Студент 2 (СИ) - Советский Всеволод

Конечно, я расценил это как знак доверия. Николай Локтев увидел, что в общаге появился первокурсник, с которым вполне можно иметь дело. Теперь я должен эту репутацию оправдать.

Ножом хозяин расчекрыжил помидорину на четыре части, посыпал грубой серой солью.

— За знакомство! — провозгласил он, и мы выпили. Воспитание не позволило мне уйти сразу, мы деликатно потрепались о незначительном, после чего я объявил, что мне пора.

— Давай! — хозяин встал. Улыбнулся: — Ну, теперь дорогу в комнату знаешь! Будут вопросы — заходи!

— Конечно, — сказал я, понимая, что по пустякам старосту этажа беспокоить нечего. На том и распрощались.

Идя к себе в четыреста седьмую, я с некоторым удивлением обнаружил, что пятьдесят граммов водки сработали как последняя капля, переполнившая чашу. Упав на практически перебродивший коньяк, они вызвали какую-то снотворную реакцию. Разморило. По внешнему виду не скажешь, но изнутри-то я себя ощущал безошибочно… И ощутил сильное желание добраться до кровати, упасть и расслабиться, хотя было совсем еще не так поздно.

В комнате народ был в полном сборе, прибыл и Роман. По-моему, он был самую малость подшофе, хотя утверждать не возьмусь. Меня встретили приветливыми возгласами, аж душа расцвела… Я сказал: мужики, мол, я сейчас завалюсь, сильно устал, а вы не обращайте внимания, делайте свои дела, мне это не мешает никак, абсолютно. Именно этим словом подчеркнул — абсолютно, а Витек горячо подтвердил, должно быть, судя по себе. Он если уж засыпал, то хоть из пушки пали, не разбудишь.

Сказано — сделано, я лег, сделал вид, что задремал… при этом намеревался поразмыслить упорядоченно. Обработать сегодняшнюю информацию. Мне это представилось очень увлекательной задачей… Но парни в комнате, пусть и вполголоса, оберегая мой сон, пустились в такие разговоры, от которых мои уши превратились в локаторы. Проще говоря, стало интересно, потому что все это когда-то было мне знакомо, все я слышал, но по верхам, и давным-давно все это потерялось под грузом памяти… А тут вдруг воскресло. Ну какой тут к черту сон и даже размышления! Как сдуло. Я лежал с закрытыми глазами и слушал.

Трепались пацаны горячо и умеренно-матерно. А темы беседы, как в таких случаях бывает, перекидывались от одной к другой совершенно вольно.

Сперва заговорили о космических полетах, и понятно почему. Но… тут надо сделать небольшое предисловие.

Сами по себе запуски пилотируемых космических кораблей сделались к 1978 году достаточно рутинными. Нет, конечно, они были заметными событиями, но такой нереальной, сокрушительной, неописуемой сенсационности, как полеты Гагарина, Титова, Терешковой, конечно, уже не имели. Летали наши, летали американцы — исключительно космонавты/астронавты этих двух стран; никаких иных граждан во внеземном пространстве пока не было… Советская космонавтика к этому самому времени давно уже освоила третье поколение кораблей — «Союз» и совсем недавно второе поколение орбитальных станций — «Салют-6». Освоение давалось адским трудом, потом и кровью, гибелью космонавтов… но все же старты пилотируемых аппаратов постепенно становились обыденностью. Тут кого-то из идеологов озарила идея подхлестнуть тему, и коллективный творческий разум заработал. В 1975 году (это было в контексте глобальной повестки «разрядка напряженности») состоялся сенсационный и, как потом оказалось, единственный в своем роде советско-американский полет «Союз-Аполлон». А вскоре в рамках программы «Интеркосмос» (сотрудничество социалистических стран в космической сфере) были задуманы совместные полеты космонавтов из этих стран. То есть чтобы советский плюс иностранец. Готовилось это, разумеется, в строжайшей тайне, и первый такой старт международного экипажа в марте 1978 года по-хорошему взорвал медийное и социальное пространство.

Это был корабль «Союз-28». Состав экипажа: наш Алексей Губарев и чех Владимир Ремек. Впервые в истории гражданин третьей страны очутился в космосе! В июне стартанул «Союз-30» — на нем взлетели Петр Климук и поляк Мирослав Гермашевский, уроженец восточных районов довоенной Польши, младенцем уцелевший во время так называемой «Волынской резни»… Ну, а совсем несколько дней назад в космос отправился «Союз-31». На нем были Валерий Быковский и немец Зигмунд Йен. Сегодня данный экипаж находился на орбите, и ребята как раз поминали его в терминах разной степени цензурности — но дело все же не в том.

