Эмигранты - Андрей Величко

— Большая честь, — кивнул я, — и что теперь в связи с этим делать мне? Просветите, будьте добры, я ведь не силен в тонкостях вашего этикета.

— Его величество остановился в гостинице "Южные ворота", куда и приглашает вас на ужин. Однако, это я выражаю свое личное мнение, если вы пригласите его на "Чайку", он не станет отказываться.

— Разумеется, приглашаю! Немедленно передайте ему это. И посоветуйте мне, какой именно ужин накрыть к прибытию столь высокого гостя, вы ведь неплохо представляете себе возможности нашего камбуза. И на сколько персон?

— Его величество обычно наносит частные визиты в компании своего камердинера. Правда, я надеюсь, что в данном случае и мне будет оказана честь сопровождать его. Насчет же кухни — наверное, лучше всего подойдет национальная австралийская.

После чего Свифт отбыл, а я послал юнгу за дошираком, бычками в томате, порошковыми соками и самогоном. Соленые огурцы, к некоторому моему сожалению, у нас уже кончились.

Король прибыл на "Чайку" через сорок минут, и вскоре мы с его величеством с интересом рассматривали друг друга.

Само собой, у меня в ноутбуке имелись портреты всех хоть сколько-нибудь заметных политических деятелей этих времен, и в том числе два — Вильгельма Оранского. К их достоинствам относилось то, что оба принадлежали кисти каких-то довольно известных мастеров, а к недостаткам — весьма относительное сходство друг с другом. Впрочем, увидев короля, я вынужден был признать, что на оригинал эти портреты походили еще меньше.

Вильгельм оказался невысоким мужчиной лет пятидесяти на вид, причем мне при первом же взгляде на него вспомнились пикейные жилеты из "Золотого теленка". Да уж, Вильгельм — это голова! И палец в рот ему лучше не класть, тут не может быть никаких сомнений. Потому как столь прямой и открытый взгляд может быть только у очень хитрого и осторожного человека.

Я приподнял шляпу, поклонился и представился, король сделал то же самое, потом назвался сопровождавший его субъект с незапоминающимся лицом, вроде как камердинер, и мы прошли в мою каюту. Я показал гостям, куда повесить верхнюю одежду, и пригласил к уже накрытому столу.

Под плащом у короля был черный костюм, шитый серебром, из-под которого выглядывали пышные кружевные манжеты и похожий на веер воротник. Кажется, он назывался жабо. А то, что я принимал за довольно пышную шевелюру, оказалось очень качественно сделанным небольшим париком. Свифт с Темплом тоже имели эти заменители шляп и даже пару раз надевали их за время плавания, но их парики были куда пышнее и даже с нескольких метров не вызывали никаких сомнений в своем искусственном происхождении.

Мы выпили, закусили соленым тунцом, после чего я залил кипятком доширак и приступил к беседе.

К чести короля, он не стал изображать из себя совсем уж простака и сразу сказал, что его в основном интересует как настоящее, так и прошлое политических векторов развития Австралии. Про всяких экзотических животных он тоже с удовольствием послушает, но потом, уточнил его величество.

Я устроился поудобнее и начал свой рассказ. В моей интерпретации история человеческой цивилизации выглядела следующим образом.

Давным-давно, когда по Европе еще бродили дикари в шкурах и с каменными топорами, и только в Египте имелось что-то похожее на зародыш государства, в мире уже существовали две могучие державы — Атлантида и Австралия. Причем атланты считали южные земли свой колонией, в незапамятные времена взбунтовавшейся и отколовшейся от метрополии, но австралийцы говорили то же самое про атлантов. Периодически между державами вспыхивали войны, и чем дальше, тем они были разрушительней. Число жертв в них исчислялось миллионами.

Последняя война оказалось особенно яростной, обе страны воевали на уничтожение. Причем атлантам удалось создать оружие огромной силы, одним взрывом разрушающее все подряд на многих сотнях квадратных миль. Однако Австралия имеет очень большие размеры, и применение этого оружия, хоть и сопровождалось огромными жертвами, не привело к уничтожению всей страны. А вскоре атомные бомбы, как называлось это оружие, появились и у австралийцев. Более того, наши ученые смогли создать водородную бомбу, которая оказалась в сотни раз мощнее атомной. Так как Атлантида представляла собой сравнительно небольшой остров площадью всего в треть миллиона квадратных миль, то за несколько бомбардировок она была в буквальном смысле стерта с лица земли. Там осталось лишь несколько небольших островков, уточнил я и показал на карте Канары.

