Струги на Неве. Город и его великие люди - Виктор Николаевич Кокосов

противнику, когда выпущенное с наибольшего из русских судов ядро ударило в борт аккурат у ватерлинии первого. Это «змейка» Емельяна послала привет экипажу. Спустя четверть часа на палубе второго разорвалась «чинёнка» – разрывная бомба большой силы. И вслед за этим по два малых струга словно прилипли к бортам шведов. Казаки, ловко орудуя верёвками с крючьями на концах, приступили к захвату чужих кораблей.

А Потёмкин на своём струге преследовал Ярна. Три казацких струга изготовились, будто осы, атаковать коменданта, когда Емельян саданул картечью по палубе, сметя изготовившихся для стрельбы у борта мушкетёров. Следующий картечный залп превратил парус в лохмотья. После этого комендант Кексгольма понял: до Стокгольма ему не добраться. Судно остановилось. Команда сдалась на милость победителя.

Ведя с собой три потрёпанных шведских судна в качестве трофеев, казаки неторопливо возвращались в лагерь. Захваченных в плен матросов, боцмана и шкипера (остальных начальных людей побили в схватке) крепко связали и бросили пока лежать на палубах. Потёмкин же по дороге устроил Ярну весьма своеобразный допрос.

– Вы тот самый офицер, который грозился поймать и посадить на цепь, как медведей, воевод Потёмкина и Пушкина? – со злорадством в голосе переводил Василий.

– Я не совсем так выражался, – начал юлить пленник.

– А как же? – всплеснул руками Пётр Иванович.

– Это было образное выражение! Посадить на цепь русского медведя – значит усмирить вашу страну! Вернуть в рамки Столбовского мира! – попытался выкрутиться швед.

Выслушав перевод Лука не выдержал – сунул под носу офицеру фигу.

– Переводи, Васка! А енто видал? И ваще я тя в плен взял. Захочу – на чепь, а захочу – на кол посажу!

Свечин с удовольствием поведал Ярну, что взявший его в плен ясаул – офицер гвардии патриарха Никона – решил посадить коменданта сначала на цепь, а когда всё войско натешится этим зрелищем – и на кол.

– Потому что Никон приказал карать всех лютеран! – от себя добавил попович.

– Ты что ему сказал? – забеспокоился Потёмкин, увидев, как заметно побелел Ярн. – Его ж до Новгорода не довезут. Эй, шведска рожа!

Но комендант Кексгольма не слышал Потёмкина – представив себе картину казни он лишился чувств.

– Вот сам его в чуйство и приводи! – приказал стольник. – Шоб к вечеру бодр был!

Василий стал хлопать шведа по щекам и кричать ему в уши, что генерал Потёмкин его помиловал, казнить не будет.

…На следующий день всех пленников вместе с перепуганным Робертом Ярном воевода отправил под конвоем к князю Голицыну.

– С первым абордажем тя! – поздравил его Назар.

– Плёвые судёнышки, какой там абордаж! Их боле Емельян своей пальбой напугал, – начал скромничать воевода. Но когда Назар пересказал его ответ пушкарю – тот согласился:

– Спужались свеи. Особливо картечи.

И с позволения стольника продолжил обучать Василия заряжать разные пищали да стрелять из них:

– Толмач в бою не нужон. А вот помощник пушкарю всегда надобен!

В лагере освободителей

Дни текли своим чередом. Стрельцы и солдаты в свободное время собирали да сушили уже появившиеся грибы. А ещё – листья земляники да всякие травы, из которых делали горячие отвары и пили; плели берестяные туеса и наполняли их ягодами – леса щедро делились с освободителями. Поговаривали, лешие даже змей придержали этим летом, чтобы не мешали осаждающим. Казаки ж запасов не делали. Те, кто не стоял в карауле на стругах или заставах, проводили время у костра на облюбованной ими лесной опушке, рассказывали Ваське да Емельяну истории о заморских странах да сшибках с басурманами, пушкарь же, отведав ухи али выпив кружку крепкого настоя иван-чая, объяснял, как будет изводить шведа.

– Берёшь железно ядро и кладёшь на жаровню, – в тот вечер бывалый со знанием дела говорил про стрельбу калёными ядрами. – Греешь его, греешь – долго, пока малиново светиться не зачнёт. Тады в ствол орудия забиваешь пыж, а после – поболе ветоши мокрой, дабы до пороха жар не дошёл. Хваташь споро ядро железными щипцами, кладёшь в жерло пушки – и сразу стреляшь! Получай, Гравий, гостинец! В дом попадёт – запалит, а коли в порохову бочку – всех, кто рядом, на небеса отправит!

Казаки дружно кивали и расспрашивали о пушкарской службе. Выходило, что пушкарская наука переходила от отца к сыну и служба была наследственной.

– Мало того! Кажный, кто в службу вступает пушкарскую, должен представить поручителей, – важно объяснял Емельян. – Те дают за него особую поручную запись, головами своими отвечают. Пушкарь же обещает свою службу справно нести, царю быть верным, не пить, в кабак не ходить, тайн пушкарских не выдавать. Есть у нас свои головы, сотники да урядники – пятидесятники и десятники. Я вон пятидесятник.

– А старшой у вас тута сотник? – уточнил вечерявший с казаками Иван Хлопов.

– Точно, – подтвердил урядник.

– Значится он как атаман Назар, а ты – как ясаул Лука, – подытожил бывший драгун.

– А ты – буесловец[63], – под хохот честной компании незлобиво ругнул его Емельян. – Мы с сотником – московские пушкари. К нам токмо самых лучших берут. А как на войну итить – к пушкам в войске московских пушкарей старшими ставят и по два других пушкаря к ним молодшими. Ну и платят нам боле других, енто да!

– А шо за секрет у тя в чердаке был? – хором загалдели казаки. – Скажи, урядник!

– Воевода разрешил, мочно. Кто про «сороки» слыхал, али органы?

– Это как Ермак в Сибирь брал? Семь ружей на лафете? – уточнил ясаул.

– Лучшей! Та, чё со мной была – двадцать малых жерл имела. А ишо воевода Новгородский прислал три сорокажерлые в лагерь!

– Ух ты! А чем бьют «сороки»? – окружили пушкаря казаки.

– Ядра для них – размером с яйцо голубки. Как жахнет така музыка – почитай шеренги пред тобой нетути!

– Ты ж мне показывал, всё так, – подтвердил Лука.

– А был такой великий мастер Андрей Чохов – великие пушки лил.

– Знаем, слыхали! – хором подтвердили многие голоса.

– Он орган в сто жерл сготовил! – торжествующе произнёс Емельян.

– Ух ты, нам бы сюды такой, – раздалось со всех сторон.

– Нам и свой пока без нужды, – с досадой сказал ясаул.

– Это почему? Кто сказал?

– Я, – мрачно ответил пятидесятник. – На земле, да. Как саженей на десять ворога подпустишь – можно палить. Правда, лучшей бы ишо подождать – боле положишь. А внове заряжать долгонько! Так лучшей подождать. А на воде – качает туды-сюды даже воеводский струг. Чё зря палить? Верней уж – картечью из «змейки». Мы с Ваской вона недавно проверяли – коли не верите, поспрошайте у