Однажды в Челябинске. Книга вторая - Петр Анатольевич Елизаров

– Послушай, дорогая: ты с пацанами в очень нелицеприятном положении. Оно никого не красит. Предлагаю разойтись полюбовно, что бы между вами ни происходило.

Лиза посмотрела на меня так, словно ее оскорбили. Она явно не собирается сдаваться.

– Такой молодец вообще! Облил меня грязью, отнял драгоценность, а теперь просишь об одолжении?! Уведомляю тебя, что твои ребятки в качестве извинений оставили мне вот эту машину.

«Неужели опять?! – подумал я. – Какая неугомонная. Ей самой-то не надоело?»

– В чем прикол? Я б тебе машину ни за какие коврижки не подарил.

– Ты сильно от них отличаешься.

– И слава богу.

– Вот вы, мужики, какие мелочные. Вы думаете, что нам, бедным женщинам, легко выживать в вашем мире? Чуть что, так сразу приживалка, содержанка, давалка, сосалка.

«Может, оставить ей ключи и пусть развлекается? – промелькнуло в голове. – Когда ее поймают, наш след уже простынет. Хотя ей хватит аргументов свалить все на меня и хоккеистов. Жаль, не вариант. Нужно придумать что-нибудь другое».

– Да, ничего не скажешь, свой женский потенциал ты используешь на полную катушку. Не задавалась ли ты когда-нибудь вопросом, что это чересчур?

– Чересчур для кого? Для тебя? Для хоккеистов? Для общества? Для кого?! Мне плевать на всех. Я живу сама для себя и делаю, что хочу. Не нужно получать высшее образование и постигать духовную этику, чтобы загребать большие деньги, подчинять себе людей и решать их судьбы. Достаточно простейших чувств и инстинктов. Их у людей не отнять.

– Что за средневековье? Открою тебе секрет: в цивилизованном мире…

– В цивилизованном мире?! Ты так называешь гадюшник, который вокруг нас раскинулся?! Куда ни плюнь, везде какие-нибудь психи или обманщики. Скажи еще, что у людей повсеместно развиты высокие моральные принципы. Думаешь, люди меня осуждают? Нет. Они завидуют. И как, по-твоему, называется такое общество?

– Не приведет это ни к чему хорошему, – робко отметил я.

– Общество само испортилось и прогнило. Его ничем не оздоровить. Никакими школами, кино и театрами. Была я однажды с одним дядькой на «Отелло» московском. Так там Отелло ебет Дездемону на рояле и спрашивает, ухватившись за ее шею, молилась ли она на ночь. Одно лишь общество породило всю грязь и похоть, что мы наблюдаем. И царствует здесь тот, кто не гнушается в дерьме замараться, чтобы на самую вершину залезть. А когда вокруг все грязные, как они станут смотреть на умытых и отбеленных вроде тебя?! Да как на изгоев! Всех нас, меня и тебя, породило и развратило одно и то же общество. Я – элитная эскортница, мои боссы – криминальные дельцы, твои хоккеисты – похотливые мальчишки, а ты – терпила, что их выгораживает. Тебе хоть платят?

– Не пробовала завязать и зажить по-другому: нормально, цивилизованно? Тяжело, но вскоре ты поймешь, что у каждого своя мораль. И диктует ее не общество, а образ мыслей. Ты просто сбилась с правильного пути когда-то.

– Язык у тебя подвешен, ничего не скажешь. Получается у тебя лапшу на уши вешать. Тебе лет-то хоть сколько?

– Неважно. Вместо пререканий со мной ты попробуй поступить по-другому, решить свои проблемы, никого при этом не шантажируя, не сношая и не обманывая. Уйди с этой клоаки, что называют элитным клубом, перестань подрывать свое здоровье, оборви все связи, найди занятие по душе… Полюби по-настоящему. Иначе твой спасительный поезд рано или поздно уйдет.

– Еще в детстве…

– Что в детстве?

– Он ушел еще в детстве.

– Мне кажется, сейчас хороший момент снова в него запрыгнуть.

– Ты настырный.

– Хорошо, давай попробуем зайти с другой стороны. Раз ты такая умная и хитрая, взвесь все в голове – вспомни, что произошло. Ты говоришь, что на своем месте, все там вертится вокруг тебя, что ты единственная и неповторимая. Но… твое безрассудство вылилось в проблему для человека, которого ты любишь… или не любишь – это уже не мое дело. Упрямство и жажда наживы едва не погубили тебя на холоде. А если вместо молодых хоккеюг тебе попались бы мужики посильнее и понастойчивее? Намерения у них посерьезнее, я думаю. Они вполне могли тебя изувечить, изнасиловать, убить… расчленить на худой конец. Кто-то вон попытался уже, – я указал на синяк у нее под глазом. – И к чему ты пришла? Ты не нужна никому. Мужа нет. Никто за тобой не идет, тебя никто не выручает, не ищет. Грязные люди ведут себя подобающе, да? – невольно ее мысли совпали с моими словами. – Никто не спасет, не согреет, не пожалеет. Так делают только чистенькие, коих ты не перевариваешь. Но независимо от ситуации добрые люди придут тебе на помощь, даже если ты сделала им больно. А в твоем любимом грязном мире свято место пусто не бывает: твою корону наденут другие, а тебя утопят так, что не выплывешь. В таком мире жить нельзя… Тебя спасли случай и доброжелательность гайцов. Ты бы не замерзла, если б у тебя были люди, которые ценят и любят тебя по-настоящему. Чем дальше ты отрицаешь факты, тем меньше у тебя шансов выбраться. А конец был так близок. Уверен, ты уже чувствовала его. По глазам вижу, – Лиза молчала. Я продолжил. – Не пробовала найти себе нормальную работу?

– Что ты можешь знать про все это, мальчишка?! Моя жизнь, мое тело – сама решаю, как и чем зарабатывать. Меня все устраивает. Есть тысячи причин, почему я такая и почему не хочу меняться.

– Значит, ты глубоко несчастна, раз так считаешь. Либо просто дура.

– Твои родители в церкви, что ли, служат? Уж больно ты подкован в проповедях.

– Наверное, ты просто забыла, кто такая настоящая женщина.

– Обычным бабам, что ничего не видели в жизни кроме неблагодарной работы, плиты, спиногрызов и подпитого волосатого мужа, меня не понять. Таким, как я, тоже бывает тяжело.

– Надо же, бедняжка! А я ведь объяснил тебе, почему так произошло.

– Как-то раз клиенты приковали меня наручниками к бильярдному столу. Пьяные изверги – вылитые твои подопечные в будущем – из ментовки, кстати. Наверное, нет смысла говорить, как они применяли кий и куда пытались закатить шары со стола?

– Что же в этом хорошего? – поморщил нос я.

– Порой то, что женщины считаются слабым полом, идет нам только на пользу. После той ночи я владею каждым из этих мужиков – всеми до единого. И я сегодня же могу прийти к ним, показать твою фотографию и сказать, что ты меня избил и похитил. И мне безоговорочно поверят, найдут тебя и умертвят тем способом, который я выберу.