Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

Профессор МакГонагалл сидела рядом. Её взгляд не отрывался от него дольше, чем на двадцать секунд.

Утром Гарри прочёл «Ежедневный пророк». Заголовок газеты гласил: «СУМАСШЕДШАЯ МАГЛОРОЖДЁННАЯ ПЫТАЕТСЯ ПРЕРВАТЬ ДРЕВНИЙ РОД», остальные страницы были схожего содержания. Когда Гарри было девять, ИРА взорвала британские казармы. Он видел по телевизору, как политики спорят, выясняя, кто из них умеет громче всех возмущаться. И у Гарри тогда появилась мысль — несмотря на то, что он ещё ничего не знал про психологию — что они все словно соревнуются, кто из них сильнее разгневан, и никому не позволено сказать, что все они слишком разгневаны, пусть даже они предложили бы массированную ядерную бомбардировку Ирландии. Даже тогда он был поражён ощутимой пустотой их негодования, чувством, что они пытались заработать себе дешёвые очки, нападая на одну и ту же безопасную цель — хотя в том возрасте у него и не было слов, чтобы описать это.

При виде политического негодования Гарри всегда охватывало это ощущение лживости, но после прочтения дюжины статей в «Ежедневном пророке», обличающих Гермиону Грейнджер, было даже странно видеть, насколько очевидно эта лживость проявляется в данном случае.

Передовица, написанная каким-то незнакомым автором, призывала снизить минимальный возраст заключения в Азкабан, просто для того, чтобы ненормальная грязнокровка, которая опорочила всю Шотландию своим диким беспричинным нападением на единственного наследника Древнейшего дома в священных стенах Хогвартса, могла быть отправлена к дементорам, что было бы единственным соразмерным с тяжестью её неописуемого преступления наказанием. Только эта мера сможет остановить какого-нибудь чужака-недочеловека, которому в похожем безумии тоже покажется, что можно избежать неотвратимой и беспощадной кары со стороны великого Визенгамота, тем, кто угрожает благородным аристократам и так далее, и так далее, и так далее.

В следующей статье говорилось то же самое, но менее красноречиво.

Ранее Альбус Дамблдор сказал ему:

— Я не буду пытаться не пустить тебя на этот суд, — голос старого волшебника был тих и твёрд. — Я легко могу предсказать, чем это закончится. Но я бы хотел, чтобы ты ответил мне такой же любезностью. Политика Визенгамота — тонкая материя, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. За любую твою глупость расплачиваться будет Гермиона Грейнджер, и ты будешь помнить о своей глупости до конца своих дней, Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес.

— Я понимаю, — ответил Гарри. — Я знаю. Просто, если вы планируете вытащить кролика из шляпы и спасти ситуацию в последнюю минуту, когда всё кажется потеряно, пожалуйста, скажите об этом сейчас вместо того, чтобы заставлять меня сидеть и волноваться.

— Я бы не поступил так с тобой, — сказал старый волшебник и развернулся, чтобы уйти. Казалось на него нахлынула ужасная усталость. — И, конечно, не поступил бы так с Гермионой. Но у меня нет кролика в шляпе, Гарри. Мы можем лишь узнать, чего хочет Люциус Малфой.

Негромкий резкий удар, одиночный короткий звук каким-то образом погрузил в тишину весь зал и заставил Гарри резко повернуть голову и посмотреть вверх. Высоко над ним Дамблдор только что ударил по кафедре тёмным жезлом, который он сжимал в левой руке.

— Девяностое заседание двести восьмого собрания Визенгамота созвано по запросу лорда Люциуса Малфоя, — бесстрастно произнёс старый волшебник.

И сразу же в стороне от кафедры, но на том же верхнем ярусе поднялся высокий мужчина с длинными белыми волосами, рассыпавшимися по плечам его фиолетовой мантии.

— Я представляю свидетеля для допроса под сывороткой правды, — разнёсся по залу холодный голос Люциуса Малфоя — тщательно контролируемый так, что в нём слышался лишь лёгкий оттенок праведного гнева. — Введите Гермиону, первую Грейнджер.

— Я прошу вас помнить, что она — первокурсница Хогвартса, — сказал Дамблдор. — Я не потерплю никаких оскорблений этого свидетеля...

Со скамьи кто-то весьма отчётливо произнес: "Ха!", и по залу разнеслось возмущённое фырканье и даже одно или два язвительных замечания.

Гарри уставился на фиолетовые мантии, прищурив глаза.

С растущим гневом пришло что-то ещё — поднимающееся чувство беспокойства, чего-то ужасно неправильного, как будто сама реальность была разорвана. Каким-то образом Гарри знал это, хотя и не мог понять, что именно было неправильно или почему ему казалось, что всё становится хуже...

— К порядку! — прорычал Дамблдор. Он дважды ударил каменным жезлом по кафедре, и два тихих щелчка перекрыли весь шум в зале. — Я требую соблюдать порядок!

Дверь, через которую ввели свидетеля, находилась точно под тем местом, где сидел Гарри, так что, только когда вся группа вошла в каменный зал, он увидел...

...троих авроров...

...Гермиону — она шла спиной к Гарри, и он не мог видеть её лица...

...сияющего серебристого воробья и светящуюся лунным светом белку за ними...

...и источник ужасной неправильности, наполовину скрытый рваным плащом.

Не осознавая, что делает, Гарри вскочил на ноги, и только профессор МакГонагалл, внезапно схватившая его за запястье, остановила руку, тянущуюся за палочкой. Профессор трансфигурации отчаянно зашептала:

— Гарри, всё в порядке, здесь патронус...

Потребовалось несколько секунд, чтобы Гарри пришёл в себя. Ибо та его часть, которая понимала, что Гермиона не оставлена без защиты перед дементором, вбивала хоть какое-то здравомыслие в остальные...

Но патронусы в форме животных не совершенны, — сказал другой голос в его голове. — Иначе бы Дамблдор не видел под плащом фигуру обнажённого человека, на которого больно смотреть. Ты почувствовал, как оно приближается, пусть там даже и есть патронусы-животные...

Профессор МакГонагалл потянула его вниз, и Гарри Поттер медленно опустился на своё место.

Но к этому времени он уже объявил войну магической Британии, и мысль о том, что другие люди назовут его Тёмным Лордом, больше не казалась хоть сколько-нибудь значимой.

Он увидел лицо Гермионы, когда она села в кресло. Она не держалась прямо и вызывающе, как тогда перед Снейпом, она не плакала, как тогда, когда её арестовывали авроры. Она просто села в кресло с выражением безучастного ужаса на лице, и тёмные металлические цепи змеями выползли из кресла и сковали ей руки и ноги.

Гарри не мог этого вынести. Даже не задумываясь, он постарался сбежать внутрь себя, сбежать на свою тёмную сторону, надеть холодную ярость на себя, как доспехи. Это заняло слишком много времени — он не погружался так глубоко в свою тёмную сторону с тех пор, как вернулся из Азкабана. И когда его кровь стала чем-то холодным, он снова поднял глаза и вновь увидел Гермиону в кресле и обнаружил, что его тёмная сторона понятия не имеет, что делать с такой болью — она пронзала его холодность, как нож, и ранила ничуть не меньше, чем раньше.