Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис

— Этого я не знал, — сказал Эйб.

— Мы должны ознакомить вас с финансовым положением фирмы «Шоукросс паблишерз», чтобы вам стало понятно, как мы подходим к нашему решению.

— Прости, Эйб, что тебе приходится заниматься всей этой ерундой, — сказал Шоукросс. — Но дело слишком серьезное.

— Валяйте.

— Текущие и предполагаемые издания принесут определенную прибыль. Мистер Шоукросс, как вы, может быть, знаете, не слишком богат. Банки и типографии всегда с готовностью предоставляли ему кредит благодаря его выдающейся личной репутации. Реальные активы компании состоят из ее прошлых изданий и трех выдающихся серий. Но самый большой ее актив — это его личность. Что касается его собственного состояния, то его нельзя назвать огромным. И столь серьезный судебный иск неминуемо затронет и его.

Я еврей, мистер Кейди, — продолжал Левин. — Я принял во внимание все моральные аспекты ситуации. Мы потратили на это дело не один месяц, и теперь мы должны хладнокровно оценить риск, на который идем, и возможности, которыми располагаем. Мы имеем несколько туманных показаний людей, прооперированных в концлагере «Ядвига», но никто, кроме доктора Тесслара, не претендует на то, чтобы быть очевидцем. Я познакомил с показаниями Тесслара трех барристеров. Все они полагают, что он окажется весьма уязвимым свидетелем, особенно в руках такого мастера перекрестного допроса, как сэр Роберт Хайсмит. Затем остается вопрос о том, явится ли в Лондон кто-то из остальных свидетелей, а если явятся, то ценность их показаний будет сомнительна. В британском суде наши шансы крайне невелики… если не равны нулю.

Эйб молчал.

— Есть и другие факторы, — сказал Левин. — У Кельно прекрасная репутация. Издержки по ведению такого процесса огромны. Формально мистер Шоукросс неповинен в клевете в силу вашего с ним контракта. Однако, если он останется соответчиком и решение суда окажется не в вашу пользу, Кельно вцепится в Шоукросса в первую очередь — прежде всего, потому, что его деньги находятся в Англии. Любое существенное возмещение ущерба может поставить мистера Шоукросса в крайне трудное положение. В настоящий момент Ричард Смидди готов проявить умеренность. Дело против мистера Шоукросса может быть прекращено при условии добровольной выплаты им возмещения и изъятия из продажи тридцати тысяч экземпляров «Холокоста». Это недешево ему обойдется, но тогда он, по крайней мере, сможет подыскать себе партнера. Моя интуиция подсказывает, что доктору Кельно нужны не столько деньги, сколько личная реабилитация, и в конце концов он пойдет с вами на разумное соглашение. Если же вы будете упорствовать и проиграете дело в Англии, то он не оставит в покое и два десятка зарубежных издателей, с которыми вы связаны существенными денежными обязательствами.

— Вы предлагаете мне пойти на соглашение?

— Да.

— Хорошо, — сказал Эйб. — Я хочу назначить вас своим адвокатом.

Левин с улыбкой кивнул.

— А теперь, когда вы мой адвокат, я вас увольняю, — заявил Эйб и вышел из комнаты.

6

«Мне не хватает моего мотоцикла. Мне не хватает ветра, который пронизывал бы меня насквозь на скорости сто миль в час. Мне не хватает моих детей. Бен — человек без нервов. Поэтому он такой хороший летчик. Бен придает мне спокойствие. А Ванесса — сама кротость. Даже израильская армия не ожесточила ее.

Я люблю Лондон. Даже теперь мне здесь тепло. Я наизусть знаю каждую улицу в Мэйфере.

В моей следующей жизни я буду англичанином. Нет, лучше хулиганистым поэтом-драматургом из Уэльса. Я зубами и когтями проложу себе путь в Лондон, а потом и в театры Вест-Энда. У меня будет веселая квартирка в Челси, и на весь город будут славиться мои сумасшедшие разгульные вечеринки, на которых я буду читать свои стихи и смогу перепить любого из гостей.

Вот такой у меня заказ на перевоплощение, Господи. Что же до этой жизни, то я — Абрахам Кейди, еврей-писатель. Посмотри на меня повнимательнее, Господи. Я слишком много пью. Я десять миллионов раз изменял жене. Я совершаю блуд с чужими женами. Господи, неужели ты всерьез считаешь, что я похож на брата Твоему сыну? А если нет, то какого же дьявола ты собираешься распять меня на кресте?

Почему меня?

Я не опозорил своей профессии. Ты видел контракт, от которого я отказался, чтобы написать эту чертову книгу? И теперь, когда у меня есть сколько-то долларов в банке, разве справедливо будет меня разорить?

