Сигналы Вселенной - Владимир Бабула

Когда праплемянник начал говорить, я сначала подумал, что на него просто повлияло окружение, дух прошлого. Однако теперь я уже понимаю, что он умышленно завел меня в то кафе.

— Вы довольны, дядя? — спросил Олаф и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Боюсь, что этот мир — не для вас, что вы в нем чувствуете себя чужим…

Я согласился, потому что такое чувство еще недавно охватывало меня довольно-таки часто; но сразу же начал оправдываться:

— Все-таки я уже начинаю понимать вашу эпоху… Я увидел, что люди теперь живут счастливее, чем во времена моей молодости…

К моему большому удивлению, праплемянник замотал головой:

— Не верьте этому. Нынешняя эпоха отобрала у предприимчивого человека всякую возможность развития.

— Не может быть! — возразил я решительно. — Посмотрите хотя бы на академика Навратила: для того, чтобы он смог осуществить свой блестящий план исследования соседней звездной системы, ему помогает Всемирная Академия наук, а это значит — все человечество.

— Это правда, дядюшка. В науке он может выдвинуться, но только в науке… Но если даже и так: что он со всего этого будет иметь?.. Скоро его идея станет всеобщим достоянием, и соседней звездной системой овладеет не он, а все человечество, если употребить ваше выражение.

Эти слова несказанно удивили меня:

— Я вас не понимаю, Олаф! Ведь и Амундсен не хотел завладеть Северным полюсом!

— А вспомните-ка старых английских путешественников, которые первыми из белых проникли в черную Африку, или тех, что открыли Австралию и неизвестные острова. Не были ли они разведчиками английской армии, которая довольно быстро захватила все эти вновь открытые земли?.. Всякое новое открытие увеличивало могущество Англии, а вместе с тем и могущество того, кто находил новые земли. И это было справедливо. Человек обладает не только врожденной жаждой жизни, но и жаждой власти. Стремится не только жить, но и повелевать другими. И теперь рождаются сильные духом избранники, каким суждено было бы властвовать над человечеством. Но у них нет условий для развития. Их благородные порывы подавляются в зародыше.

Праплемянник замолчал, чтобы дать мне возможность осмыслить его философию. Должен признать, что я его не очень понял: ведь я никогда не стремился к власти над другими людьми. Казалось, Олаф читал мои мысли:

— И вы, дядя, человек благородного духа. И вам, члену нашей славной семьи, предначертано властвовать…

— Кем и почему? — запинаясь, спросил я, опасаясь, что мой родственник сошел с ума.

Олаф улыбнулся:

— Это не так глупо, как вам кажется на первый взгляд. Когда я раскрою вам нашу великую тайну, вы поймете, что я говорю вполне здраво… — он понизил голос. — Я твердо верю, что вы, человек нашей крови, не станете подлым доносчиком, и то, что я вам сейчас открою, не расскажете никому — ни Навратилу, ни барышне Свозиловой, с которой, как я замечаю, у вас достаточно близкие отношения…

— Мы только друзья! — запротестовал я. — Можете спокойно говорить… С тем, что я где-то услышу, на базар не хожу.

— Да, это правильно, — сказал он. — Видно, что я не ошибся в вас… — И продолжал: — Итак, никто даже не подозревает, что существует тайное общество, в которое входят все благородные духом люди бывшего высшего света. Я также член этого общества. Мы называемся «Братством сильной руки». Нас немного, однако среди нас есть представители почти всех белых наций. Цветных низшей расы в «Братство» не принимаем. Несколько наших «братьев» выполняют сейчас важные функции в человеческом обществе…

— А почему ваше общество тайное? — удивился я. — Все народы теперь живут свободно и люди, как я заметил, ничем не ограничены в своих действиях…

— И все же мы вынуждены скрываться. Если бы мы сунулись со своей программой к людям, всех нас арестовали бы, такое нынче время. Раньше такие как мы могли свободно творить что угодно, — даже публично выдвинуть программу завоевания мира, — и никто бы ничего не сделал. Да и не мог бы, потому что мы обладали властью. А теперь мы тайно боремся за возвращение этой власти…

Я не переставал удивляться:

— А зачем вам это могущество? Каждый сегодня получает то, в чем нуждается, никто не боится стать безработным и погибнуть от голода…

— Однако никто не смеет сказать: «Я вам приказываю, а вы должны повиноваться!»

— Чего же тогда хочет это ваше «Братство»?

— Я уже говорил вам: снова завоевать власть.

— Как? С оружием в руках? — вздрогнул я.

— Да, и с оружием. В момент, когда мир будет меньше всего этого ждать, мы объявим ему шах и мат. Среди нас есть много специалистов-энергетиков, которые сумеют вернуть славу атомному оружию.

В университетской библиотеке я видел снимки двух страшных взрывов атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки в Японии. Вспомнил о них, и меня охватил ужас.

— Неужели вы хотите снова убивать матерей и детей?!

Олаф схватил меня за руку и больно сжал:

— Ради бога, тише, чтобы никто не услышал! — зашипел он мне на ухо. — Возможно, в этом и не будет необходимости, а с вами так или иначе ничего не случится… — попытался он меня успокоить. — Впрочем, сейчас ваши нервы еще слабы, и вы слишком сентиментальны. Неужели вас волнует судьба нескольких миллионов незнакомых людей?.. Людей в мире, достаточно… Разве вы плачете над скотом, который забивают на бойне?

Мне стало дурно, и, признаюсь, я начал побаиваться своего праплемянника.

— Вы меня разыскали, чтобы рассказать только это? — пробормотал я осторожно.

Про себя я уже прикидывал расстояние от стола до двери, чтобы при случае сбежать. Но Олаф все время держал меня за запястье.

— Я нуждаюсь в небольшой помощи с вашей стороны,

— сказал он с ледяным спокойствием.

Я упорно не отвечал, решив молчать до конца этой странной беседы.

— Я — известный сотрудник исследовательского ядерного института в Питтсбурге, — продолжал он неумолимо.

— Завтра или послезавтра попрошу принять меня в экспедицию Навратила. Я не полез бы туда, — для нашего брата это слишком рискованное дело, — но мне поручено очень важное задание. Я был бы рад, дорогой дядя, если бы вы помогли мне при выполнении этого задания. Вдвоем проще тянуть лямку…

Я больше не мог молчать.

— Я… я вам… — Я хотел, собственно, сказать, что никогда и ни за что не буду помогать ему, но вовремя осознал, что это — опасный преступник, который не постесняется поднять руку на собственного дядю.

— Рад бы вам помочь, — сказал я осторожно, — но не могу. Я, правда, работаю на сборке межзвездного корабля, но в полете участвовать не буду…