Главный предмет их дискуссии — представитель какой социалистической страны полетит в космос следующим! Венгр, болгарин, румын?.. А может, это будет не европеец⁈ Вьетнамец, кубинец, монгол?.. Про югославов и китайцев речь, понятно, не шла. КНР тогда воспринималась как «противник № 2» после США, и ей советская пропаганда вообще отказывала в праве находиться в «лагере социализма», а Югославия всегда в нем занимала своенравное положение.

Дебаты разгорелись не на шутку, хотя и яростным полушепотом — ребята не забывали, что я «сплю», а я слушал с огромным интересом. К единому мнению не пришли, а разговор, вот совсем не пойми как отскочил к аргентинскому чемпионату мира. Тоже тема неисчерпаемая… Но тут вдруг Роман крутанул совершенно внезапный пируэт мысли:

— Слышь, мужики! А вы помните, как в это время⁈ В самом начале!..

В самом начале этого чемпионата, в первых числах июня, когда телезрители предвкушали вечернюю трансляцию матча, на экран вышел вечерний анонс программы передач на завтра. Вел эту объяву ведущий популярнейшей музыкальной передачи «Утренняя почта», он же диктор Юрий Николаев, тогда молодой, очень симпатичный и обаятельный парень. Ну, стал читать, вроде все обыкновенно… но слово за слово, и многомиллионная аудитория начала столбенеть, не веря глазам своим: диктор-то, похоже, бухой, да не слегка, а еле языком ворочает!..

— Да не было этого! — резко перебил Толик. — Ложь!

Правда жизни требует отметить, что он употребил другое слово, вместо «ложь», в рифму с ним, но без мягкого знака.

— Как это не было⁈ — вскипел Роман. — Как не было?..

— Ну ты видел?

— Нет! Но говорили!..

Ребята вдруг так разгорелись на пустом месте, что, казалось, вот-вот разругаются, если не подерутся. Я уже приготовился «проснуться» и угомонить полемистов, но внезапно миротворцем сделался Витек:

— Э, мужики, да что вы? Не тот спор, чтобы ссориться, а?..

И кто скажет, что это глупо сказано⁈

Осознали это и рабфаковцы, притихли. Заговорили примирительно. Дальнейшие прения показали, что никто из присутствующих кривого Николаева не видел, но слышали об этом все. Ну, и тут логика разговора неумолимо подвела к еще более легендарному случаю: якобы знаменитейший спортивный комментатор Николай Озеров в сильнейшем азарте репортажа вскричал на весь Советский Союз: «Гол⁈ Х…й, штанга!..»

Скажу от себя, что если явление народу нетрезвого Юрия Александровича считается задокументированным фактом, то выкрик Озерова — грандиозный апокриф, по которому мнения расходятся. Большинство «очевидцев» уверяют, что это произошло в одним из матчей величайшей хоккейной суперсерии СССР-Канада в сентябре 1972 года, но есть и те, кто напрочь опровергает и это время, и сам факт…

Глава 21

Ребята еще потрепались об этом, мнения разделились, ну уж это как водится. Реалист и даже скептик Толя и здесь встал на позицию: не было ничего, и все тут! Вооружился аргументом:

— Ну что вы здесь говорите? Да чтобы Озеров такое брякнул?.. Такой опытный комментатор! Самодисциплина!..

Ему энергично возражал Роман:

— Да какая у него самодисциплина? Балабол! Он же вообще артист по профессии, в театре играл… А вы не знали, что ли?

— Ну как не знали? — парировал Толик. — Не деревня, слава Богу! А ты скажешь, он и не спортсмен⁈

— А я и не говорю!..

В данном случае правы были оба. Николай Николаевич Озеров являл собой редкий синтез искусства со спортом. Будучи теннисистом высокого класса, многократным чемпионом СССР, он поступил в театральный вуз, окончил, и стал артистом не где-нибудь, а во МХАТе, хотя и не на первых ролях. Это сочетание привело его в спортивный репортаж, где он завоевал огромную популярность, как-то став первым среди равных. Похоже, потому, что его манера комментировать нравилась самому высшему руководству страны. И даже ненароком сорвавшееся нецензурное слово вряд ли бы испортило благосклонность небожителей… Снимался он и в кино, правда, что называется, «камео», то есть изображал себя. А вообще говоря, помимо Озерова в данной сфере имелись и другие звездные личности, и у каждого был какой-то свой неповторимый оттенок.