Господи, как я хотел бы, чтобы дети были здесь. Как я хотел бы быть валлийцем-поэтом».

— Ладно, — сказал Эйб. — Сдаюсь. Где я?

— В моей квартире, — ответила женщина.

— В Сохо или в Челси?

— Не угадали. На Беркли-сквер.

— Ого! Это звучит.

Эйб с трудом сел, надел глазную повязку и попытался сфокусировать здоровый глаз. Спальня была образцом роскоши и хорошего вкуса. А женщина… Лет сорок пять, миловидна, выхолена, хорошо сохранилась. Густые каштановые волосы, большие карие глаза.

— Между нами что-нибудь было? Не обижайтесь, но я ничего не помню, когда слишком много выпью.

— Ничего особенного вы не совершили.

— Где вы меня подобрали?

— В клубе «Бенгал». Вы там забились в угол, пьяный до потери сознания. В первый раз в жизни я видела человека, который сидит, смотрит на меня в упор и совершенно не соображает, что происходит. Я спросила моего спутника, кто этот смешной человек с одним налитым красным глазом, и он сказал, что это же знаменитый писатель Абрахам Кейди. Ну разве можно допустить, чтобы Абрахам Кейди и дальше сидел, не соображая, что происходит, и освещая все вокруг своим налитым красным глазом, словно светофор?

— Остроумно.

— На самом деле меня попросили позаботиться о вас наши общие друзья.

— Какие друзья? — подозрительно спросил Эйб.

— Наши друзья из дома два по Палас-Грин.

Услышав адрес посольства Израиля, Эйб посерьезнел. Во всех своих поездках он всегда знал, где найти кого-нибудь из «друзей», а «друзья» знали, как связаться с ним. Нередко связь устанавливалась и через посредников.

— Кто вы? — спросил Эйб.

— Сара Видман.

— Леди Сара Видман?

— Да.

— Вдова лорда Видмана из лондонского отделения «Друзей Еврейского университета», «Друзей Техниона», «Друзей Института имени Вейцмана»?

Она кивнула.

— Я бы хотел встретиться с вами еще, при более благоприятных обстоятельствах.

Ее ответная улыбка была дружелюбной и теплой.

— Что сейчас в состоянии принять ваш желудок?

— Апельсиновый сок. Литрами.

— В гостевой ванной вы найдете все, что вам понадобится.

— Все приготовлено для меня?

— Никогда не знаешь наперед — а вдруг подвернется попавший в беду писатель.

Эйб заставил себя встать. В гостевой ванной было все необходимое, особенно для любовника. Из дома можно с собой ничего не брать. Бритва, лосьон после бритья, новая зубная щетка, таблетки от изжоги, пудра, махровый халат, шлепанцы и дезодорант. Приняв душ, он окончательно пришел в себя.

Леди Видман отложила «Таймс», сняла очки на тонкой золотой цепочке и налила Эйбу апельсинового сока.

— Так что происходит, леди Видман?

— Можно просто Сара. У наших друзей создалось впечатление, что Кельно в концлагере «Ядвига» был замешан в кое-каких довольно скверных делишках. Они попросили меня разобраться. Я активистка еврейской общины.

— Дело в том, Сара, что у меня возникли проблемы.

— Да, я знаю. Вам что-нибудь говорит имя Джейкоба Александера?

— Я знаю только, что это видный лондонский адвокат-еврей.

— Он много занимается еврейскими делами. Есть большая заинтересованность в том, чтобы вы остались ответчиком в этом процессе.

— Почему? Евреям понадобился еще один мученик?

— Кажется, появились кое-какие интересные новые показания.

Контора фирмы «Александер, Бернстайн и Фридман» занимала три этажа одного из зданий Линкольнз-Инна. Швейцар в цилиндре знаками указал леди Видман место на зарезервированной стоянке, где она поставила свой «бентли», и Эйб последовал за ней по лабиринту крохотных комнаток, скрипучих полов, бесконечных пачек бумаг, книжных полок до потолка, укромных уголков и деревянных лестниц.

Секретарша Александера по имени Шейла Лэм, молодая дама в мини-юбке, появилась в дверях маленькой приемной, где стоял стол, заваленный старыми подшивками «Панча», и сказала:

— Прошу пройти со мной.

Джейкоб Александер встал из-за письменного стола — высокий худой человек с гривой седых волос, похожий на изображение библейского пророка. Он тепло поздоровался с Кейди и заговорил глубоким голосом опытного раввина.

— Мы много совещались по этому поводу, — сказал он. — Нечего и думать о том, чтобы принести Адаму Кельно извинения в судебном заседании. Это будет воспринято как извинение перед нацистами за то, что мы осуждаем лагеря уничтожения.