Симулакрон - Филип Дик

Он устало махнул в сторону ниши, которая открылась в одной из стен его кабинета.

- Садитесь и подключайтесь. А я буду слушать и одновременно заполнять эти формы "четыре-десять", присланные из Берлина.

Исполненный праведного негодования, Эдгар Стоун дрожащими руками прикрепил электроды "исповедывателя" к соответствующим точкам у себя на черепе, а затем, взяв микрофон, начал исповедь. По мере того, как он говорил, медленно вращались бобины с магнитной лентой внутри аппарата.

- Движимый ложной жалостью, - начал он, - я нарушил устав этого здания. Но меня беспокоит главным образом не проступок сам по себе, а мотивы, которые за ним стоят. Проступок этот - результат неправильного отношения к своим ближним, к другим жильцам этого дома. Мой сосед, мистер Ян Дункан, провалился на своем очередном релпол-экзамене, и я уже представлял себе, как его выселяют из "Авраама Линкольна". Я солидаризовался с ним, ибо подсознательно и самого себя расцениваю как неудачника, как человека, не очень-то состоявшегося в качестве жильца этого дома, да и гражданина вообще, и поэтому я подделал набранные им очки при ответах на вопросы так, чтобы он прошел испытание. По всей очевидности, мистеру Яну Дункану нужно представить новые релпол-тест-таблицы, а тот результат, который я сфальсифицировал, следовало бы аннулировать.

Он пристально поглядел на капеллана, но по выражению его лица невозможно было точно определить, как он отреагировал на это признание.

Таким- то вот образом, за Дунканом и его классическим кувшином будет установлен более пристальный надзор, отметил про себя Стоун.

Теперь "исповедыватель" анализирует его рассказ. Вскоре из него выпрыгнула перфокарта, и Дейль поднялся из-за стола, чтобы взять ее. После долгого, очень внимательного рассмотрения он с большим интересом стал разглядывать Стоуна.

- Мистер Стоун, - сказал он, - выраженная здесь точка зрения подразумевает, что ваша исповедь вовсе таковой не является. А что на самом деле у вас на уме? Садитесь снова и начинайте все с самого начала еще раз; вашим суждениям недостает должной глубины, материалу, представленному вами, еще далеко до подлинности. И я предлагаю, чтобы вы начали с признания в попытке исказить суть своей исповеди сознательно и преднамеренно.

- Ничего подобного, - возразил Стоун или, вернее, пытался было возразить: дар речи ему изменил, он прямо-таки онемел от страха. - М-может б-быть, лучше бы обсудить эти вопросы, сэр, в произвольной форме, без соблюдения положенных формальностей? Я в самом деле подтасовал результат контрольного релпол-испытания Яна Дункана. Это факт. Что же касается мотивов, которыми я руководствовался…

- Разве вы сейчас не позавидовали Дункану? - перебил его Дойль. - Его успеху в исполнении на кувшине, открывшему ему дорогу в Белый Дом?

Наступила тягостная тишина.

- Это… могло иметь место, - процедил в конце концов сквозь зубы Стоун виновато. - Но это нисколько не меняет того факта, что по всей справедливости Яну Дункану не положено жить здесь; его следует выселить, независимо от моих побуждений. Загляните в свод правил проживания в муниципальных (общественных) многоквартирных домах. Я знаю, что там есть раздел, относящийся к ситуации, подобной этой.

- Но вам не уйти отсюда, - упорствовал капеллан, - не сознавшись во всем. Вы должны удовлетворить машину. Вы сейчас пытаетесь добиться принудительного выселения соседа, чтобы удовлетворить свои эмоциональные, психологические потребности. Сознайтесь в этом, а уж потом, возможно, мы сможет обсудить действующее законодательство, те параграфы его, что имеют касательство к Дункану.

Стоун застонал и еще раз прикрепил к своему черепу замысловатую систему электродов.

- Ладно, - проскрежетал он. - Я ненавижу Яна Дункана из-за того, что он артистически одарен, а я - нет. Я желаю предстать перед судом присяжных из двенадцати жильцов этого дома, который и определит наказание за этот мой грех; но я настаиваю на том, чтобы Дункана подвергли повторной релпол-проверке! Я не отступлюсь от этого - у него нет ни малейшего права проживать здесь, среди нас. Это и аморально, и противозаконно.

- Так теперь, по крайней мере, честнее с вашей стороны, - сказал Дойль.

- Если уж быть честным до конца, - произнес Стоун, - то мне нравится игра ансамбля на кувшинах; мне понравился их небольшой концерт, тогда, вечером. Но я вынужден вести себя именно таким образом, поскольку только это, по моему глубочайшему убеждению, отвечает в полной мере общественным интересам.

"Исповедыватель", так ему во всяком случае показалось, фыркнул насмешливо, выстреливая вторую перфокарту. Впрочем, это, конечно, всего лишь игра его воображения.

- Вы просто топите себя все глубже и глубже, - произнес Дойль, расшифровав вердикт машины. - Поглядите-ка сами.

Он угрюмо протянул карту Стоуну.

- Ваш разум прямо-таки обуян беспорядочными, противоречивыми побуждениями. Когда вы исповедовались в последний раз?

Густо покраснев, Стоун промямлил:

- Мне кажется… в прошлом августе. Капелланом был тогда Пепе Джоунс.

Да, точно, в августе.

На самом же деле, это было еще в самом начале июля.

- Над вами придется изрядно потрудиться, - произнес Дойль, закуривая сигарету и откидываясь на спинку стула.

После оживленного обсуждения и горячих споров открыть свою программу выступления в Белом Доме они решили с одной из чакконн Баха. Элу она всегда очень нравилась, несмотря на все трудности ее исполнения, двойные синкопы и тому подобное. Дункан же нервничал от одной только мысли об этой чакконне. Он жалел, теперь, когда в конце концов решение было принято, что не настоял на своем: начинать стоило бы с куда более простой пятой виолончельной сюиты. Но теперь уже было поздно что-либо менять. Эл отослал программу концерта секретарю Белого Дома по вопросам науки и искусства мистеру Гарольду Слеваку.

- Ради Бога, не беспокойся, - сказал Эл. Тебе ведь здесь придется вести вторую партию. Или ты согласен вторую партию уступить мне?

- Нет, - ответил Ян.

Это в самом деле немало облегчало его задачу. Партия, которую взялся исполнять Эл, была гораздо более трудной.

Снаружи стоянки "Марсолеты Луни Люка" № 3 начала свое движение папоола, пересекая тротуар в своем скользящем, безмолвном преследовании перспективных потенциальных покупателей. Было всего лишь десять утра, и пока еще никто поблизости не появлялся, кого бы стоило взять за воротник.

Сегодня стоянка расположилась в холмистом районе Окленда, штат Калифорния, среди извилистых, обсаженных деревьями улиц наиболее респектабельного жилого района. Напротив стоянки Яну виднелся "Джо Луис" - своеобразной архитектуры потрясающе шикарный дом на тысячу квартир, большей частью заселенный состоятельными неграми. Здание в лучах утреннего солнца казалось особенно опрятным и ухоженным. У входа стоял охранник, со значком и винтовкой, не пропуская внутрь тех, кто там не проживал.