Затмение - Линн Пембертон

– Зал битком набит, – заметил гример Джейми, накладывая пудру на безукоризненную кожу Люсинды. – Все собрались, чтобы увидеть новую звезду.

– Я не звезда, Джейми, – слабо запротестовала Люсинда.

– Пока еще нет. Но станешь ею – после сегодняшнего спектакля.

Люсинда промолчала, в висках у нее стучало от волнения, и она постоянно покусывала нижнюю губу. В таком состоянии, как сейчас, думала Люсинда, она вряд ли сумеет выговорить первую реплику. Джейми немного отступил, любуясь своей работой и стряхивая пудру с тонкой щеточки из собольего волоса.

– Ты просто божественна. – Он отложил щеточку. – Клянусь, божественна.

Люсинда подняла глаза на Джейми. На ее взгляд, определение «божественная» совсем не подходило ей. Скорее, так можно назвать ее мать, на которую она была очень похожа. Правда, в отрочестве дела ее обстояли не так хорошо: в четырнадцать она была толстушкой, и прыщи ее не обошли, и так продолжалось чуть ли не до восемнадцати лет. Теперь ее кожа была безупречной, нежно-кремового цвета, а сама она превратилась в стройную красавицу ростом пять футов десять дюймов, причем основная длина приходилась на стройные ноги, которые, казалось, росли от самой шеи. Она, правда, ненавидела свои лодыжки, считая, что те могли быть и потоньше, и не была в восторге от груди, находя ее несколько великоватой. Но зато она унаследовала дивные волосы матери цвета старинного золота и ее чарующую улыбку. А от бабки по отцовской линии – царственную осанку и высокие скулы.

– У тебя интересное лицо, Люсинда, – часто говорила ей бабушка. – Это лучше, чем красота, – та быстро блекнет.

Несколько крупноватый нос Фрейзер-Уэстов и тонкая нижняя губа мешали ей называться красавицей в классическом смысле слова, и все же она обладала такой исключительной привлекательностью, что все, видевшие Люсинду впервые, находили ее обворожительной. Но ни один человек не знал ее лицо лучше самой Люсинды. Часы, проведенные перед зеркалом в поисках лучшей мимической выразительности, открыли ей все достоинства и недостатки собственной наружности.

Люсинда глянула на себя в зеркало. Ее нельзя было узнать. Темно-коричневый парик с прической по моде сороковых годов. Изогнутые дугой брови. Перевоплощение было полным. Из зеркала на нее смотрела Салли Лоренс.

– Потрясающе, Джейми. Ты превзошел самого себя.

– Это нетрудно, дорогая. С твоим лицом можно делать все.

Поднявшись, Люсинда ощутила противную слабость в ногах. Ей пришлось снова сесть.

– Кажется, меня сейчас вырвет.

Глаза Джейми понимающе блеснули.

– Все гениальные актеры чувствуют себя так перед выходом на сцену. Теперь у меня исчезли последние сомнения: ты будешь такой же великой.

Хотелось бы ей разделить эту его уверенность.

Однако стоило Люсинде появиться на сцене, как она сразу же приковала е себе внимание зрителей. Аудитория была в восторге, а со второго действия Люсинда уже могла делать с залом что угодно. Голос ее плыл над головами людей, проникая в их сердца, судьба Салли Лоренс волновала их, они верили ей, разделяли ее мечты. Когда Люсинда в пятнадцатый – и последний – раз вышла на поклон, никто уже в театре не сомневался, что ей суждено стать звездой.

В честь премьеры Питер Раддок устроил банкет в ресторане «Айви». Все уже собрались, когда Люсинда в белом, шитом бисером вечернем платье в стиле сороковых ступила из «даймлера» на тротуар. Январский воздух мгновенно обдал ее холодом.

Она немного задержалась на пороге, чарующе улыбнувшись в сторону наставленных на нее камер. Ресторан был набит до отказа, здесь собрались сливки лондонской театральной и кинематографической среды, а также все, кто сумел заполучить приглашение.

Люсинда неторопливо шла по залу, принимая поздравления со всех сторон.

– Замечательная игра! – восхищался известный театральный критик.

– Просто волшебство! – вторил ему другой.

– Настоящий триумф! – басил сам великий мэтр Питер Раддок, заглушая другие восторженные возгласы. А когда он заключил исполнительницу главной роли в объятия и от души расцеловал в обе щеки, по залу прокатился гул одобрения. – Ты превзошла все мои ожидания, дорогая. Роль Салли Лоренс словно специально для тебя написана.

Принесли шампанское, и режиссер поднял тост за новую звезду.

– За Люсинду Уэст! – И сто пятьдесят человек хором поддержали его.

Люсинда слегка пригубила шампанское. Все старались подойти к ней и поздравить, а она, вытянув шею, искала глазами в толпе своих родителей.

Сначала она заметила мать. Тонкую элегантную леди Сирену нельзя было ни с кем спутать. Она была в облегающем фигуру черном креповом платье с разрезом, идущим от колена и приоткрывающим длинную стройную ногу. Короткая стрижка подчеркивала идеальные линии ее лебединой шеи. Она стояла рядом с высоким, очень красивым мужчиной и, откинув голову, смеялась каким-то его словам. Ее по-прежнему молодое лицо лучилось жизненной энергией.

Люсинда пыталась поймать взгляд матери, но та была слишком увлечена разговором. Зато отец, стоявший в одиночестве, видел, как она помахала ему. К ней пробился театральный критик из «Ивнинг стандард».

– Считаете ли вы роль Салли Лоренс трудной для исполнения?

Люсинде задавали этот вопрос уже десятки раз, но она любезно улыбнулась и, чтобы ответ не показался скучным, выдала заранее заготовленный «экспромт».

– Салли – сложная личность. Прочитав впервые пьесу, я не сразу ее поняла, но, начав репетировать, вникла в роль. И даже полюбила ее. – Выдержав паузу, она произнесла с искренним чувством: – А сегодня на сцене я почувствовала, что превратилась в Салли.

Молодой писака царапал что-то в блокноте и уже собирался задать следующий вопрос, но тут Люсинда увидела, что к ней пробивается отец.

К радости Люсинды, Николас намеренно встал между ней и репортером.

– Что, все премьеры так празднуют?

Замечание отца рассмешило Люсинду.

– Возможно. Послушай, ты выглядишь так, будто продирался сквозь кустарник.

– А ты попробуй протиснись в этом сборище, – ответил отец, с грустью глядя в переполненный зал и поправляя черный галстук и пиджак. – Кто их всех созвал?

– Думаю, Питер, – пожала плечами Люсинда.

– Люсинда, дорогая, ты великолепно выглядишь.

Люсинда сразу узнала Рейчел в приближающейся к ней расплывшейся женщине в бархатном платье ярко-зеленого цвета, которое смотрелось на ней несколько коротковатым.

– Рейчел! – взвизгнула Люсинда с искренней радостью. – Как чудесно, что ты здесь! Мама не говорила мне, что ты будешь. Как ты сюда попала?

– Ты права, дорогая. Твоя мать ничего не знает. Но разве могла я пропустить такое событие? Я услышала о премьере в Америке, где Сол читал стихи и лекции по приглашению журнала «Нью эйдж». Детройт отменил приглашение, слава Богу. Кому нужен Детройт? Я помчалась на аэродром Кеннеди, бросилась в первый самолет на Лондон и – вот я здесь.