Нежность августовской ночи - Татьяна Тронина

Но едва только он переступил порог, зазвонил его сотовый. «Евгения!» – мгновенно подобрался Глеб, но вместо номера Евгении увидел на экране улыбающееся лицо жены. Нины.

…Холодная, черная вода, на поверхности которой плавают сигаретные окурки, обертки, мертвые листья. А там, под черной жижей, на дне водостока, лежит обручальное кольцо и все двадцать прошедших лет…

Глеб на звонок не ответил, он все это время, пока пиликала мелодия вызова, пристрастно разглядывал лицо жены на экране.

Чужое, незнакомое лицо. Красивое, но неприятное. Очень неприятное.

– Да-а, дела… двадцать лет в ж… не засунешь! – пробормотал Глеб. Иных слов при всем своем высшем филологическом образовании (МГУ) и многолетнем опыте переводчика Глеб сейчас подобрать просто не смог.

И вспомнил: он-то уже распрощался с женой, а она с ним – еще нет. Даже более того – Нина ни о чем пока не подозревала. Она не догадывалась, что Глеб уже все знает про нее. Вчера после признания Светы Злобиной у Глеба был порыв убить Нину, но желание это прошло, а встреча с Евгенией вообще смягчила сердце.

Глеб отбросил телефон. Выпил кофе, побрился. Нашел в шкафу стильный итальянский костюм… Он готовился к встрече с Евгенией, он хотел нравиться ей, но – не думать о Нине уже не мог. Опять накатило.

Двадцать лет. Двадцать лет, боже мой…

Глеб нашел бумажку, на которой Света написала адрес Куделина – адрес, по которому сейчас находилась Нина. И вышел из дома лишь с одной-единственной мыслью – заглянуть Нине в глаза.

…Через час Глеб уже входил в подъезд многоквартирного дома в Сокольниках. В подъезд Глеб проник беспрепятственно – там шел ремонт, красили стены.

На шестом этаже, куда поднялся Глеб, тоже полным ходом шла покраска. Восточные люди в спецовках энергично замазывали стены нежно-розовым колером…

Глеб нажал на звонок у нужной квартиры, и через мгновение дверь распахнулась.

– Опять! Я же сказал, мы не нуждаемся в ремонте… Ой, вы кто? – На пороге стоял невысокий полный мужчина, с изрядными залысинами надо лбом, в длинном махровом халате.

Стоило Глебу увидеть этот халат, как у него сжалось сердце. «Сука… живут тут, как муж с женой! Сука, сука, сука…» Глеб не подозревал, что может так ненавидеть жену. Это была даже не ревность, а… а именно ненависть, в чистом виде.

– Куделин? – коротко спросил Глеб. Впрочем, в том, что перед ним сейчас любовник Нины, он не сомневался. Он это, гад, те же вылупленные глазки, те же кудри на висках… Как и у того мальчика на старом фото.

– Да-а… А вы кто, простите?

– Я Глеб. Глеб Мазуров.

В глазах мужчины мелькнул первобытный ужас. То, что Валентин Куделин так напугался, тоже являлось подтверждением его вины. Подтверждением того, что Куделин был любовником Нины.

Услышав, кто стоит перед ним, Куделин попытался захлопнуть дверь, но Глеб молниеносным движением толкнул дверь и ворвался в прихожую.

– Ой… – едва слышно, с неизбывной тоской в голосе прошептал Куделин, сделал шаг назад и споткнулся о чемодан.

Краем сознания Глеб, кстати, отметил, что вся прихожая была завалена сумками и чемоданами, в углу валялся ворох одежды…

– Где она? – мрачно спросил Глеб. – Где эта сука?..

И Глеб, не владея собой, обеими руками вцепился Куделину в горло. Любовник жены захрипел, его глаза закатились под лоб, но Глебу было уже все равно… Он ни о чем не думал, он собой не владел.

– Где она? Эта… тут? Эта… эта… – сквозь зубы бормотал Глеб. Он не стеснял себя в выражениях. Он сейчас говорил именно то, что хотел сказать.

Куделин наливался краснотой и хрипел уже едва слышно.

– Папа! – раздался звонкий голос откуда-то из глубин квартиры. – Папа, кто там пришел?

Это слово «папа», этот звонкий детский голос мгновенно привели Глеба в чувство. Ребенок? Откуда тут ребенок? И где Нина?..

Глеб отпустил Куделина – тот, шатаясь, держась за горло, отступил назад, закашлял.

– Папа! – в прихожую из комнаты выскочил мальчик лет четырех, кудрявый, пухлый и хорошенький – настоящий купидон. Мальчик являлся точной копией Валентина Куделина.

Куделин кашлял, пытаясь что-то сказать, воздух со свистом входил в его легкие. А Глеб стоял, потрясенно глядя на мальчика. Убивать при ребенке его отца Глебу совершенно не хотелось. «Тоже мне Отелло… – с отвращением к самому себе, к Куделину, к Нине, ко всему миру подумал Глеб. – Господи, как все пошло, гадко как…»

– Папа, ты чего кашляешь? – спросил с тревогой мальчик. – Ты простудился? Давай я тебе микстуры принесу!

– Нет, Санечка, не надо… – наконец смог с трудом произнести Куделин. – Это мне слюнка не в то горло попала…

– Папа, тебе постучать по спине? А это кто?

– Никто. Санечка, ты иди… Это ко мне дядя пришел… – сипел Куделин.

За другой дверью, ведущей, вероятно, в кухню, загремели кастрюлями, засвистел закипающий чайник. Еще за одной из дверей заиграла музыка. Еще дальше, в глубине, раздался грохот отодвигаемой мебели. Глеб только сейчас осознал, что квартира была полна людьми…

– Валя, кто пришел? – закричал незнакомый женский голос с кухни.

– Я вас умоляю… – давясь кашлем, со слезами на глазах, прошептал Куделин. – Только не при Зиночке… Она ничего не знает! Я вас умоляю…

Из кухни выглянула женщина лет сорока, пухленькая, с круглым румяным личиком, с веселыми кудряшками на голове. Выражение ее лица было настолько веселым, простодушным, детски-открытым, наивным, что Глеб окончательно впал в ступор.

– Здрасте… – радостно сказала женщина, с интересом разглядывая Глеба. Потом повернулась к мужу. – Валька, ты чего раскашлялся?

– Папа слюнкой подавился. Не в то горлышко слюнка попала… – живо объяснил матери мальчик.

– Это ко мне, Зина, с работы, – уже не кашляя, отрывисто объяснил Куделин. – Насчет накладных за последний квартал… Нам поговорить бы с товарищем?

– Конечно… Потом обедать все сядем, – понимающе кивнула Зина. – Мы только что с дачи… Завтра же первое сентября, столько дел! – Она повернулась к Глебу. – Бардак жуткий, вы извините. И вы с нами садитесь. Саня… Санечка, идем со мной, не мешай папе.

Зина Куделина утащила купидона на кухню.

Из комнаты на кухню тяжелым шагом прошел подросток, вернее, уже юноша лет девятнадцати-двадцати, в длинной черной футболке, разрисованной черепами, и драных джинсах. Дико кудрявый, суровый и смешной в своей угрюмости.

– Мама! – басом заорал юноша, не обращая никакого внимания на Глеба. – Скоро еда? Я сейчас с голоду подохну… мама, ты обещала котлет по-быстрому сделать!

– Ваня, не ори, я по телефону разговариваю… – в коридор выглянула девчонка лет двенадцати, вся в розовом, вся в стразах и бантиках – точно живая кукла. – Ой! – Она увидела Глеба и скрылась в глубине квартиры.