«Первый». Том 2 (СИ) - Савич Михаил Владимирович

— Хорошему человеку, почему же не помочь, к тому же я всех этих чиновников, что кровь у народа пьют, ненавижу. Когда родители умерли, меня по малолетству хотели в детский дом упечь и квартиру забрать.

— Бедняжка, обошлось?

— Я тогда к этим внукам обратился. Помогло. Они тех сильно прижали, еще и со мной поделились доходом. Для мальчишки пятнадцати лет, двести тысяч — огромные деньги.

— Ой ли? Двести? За что?

— За информацию, на основании которой, они взяли тех негодяев в разработку. Ну и помог я им. Следил, фотографировал и все такое. Мальчишки, они вездесущие, и внимания особого не привлекают.

— Так ведь и я незаметная. Я в том доме могу столько этой информации собрать, они там все разбрасывают везде, когда пьяные, а в планшетах у них иногда такое есть, аж тошно становится, а то и страшно. И счета всякие я вижу постоянно, и бумаги разные.

— Да это золотое дно, Анна Ивановна, за такое вам не меньше миллиона заплатят, и риска никакого и денег своих вкладывать не нужно. Я вам даже завидую.

— Так я с вами, Мих, поделюсь.

— Нет, Анна Ивановна, я вам, конечно, помогу, но чужого я никогда не брал. Это будет ваша зарплата и ваша борьба с коррупцией в России. Вы мне на этом телефоне свой номер наберите, через пару дней вам позвонят, и вы всё это

обговорите. Аванс обязательно возьмите. Двадцать тысяч. Это там норма такая.

— Сам господь мне вас послал, Мих. Вот, я уже набрала.

Явно обрадовавшаяся, женщина вернула владельцу обычный старенький и очень потертый сотовый телефон.

— Вот и славно. Вы, пока мы шли, и успокоились, и выглядите в десять раз лучше, чему я очень рад. Да и до метро мы уже добрались.

— Спасибо вам, Мих. Здоровья вам, и жену хорошую.

— И вам, Анна Ивановна. Здоровья, и выплатить ипотеку через пару месяцев.

Женщина, уже совершенно успокоившаяся, разрумянившаяся и помолодевшая, бодрым шагом вошла в вестибюль станции метрополитена.

— Гюль, лови номер. Послезавтра к Анне Ивановне пошли девушку, обязательно русскую, на киргизов она еще долго будет нервно реагировать.

— Есть. Быстро ты, Мих, как у тебя такие вещи получаются?

— Искренне. Я ей сочувствую, тяжелая жизнь у человека. А своих тебе ещё обучать нужно. По сценарию они должны были вызвать чувство легкого беспокойства, а не пугать и не доводить до обморока. К тому же явная небрежность в подготовке. Где ты видела строителей с маникюром?

А запах? Кто из них дорогой парфюм использует? Вы расслабились за эти годы. Анна Ивановна от стресса на мелочи внимания сейчас не обратила, но ты же знаешь женщин, пройдет время, и она может вспомнить эту историю и задуматься. А контакт очень хороший и важный сейчас и, возможно, на будущее.

Репутация у неё в её агентстве очень хорошая, нареканий не было и отзывы на высшем уровне. Да и женщины такого типа очень востребованы в этой сфере. Ты, Гюль, старайся её удержать и в этой операции и на будущее.

— Это только ты такие вещи видишь, зря ты «внуков» бросил, с тобой у нас лучше получалось. Слушай, почему-то от тебя сигнал с задержкой идет, как у тебя? Стоит беспокоиться?

— Стоит, и всегда. И список слов, которые произносить в эфире нельзя, нужно обновлять постоянно. Сейчас задержка потому, что я звоню через три промежуточных звена.

— Вот теперь я тебя узнаю — безопасность в кубе. Все наши этот твой список назубок выучили. Ты эту Анну Ивановну куда-то в конкретный дом хочешь после этого дела пристроить?

— Не будь такой догадливой, а то не будет счастья в личной жизни. Да, есть у меня план. Один нехороший человек, по случаю ожидаемого увеличения своей семьи, будет подыскивать прислугу.

— Для Анны Ивановны цели обычные? Взятки, обналичка, липовые договоры, подставные фирмы?

