Сияющая цитадель - Дэвид Эддингс

— Когда я и моя жена были еще совсем молоды, мы почти десять лет не разговаривали друг с другом, а кроме того, наличие восьми других жен делает само понятие супружеской верности поводом для смеха. — Тут в голову Сарабиану пришла другая мысль. — Интересно, смогу ли я уговорить Кааладора принять пост в моем новом правительстве?

— Бывает и хуже. В моем правительстве есть человек по имени Платим, он — вор, да еще куда большего размаха, чем Кааладор. — Элана бросила взгляд вдоль укреплений и увидела, что к ним идет Миртаи. — Удача?

— Трудно сказать, — пожала плечами великанша. — В здание мы проникли легко, но того, что искали, так и не нашли. Стрейджен и Кааладор собираются навестить университет и поговорить кое с кем из ученых.

— Неужели ими вдруг овладела жажда знаний? — легкомысленно осведомился Сарабиан.

— Вот уж вряд ли, дорогуша, — отвечала Миртаи.

— Дорогуша? — переспросил он, не веря собственным ушам.

— Но ведь ты и вправду очень милый, Сарабиан. — Золотокожая великанша ласково погладила его по щеке. — Сегодня ночью я узнала, что воры, заговорщики и прочие негодяи испытывают друг к другу весьма теплые чувства. Ты сговариваешься с нами, чтобы разогнать полицию, а значит, и ты теперь один из нас. Стрейджен хочет побеседовать со знатоками архитектуры. Он подозревает, что в здании министерства могут быть потайные комнаты, и надеется, что в какой-нибудь библиотеке обнаружатся первоначальные чертежи здания. — Она искоса, лукаво взглянула на императора и добавила: — Вот такую штуку, стал-быть, они и замыслили, дорогуша.

— Ты уверен, Сарабиан, что хочешь ввести Кааладора в свое правительство? — осведомилась Элана. — Похоже, его говор передается, как зараза. Дай ему год-два, и вся резиденция будет называть тебя «дорогуша».

— Что ж, я предпочел бы это слово многим другим прозвищам, которыми меня награждали в последнее время.

ГЛАВА 9

Спapxoк и его друзья покинули Кирон ранним утром следующего дня и направились на восток мимо обширных золотистых полей зреющей пшеницы. Холмистая местность постепенно переходила в широкую долину, где реки Пела и Эдек сливались на границе между Эдомом и Кинезгой.

Спархок скакал впереди отряда, держа на руках Флейту. Девочка этим утром держалась непривычно тихо, и, после того как миновали часа два пути, Спархок наклонился и заглянул в ее лицо. Ее пустые глаза смотрели в никуда, застывшее лицо было лишено всякого выражения.

— В чем дело? — спросил он.

— Не сейчас, Спархок, — жестко ответила она. — Я занята.

— Афраэль, мы подъезжаем к границе. Может быть, нам стоит…

— Оставь меня в покое. — Она уткнулась лбом в его грудь и недовольно хмыкнула.

— Что случилось, Спархок? — спросила Сефрения, подъехав к ним.

— Афраэль не хочет говорить со мной. Сефрения наклонилась и изучающе взглянула в лицо Флейты.

— Ах вот оно что, — проговорила она.

— Что именно?

— Оставь ее в покое, Спархок. Она сейчас где-то еще.

— Сефрения, впереди граница. Так ли уж нам необходимо истратить полдня на разговоры с пограничной стражей?

— Похоже, что другого выхода у нас нет. Дай-ка мне ее.

Он поднял полусонную малышку и устроил ее на руках сестры.

— Может быть, мне и без ее помощи удастся перенести нас через границу. Я уже знаю, как это делается.

— Нет, Спархок. Ты еще не готов к тому, чтобы делать это самостоятельно, и мы решительно не хотим, чтобы ты ставил опыты на свой страх и риск. Придется нам пересекать границу без помощи Афраэли. Кто знает, сколько еще она будет занята.

— Случилось что-нибудь важное? Я имею в виду — может быть, Элане грозит опасность?

— Не знаю, Спархок, и не хочу беспокоить Афраэль только для того, чтобы это выяснить. Даная позаботится о своей матери. Тебе остается только довериться ей.

— Знаешь, все это крайне сложно. Хотел бы я знать, долго ли надо привыкать к мысли, что ее целых три — и все они одна и та же?

Сефрения непонимающе взглянула на него.

— Афраэль, Флейта, Даная — все они одна и та же личность, однако они могут быть в двух и, насколько я знаю, в трех местах одновременно и делать разом два-три разных дела.

— Верно, — согласилась она.

— И тебя это нисколько не беспокоит?

— А тебя беспокоит, что ваш эленийский Бог знает все, что думают все люди в мире — причем одновременно?

— Ну… пожалуй, что нет.

— Так в чем же разница?

— Сефрения, он — Бог.

— Она тоже, Спархок.

— Мне кажется, это не одно и то же.

— Ты ошибаешься. Скажи остальным, что мы будем пересекать границу самостоятельно.

— Они захотят узнать почему.

— Ну так солги им. Бог простит тебя — по крайней мере, один из них.

— Знаешь, когда ты в таком настроении, с тобой совершенно невозможно разговаривать.

— Ну так не разговаривай. Именно сейчас я предпочла бы обойтись без разговоров.

— Что-то не так?

— Я слегка обеспокоилась, когда ты развеял облако и оно начало ругаться по-стирикски.

— Я и сам это заметил. — Спархок скорчил гримасу. — Как это остальные упустили такую важную деталь? Сдается мне, она весьма значительна.

— На каком языке выругаешься ты, если зашибешь палец на ноге?

— По-эленийски, конечно.

— Конечно. Это твой родной язык. Не значит ли это, что родной язык того, кто наслал это облако, — стирикский?

— Об этом я и не подумал. Пожалуй, ты права.

— Это обеспокоило меня — и, по правде говоря, совсем не слегка. Оно наводит на мысли, которых я не желаю принимать всерьез.

— Например?

— Прежде всего — что на нашего врага трудится некий стирик, весьма искушенный в магии. Это облако создано сложнейшим заклинанием. Насколько я могу судить, во всем Стирикуме найдется лишь восемь-десять человек, которым такое по плечу, и всех этих людей я знаю. Они мои друзья. Не слишком-то приятно размышлять о таком. Так почему бы тебе не понадоедать кому-нибудь другому и не оставить меня наедине с моими мыслями?

Спархок сдался и отъехал немного назад, присоединившись к своим спутникам.

— В наших планах произошли некоторые изменения, — сообщил он им. — Афраэль сейчас немного занята, поэтому мы не сможем избежать встречи с пограничной стражей.

— Чем она занята? — спросил Бевьер.

— Ты не захочешь это знать, Бевьер. Поверь мне — кто-кто, а уж ты наверняка не захочешь.

— Она творит какую-то божественность? — осведомился Телэн.

— Телэн, — выговорил ему Берит, — нужно говорить «чудо», а не «божественность».

— Именно это слово я и искал, — пояснил Телэн, прищелкнув пальцами. Вэнион хмурился.

— Переход границы всегда сопряжен с волокитой, — проговорил он, — но кинезганцы, говорят, довели это искусство до пределов совершенства. Они способны целый месяц торговаться о размерах взятки.