Липовый барон - Романов Илья Николаевич

– Именно поэтому, ввиду вашей беспристрастности, мы обращаемся к вам… – начал старец.

– Даже осел понимает, что яблоки вкуснее соломы! – рявкнул неряха.

Он, походу, совсем борзой: сравнил меня с ослом. Хотя, видимо, это расхожая поговорка. В любом случае, наглый, ты сам не понял, как попал. Я тебя в споре закопаю не только потому, что мне это выгодно из-за симпатии жреца, но и потому, что ты слишком грубый и вонючий.

– Я согласен быть судьёй, но только если вы будете говорить медленно и понятными мне словами, – выставил я своё условие, присев за стол к спорщикам. – Если вы будете говорить всё так же, то я вас просто не пойму…

Сухощавый старикашка-жрец согласно покачал головой. Бомж только хмыкнул на моё признание: типа, а что ещё от тебя, деревенщины и тупицы, можно ожидать.

Поначалу судить спор не задалось. В течение получаса я выяснял значения новых слов. Вот не надо вякать, что вы сходу сможете спорить даже с самым тупым философом, не зная терминов. Майевтика, растудыть её! Кто знает значение термина, тот поймёт. А другие, ну что я вам буду объяснять, классический университет вам в помощь.

В общем, я был Сократом, точнее, разыграл его карту. Как бы это объяснить по-простому. Это когда ты строишь из себя дурака, что при моем знании языка несложно, а потом ловишь собеседника на простом противоречии в его же словах.

Кто не понял, это не ловля на понятиях! Понятия чётко структурированы и прописаны по замкнутой схеме. Понятия – это кубики! Ты из них можешь составить слово, но не можешь сложить то, что за пределами их языка[43].

Сократ совсем не этим брал. Простыми словами, мудрец докапывался до незаметных мелочей и переворачивал всю схему с ног на голову. Самураи сказали бы, что он прогибался, как ветка ели под снегом, чтобы после его скинуть.[44]

Вечно пьяный Сократ постоянно строил из себя дурачка в спорах. Пускай пыжится говорливый и сам под себя копает – подлови и сбей. Не случайно Будда, когда один из учеников пытался узнать у него ответ на один из трёх вечных вопросов, надолго замолчал. Невозможно уличить в противоречии того, кто ничего не говорит. Так и бой между мастерами длится недолго – до первой ошибки, а в защите их меньше.

В общем, я долго молчал. Копил словарный запас, но потом меня было не заткнуть.

Бомжа я поймал на простом противоречии. Этот чудик считает, что грязь защищает от болезней. Да, я же с тобой согласен! Вспомнил о народностях Дальнего Севера, которые умирали, когда их насильно мыли коммунисты.[45] Естественно, никаких коммунистов в моей риторике не было, а были сказания моего народа.

Старикашка-жрец под мою риторику загрустил. Ну не надо так. Это уловка.

Бомж раздухарился. Сыпал аргументами. Блин! Просил же, без сложных слов! Тоже мне, победитель в споре! Ну ничего, сейчас ты быстро остынешь.

Да, я согласен, что мыться водой – это смерть! Причём тут я ничуть не соврал! Это и в самом деле так. Только дьявол кроется в деталях. Я рассказал предание моего народа о незримой смерти в воде.

Любая вода, что не исходит паром, несёт в себе эту опасность. Соврал, конечно, достаточно семидесяти градусов, но зачем мне лишний геморрой – объяснять, как температура меряется.

Потом выдал очередную легенду о яде, который выходит из тела человека и, смешиваясь с водой, убивает живых.

Кто не в курсе, немцы в городах вдоль их великой реки часто дохли от холеры, потому что воды Рейна несли в себе фекалии – лучшую среду для бацилл холеры. Правда в том, что фильтры для воды в Германии придумали вовсе не потому, что немцы такие умные и чистоплотные. У них просто выхода не было: столетиями канализацию всех городов сливали в реку, вот и дохли постоянно от инфекций. Цивилизация, блин! В начале двадцатого века им пришлось от перенаселения фильтры изобретать.

