Весь Эдгар Берроуз в одном томе - Эдгар Райс Берроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это одно из самых реальных переживаний, какие случаются во сне, — думал Тарзан, пассивно выжидая, каков будет следующий забавный эпизод.
И вдруг горилла кинулась на него. Две могучие шершавые лапы схватили Тарзана, огромные клыки сверкнули около самого его лица; отвратительное рычание раздалось из звериной глотки, горячее дыхание обвеяло щеки Тарзана, а он, все ещё усмехаясь, смотрел на привидение. Тарзана можно ведь одурачить раз или два, но не бесконечное же число раз подряд. Он знал, что этот Болгани — не настоящий Болгани, что будь он настоящий — он никак не мог бы найти вход в хижину: ведь один только Тарзан знал, как открыть щеколду.
Горилла, казалось, была смущена странной пассивностью безволосой обезьяны. Она постояла с минуту, её оскаленные челюсти были у самой шеи Тарзана, потом она неожиданно пришла к какому-то решению. Вскинув человека-обезьяну на свои волосатые плечи, с такой лёгкостью, с какой мы с вами взяли бы на руки ребёнка, Болгани повернулся, выскочил из хижины и побежал к большим деревьям.
Теперь Тарзан был уже окончательно уверен, что это происходит с ним во сне; поэтому он широко усмехнулся, когда гигантская горилла, не встретив сопротивления, уносила его.
— Сейчас, — размышлял Тарзан, — я проснусь и увижу себя опять в хижине, где я уснул. — При этой мысли он оглянулся и увидел, что дверь в хижину открыта настежь. Что же это значит? Тарзан всегда заботился о том, чтобы дверь была закрыта и заперта на щеколду для защиты от диких непрошеных посетителей. Даже маленькая Ману-мартышка произвела бы роковые опустошения среди сокровищ Тарзана, попади она внутрь хижины только на пять минут. Вопрос, возникший в душе Тарзана, смутил его. Где кончались сновидения и начиналась действительность? Как мог он быть уверен в том, что дверь хижины не была на самом деле отперта? До сих пор все кругом него казалось вполне нормальным, не было никаких причудливых искажений, вроде того, какие были во время его первого сновидения. Не постараться ли немного изменить ход сновидения — пойти и затворить дверь? Так будет спокойнее. И во всяком случае, это не принесёт вреда, даже если все, что кажется действительно происходящим, на самом деле вовсе не имело места.
Тарзан попробовал соскочить с плеч Болгани, но огромный зверь только предостерегающе заворчал и прижал его к себе.
Могучим усилием человек-обезьяна вырвался, и когда он соскользнул на землю, «приснившаяся» ему горилла свирепо повернулась к нему, снова схватила его и запустила огромные клыки в загорелое, гладкое плечо.
Насмешливая улыбка сразу растаяла на губах Тарзана. Боль и горячая кровь из раны пробудили в нём инстинкты борца. Во сне или на яву, но это не было уже больше шуткой.
Кусаясь, царапаясь и рыча, они оба катались по земле. Горилла теперь рассвирепела. Она то и дело выпускала из лап плечо человека-обезьяны, чтобы захватить шейную артерию. Но Тарзану случалось не раз драться с такими противниками, которые прежде всего старались повредить артерию жизни, и всякий раз он увертывался от опасности, стараясь ухватить пальцами горло своего соперника. К этому же стремился он и сейчас. Наконец это ему удалось — его громадные мускулы напряглись под смуглой кожей, когда он собрал всю свою могучую силу, чтобы оттолкнуть от себя волосатый торс. И когда он душил и сжимал Болгани, его другая рука поднималась до тех пор, пока острие охотничьего ножа не дошло до свирепого сердца: быстрое движение руки — и нож погрузился по самую рукоятку.
С криком ужаса вырвалась Болгани-горилла из рук человека-обезьяны, поднялась, сделала, шатаясь, несколько шагов вперёд и повалилась на землю. Несколько конвульсивных движений — и животное затихло.
Тарзан-обезьяна стоял, смотря вниз на убитого, и запустил пальцы в черную густую копну своих волос. Потом он нагнулся и тронул мёртвое тело. Красная, тёплая кровь гориллы окрасила его пальцы. Он поднёс их к носу и понюхал. Потом покачал головой и повернулся к хижине. Дверь по-прежнему была открыта. Он притворил её и запер на щеколду. Вернувшись к мёртвой горилле, он опять остановился и почесал свою голову.
Если это было сновидением, что тогда было действительностью? Как мог он отличить одно от другого? Что именно из того, что случалось в его жизни, было реально и что было нереально?
Он поставил ногу на распростёртое тело и, подняв лицо к небу, издал воинственный крик обезьяны-самца. Где-то далеко отозвался лев. Это было очень реально и… тем не менее, он не был в этом уверен. Смущенный, он повернулся и ушёл в джунгли.
Нет, он не знал, что было действительностью, и что ею не было. Но одно было ясно и несомненно — и он знал это твёрдо — он никогда не будет есть мясо Тантора-слона.
Бой за Тику
Утро было великолепное. Свежий ветер умерял зной тропического солнца. В среде обезьян в течение нескольких недель царил полный мир, и никакой внешний враг не покушался на их владения. Для обезьяньего ума все это было очевидным доказательством того, что так будет и дальше, и что их жизнь превратилась в вечное блаженство.
Часовые, постоянно назначавшиеся теперь на охрану, (это уже вошло в обычай) ослабили свою бдительность, а порой самовольно покидали свои посты, по собственному капризу. Племя разбрелось в разные стороны в поисках пищи. Мир и благополучие грозили подорвать безопасное существование этой обезьяньей общины, как иногда случается и с самым культурным государством.
Даже обезьяны-одиночки стали менее бдительны и осторожны, и можно было думать, что Нума, Сабор и Шита совершенно исчезли с горизонта. Самки и балу бродили, никем не охраняемые, по огромным джунглям в то время, как прожорливые самцы охотились далеко
