольстве. Ибо тогда перестанет быть самим собой, тем Рудным воеводой, которого уже считала своим, сужденным, стать надежным помощником ее Мише на нелегком жизненном поприще.

А для меня хватит просто его любви.

Женское счастье был бы милый рядом.Ну а больше ничего не надо.

Анна постояла еще пару мгновений, справляясь с нахлынувшей слабостью, и решительно двинулась к лестнице…

Лес медленно просыпался. Рассветный туман все не хотел уходить, расползаясь по опушкам и оврагам, норовя залезть своими влажными щупальцами под одежу маленьким беглецам. Но измученные невзгодами вчерашнего дня, одурманенные легким ароматом прелых трав, они никак не желали просыпаться и вылезать из пахучего сена.

Всех поднял на ноги Ворон. Сначала заскулил, а потом весело затявкал, рьяно разгребая стог рядом с Феклушей. В импровизированном «постоялом дворе» видно ночевал кто-то еще, кроме смертельно уставших детей.

— А-а-а! — Феша в испуге выметнулась из стога и с разбегу влетела в небольшой муравейник, притаившийся в зарослях малины. В кровь исцарапав руки, продралась назад, и заплясала на поляне, стряхивая с ног десятки потревоженных насекомых.

В этот момент собачье гавканье возымело действие — прямо из-под морды пса в руки к подоспевшему Волчку выскочил зайчонок.

Мальчишка, шустро ухватил серого за уши и, расплывшись в довольной улыбке, протянул трофей Юльке:

— За-я!

И куда сразу подевались горести минувших дней? Девчонки мигом забыли про свои ушибы, синяки и ссадины всех цветов радуги, про грязные, разодранные рубахи и растрепанные волосы. Обе, присев на корточки, ласкали испуганного зайчика.

— Такой славный! — Юля потрепала бархатные ушки. — Где твоя мамка?

— Можно, себе возьму? — с мольбой во взгляде Феша прижала зверька к груди — Я его Егоркой назову, как маленького братика.

И, покачивая зайчишку, как младенца, вдруг разревелась.

— Ты чего? — Юлька обняла рыдающую няньку за плечи, — братишку вспомнила?

— Да-а-а. И мамку — у-у.

— Тихо. Не реви. Вдруг кто услышит. И Егорчонка своего напугаешь. А ты, — перевела она взгляд на Волчка, — погляди, нет ли впереди лихих людей, да как нам домой добраться.

Понял ли?

— Угу. Дом, — и его небольшая фигурка растворилась в лесных зарослях.

Подруги по несчастью сгребли в кучку раструшенное псом сено. Старшая, притянув котомку поближе, огорченно вздохнула:

— Не подумавши, парня голодным отправила. И еще не мешало родник найти, али ручей какой.

— Да пить вроде пока не хочется…

— Не пить. Пораненные места промыть, да и самим умыться надо бы.

Юлька закопошилась в суме, постепенно спадая с лица. Неожиданно подскочила и, высыпав все содержимое прямо под ноги, обреченно уставилась на кучу, — зеркальца не было!

Феклуша, с голодной жадностью разглядывавшая съестные припасы, не заметила расстройства подруги. От одного вида бережно завернутой краюхи хлеба, так заурчало в животе, что она поспешила вернуться к начатому разговору:

— А ты в ранах понимаешь что ли?

— Уже давно мамке помогаю. Мы у Ратного живем. Но с лета на новое место переехала. У Нинеиной веси знаешь? Вот там и травничаю помаленьку, — оживилась было Юлия и, с тяжким вздохом, поправилась — травничала. Небось, пожгли все.

Помолчала и совершенно невпопад добавила:

— Зеркальце жалко — подарок.

— Да кто спалил-то? Эти же вороги, что на Огнево напали и полонили нас?

— Они. Находники ночью налетели. Много. Все доспешные, а кому было защищать? Девкам, что остались? Седьмица вторая пошла, как все по зову воеводы Корнея Агеича ушли. Слышала про Лисовинов?

Феша уважительно покосилась на рассказчицу:

— Ага. А ты не тетки Анастасии ли дочка?

— Откуда знаешь?

— Когда тятя на лугу ногу косой чуть не оттяпал, мамкин дядька Алексей из Ратного лекарку привозил. Умело попользовала, батюшка уже без палки ходит.

— Выходит, Алексею Трофимычу, — быстро прикинула в уме Юлия, — племянницей внучатой приходишься?! Ой, чего это я, у него ж пол-Огнева родня! А кто еще в семье-то, кроме Егорки?

— Брат старший Ванька. Но важный! На девчонок помладше и не смотрит. Ты не подумай чего, он хороший, — поспешила поправиться Феклуша, — дощечки вощеные для буквиц делать обучился. Две даже подарил. И еще сестра есть. Мария. А, ну ее!

И не правда, что младшенький Машку больше любит. Конечно, она ему кусок сот медовых утащит, вот Егорка и не плачет, сосет. Мала еще, по дому ничего не может, в огороде глаз да глаз нужон, прялку сломала. А мамка на меня подумала и крапивой… Машка-а-а-а… — опять зарыдав в голос, рассказчица уткнулась лицом в пушистого зверька, отчего тот испугался и сильно дернулся, пытаясь вырваться. Это привело в чувство маленькую хозяйку. — Её с братишкой в полонном обозе повезли. К ним хотела, а стражник, которому ты руку прокусила, плетью…

Юлька, обняв рассказчицу, вновь перешла на лекарский тон и потихоньку увела разговор в сторону, отводя печальные мысли о случившемся. Больше для себя, пытаясь отогнать воспоминания о страшной беде. Однако, память возвращала в прошедший день.

Обреченные пустые взгляды малышей, скопом загруженных в телеги, что обгоняли их, связанных, устало бредущих по дороге. В этой толпе, кроме неё с помощницами и девичьего десятка было еще столько же, если не больше, незнакомых девчонок из Огнева, уставших и избитых. Вот только Аринакуда-то запропастилась.

А на последней телеге детского обоза, увидев крепко прижавшуюся друг к другу пару, едва не приняла за мальчонку Красаву. Та, совершенно не обращая внимания на свои растрепавшиеся короткие волосы и рваную рубаху, прижимала к себе застывшего с остановившимся взором Саввушку, временами шепча ему что-то успокаивающее…

Время шло, каждая спешила рассказать о своем, но тут из кустов выскочил Ворон, тоже бегавший в разведку. А следом показался и сам Волчок.