Но победа обошлась Австралии слишком дорогой ценой. Почти вся страна лежала в руинах, девяносто процентов населения погибло, а среди оставшихся в живых почти не было здоровых. Начался долгий путь вниз, люди забывали знания предков в стремлении просто выжить, и это продолжалось около полутора тысяч лет. Тогда и начался первый период изоляции, он был вынужденным — ни на какие связи с внешним миром просто не оставалось сил.

Но где-то во втором тысячелетии до рождества Христова удалось оправиться от последствий войны. Снова начали развиваться наука и техника, хотя и сейчас они еще далеко не дошли до довоенного уровня. Корабли австралийцев вновь вышли в мировой океан. Более того, предпринимались попытки восстановить утраченный секрет атомной бомбы, но они ни к чему не привели, кроме огромных затрат. И вскоре все исследования в данном направлении были запрещены, причем этот запрет действует и поныне.

В те времена Австралия поддерживала довольно тесные контакты с Европой. Но после того, как при помощи полученных от нее знаний Александр Македонский вместо развития своей страны завоевал полмира, начали раздаваться голоса в пользу ограничения внешних связей. После же падения Римской империи было объявлено, что любые путешествия за пределы территориальных вод разрешены только по личному указу императора. А каждый, кто попадет в Австралию из внешнего мира, ни при каких условиях не может ее покинуть, причем даже император не вправе отменить этот порядок.

В этом месте я сделал перерыв, в процессе которого развел клубничного пойла себе и предложил сделать это же своим гостям. После чего вернулся к повествованию.

— Однако пять лет назад на престол взошел его величество Илья Первый. Он давно уже не сомневался, что политика изоляционизма себя изжила и сейчас не приносит Австралийской империи ничего, кроме вреда. Но действовать следовало осторожно, потому что у нас, не знаю как в других местах, император вовсе не так свободен в своих действиях, как это может показаться. В случае если он, не подумав, начнет принимать решения, идущие вразрез с настроениями заметной части общества, ему гарантированы большие трудности.

— Думаю, что так везде, — кивнул Вильгельм. — На счастье нашей страны король ее главного врага, Франции, этого не понимает и не признает, но от его непризнания факт не перестает быть фактом.

— Так вот, — продолжил я, — его величество решил отменять изоляционизм постепенно. И ввел особый статус колоний, где имеют силу те же законы, что в метрополии, только совсем немного измененные. В частности, запрет покидать пределы там действует не пожизненно, а всего пять лет. Кроме того, император может именным указом сократить его до трех лет, но только конкретному лицу. Наконец, недавно принято уточнение, гласящее, что статус колонии имеют лишь те земли, куда уже ступала нога императора. Все остальное — это не колонии, а поселения, где вместо свода законов империи действует устав первопроходцев, не содержащий в себе никаких ограничений подобного плана. И, наконец, буквально перед самым нашим отбытием был принят еще один указ, определяющий статус свободных экономических зон. Это будут небольшие огороженные территории вблизи крупных колониальных портов, которые не считаются землей Австралии, в силу чего их можно беспрепятственно покидать. Пока такая зона всего одна, в городе Ильинске, но это только начало. Думаю, смысл политики его величества понятен — он в постепенной отмене мешающих развитию внешней торговли ограничений.

— Да, это разумно, — согласился английский король.

После чего уже я начал расспрашивать его о нынешнем состоянии дел в Европе вообще и в Англии в частности. К чести Вильгельма следует уточнить, что его рассказ был несколько ближе к действительности, чем мой, хотя тоже не обошелся без некоторых неточностей. В частности, по нему выходило, что он, Вильгельм Оранский, занял трон просто потому, что Яков II взял и отрекся, осознав свою крайнюю непопулярность. О том, что отречению предшествовало восстание при активной зарубежной помощи, не было сказано ни слова.

Так как уже потихоньку начало темнеть, король сказал, что, сколь ни приятно ему мое общество, он вынужден покинуть "Чайку". Но надеется еще не раз посетить этот замечательный корабль, где осталось столь много интересного, еще неизвестного ему. В ответ я выразил ту же самую надежду, и мы попрощались. Свифт же чуть задержался и шепнул мне, что вместе с королем приехал известный механик Дени Папен, который просит разрешения завтра посетить "Чайку".