— И это тоже, по обычной схеме. Но здесь что-то необычное есть на его детей. Что-то в глазах у нашей протеже я увидел, когда она о них говорила. Возможно, что они все границы перешли, о чём отец, скорее всего, не знает. Перспективно. А ребят своих ты пожестче.

Перед таким заданием их нужно на денёк на стройку отправить. Всё должно быть натуральным — и вид внешний, и запах. Это серьёзно. Сейчас они в метро спустились. Будь там грамотный мент на входе, мог бы заинтересоваться, почему строители такие чистенькие, и пахнут не бетоном, а духами дорогими.

— У них все документы настоящие, без сучка и задоринки.

— Ещё того хуже. Такое несоответствие может напугать органы. Тут и до ФСБ недалеко. Хочешь узнать, как у нас с террористами борются?

— Напугал. Исправлюсь.

— В общем, работай. До связи.

------

Здравствуй, дорогой дневник.

Как-то я наткнулся на такую фразу, автора не помню, но саму фразу забыть не могу. Что вообще она может означать? В то время писали на бумаге, но вряд ли автор обращался к ней. Если это так, то кому он желает здоровья? Себе самому? Это я понять могу, редко кто себе здоровья не желает, настолько редко, что я таких не встречал. Странно, но фраза в память запала, и это значит, что необходимо её использовать.

Здравствуй недолго, дорогой мой жесткий диск, я тебя сегодня убью. Извини. Пусть тебя утешает то, что ты будешь не единственной моей жертвой.

Я собираюсь убить человека.

От одного написания такой фразы под кожей пробежал холодок. Но решение я принял давно и много раз обдумывал, сомневался, но всегда возвращался к нему. Как же я дошел до такого? Кто я такой сейчас, каким был, и каким стану после этого? Убийство. Недавно перечитал Достоевского — не помогло. Метания Раскольникова мне ясны, но не близки. Читается легко и верится в происходящее, но как ему в голову могло прийти убийство старой беззащитной женщины? Понять, а тем более примерить это на себя я не могу. Топор — это уже что-то совсем дикое.

Так что это моё решение осталось незыблемым. До сих пор к людям, совершавшим хладнокровное преднамеренное убийство, я относился резко отрицательно. Иногда можно было понять их мотивы, но принять и одобрить этого я никогда не мог и сейчас вынужден бороться с самим собой. С тем обычным пареньком, который рос в обычном питерском дворике, дружил с мальчишками, бегал за девчонками, всегда и однозначно не одобрял любой криминал. Это влияние воспитания. Может быть, сказываются предки.

Стоило задуматься о прошлом, и нахлынули воспоминания, всё ещё болезненные.

У родителей я был один, и меня баловали всю жизнь. Я никогда всерьёз ни в чём не нуждался, и бедность видел только у других. Учился легко, без напряжения. Все учебники я читал всегда на пару лет вперед, и легко всё усваивал. Друзья. Подруга, ставшая постоянной.

Наташа — красавица, и при этом совсем не дура. Такое тоже бывает. Нет, правда. Я даже двух таких знаю. Обычно, красивым девочкам с ранних лет всё дается почти даром, все ими восхищаются, учителя-мужчины ставят завышенные оценки. Учительницы, как ни странно, тоже.

Это происходит вследствие того, что понимают — будущее красавицы и так обеспечено, и ей напрягаться в жизни не придется. Красивых балуют все, и чем дальше, тем больше. Среди сверстников им гарантирована популярность. После пятнадцати им вообще ни о чем беспокоиться не приходится, кроме своей безопасности.

Отсутствие необходимости напрягать мозг, в детские и юношеские годы, приводит к необратимым последствиям. Но это я отвлёкся, очень не хочется возвращаться к мрачным воспоминаниям и рассуждениям.

Моя идиллия закончилась, когда мне было пятнадцать. В один день. Авария нашей, совершенно новой, машины, и смерть обоих родителей. До сих пор вспоминаю с комком в горле. Вряд ли мне, когда-нибудь, будет ещё раз так плохо.

Прежняя жизнь закончилась. Из атмосферы заботы и любви я попал в кошмар тоски, отчаянья и одиночества. То надежное, доброе, любящее… То место, где я вырос и куда возвращался каждый день, не обращая особого внимания и воспринимая как должное, исчезло, оставив за собой пустоту и щемящую боль в груди.