Надо признаться, что поначалу бомж пытался меня перебивать и что-то заумное говорить. Смешной. Я же варвар и потому не в курсе, что собеседнику нельзя мешать. Я тупо орал на своей волне. Неряха не унимался. Пытался поймать меня на словах. Говорил, что вода с ядом от кипячения не станет менее опасной, и даже грозился на примере мне это доказать. Смешной, а кто возражает, что химикаты в кипячёной воде не становятся менее опасными.

Нет, ну так-то он меня правильно подловил на словах. Я бы на его месте так же делал бы. Но опять, дьявол кроется в деталях. Я сослался на то, что чужестранец, и плохо знаю язык. В общем, повинился, что сразу не донёс до публики, что яд живой и, как всё живое, умирает в кипящей воде.

Думаете, на этом спор прекратился? Думаете, меня предали местной анафеме?

А вот и нет. Такое было бы возможно, только если нет оппонента в лице жреца, который негласно поддерживает меня. Думаете, почему Галилея не сожгли в отличие от Коперника? Тот тоже играл на противоречиях в политике кардиналов. Хотя отрицать то, что у него был друг-кардинал, я тоже не буду.[46]

На словах это просто, а на деле мне это стоило почти часа криков и споров. Живой яд – новый термин в местном языке. Даже жрец Рарнора прогрузился от моих слов.

К слову сказать, доказательная база у меня была примитивной. Верую! Ну, точнее, у нас веруют! Как ни странно для меня, но тут на такие финты повелись. С другой стороны, а чем наука в шестнадцатом веке отличалась от религии? Банально заглянешь в учебник по естествознанию – плюешься от латыни; там четверть ссылок на Августина и прочих святых и ещё четверть – на разные мифы.

Дальше для меня было интереснее. Бомж подловил меня на умозаключении, что если есть живой яд в воде, то почему бы ему не быть везде. Это он на воздух намекал. Не знаю, есть ли здесь такой термин как «воздух», но этим он меня чуть ли не поймал.

Я, если честно, был уже накушавшийся. Два часа в трактире впустую не проходят. Силуэты собеседников давно уже размытые. Я даже забыл, зачем ввязался в этот нелепый спор, да и вообще, зачем сюда пришёл. Правильно моя мама говорила: «Уступи крикливому дураку дорогу, пусть он сам споткнётся о свои слова». Вот только она не учла того, что я сам такой же. Что я нёс дальше, сам уже не помню…

Кто-то может подумать, для чего я всё это рассказал. А чтобы не думали, что раньше жили глупцы. Как сказал кто-то из древних греков две тысячи лет назад: «Не надо смеяться над древними поколениями! Помните, что поколений, которые будут смеяться над вами, будет гораздо больше!»

Проснулся я под утро, ещё даже не прозвучали удары била. Темно, во рту кака, и где я, непонятно. Оказывается, я спал на полу, на коврике в какой-то комнате.

Вот не надо читать мораль, что на меня охотятся, мой кореш в тюрьме, а я тут напиваюсь. Для пользы дела старался, ну и как всегда…

Тайна места моего пребывания разрешилась просто. Я всё в той же таверне, в каком-то номере, темень которого чуть разгоняет одинокая лучина над миской с водой рядом с письменным столом. За столом кто-то сидит, сгорбившись, и пишет.

Старик?! Я что, у него в номере? А что я здесь забыл-то?

– Очнулся? – не поворачиваясь ко мне, спросил жрец. – Ты пока приходи в себя. Голову поправь, а я пока допишу.

Вот чертяка! Даже не глядя на меня понимает, что мне сейчас не до разговоров. Как он там сказал: «Голову поправь». Я это и сделал, спустившись в нижнюю часть таверны. Сходил в туалет, заказал кружку пива у сонного мальчишки, бывшего в таверне на посылках.

Постепенно в памяти стало проясняться.

Ну, блин! Я вчера чудил! Всё! Завязываю пить! Сейчас только приду в себя и больше не буду! Вообще никогда пить не буду!

Хотя кому я вру?! Сколько раз себе обещал уйти в завязку, но больше полугода ни разу не держался, обычно уже месяца с третьего опять начинал понемногу.