Мистер Мерседес - Стивен Кинг

Она задумывается, потом говорит:

– Скатертью дорога.

– Полностью с тобой согласна. Может Билл задать тебе несколько вопросов?

– Почему бы и нет, но я хочу апельсинового сока. И мои таблетки от боли.

– Я схожу на сестринский пост, чтобы узнать, пора ли тебе их принимать. – Она смотрит на Ходжеса. – Билл, ничего, что я?..

Он кивает и двумя пальцами показывает: иди, иди. Как только она уходит, Ходжес поднимается, минуя стул для посетителей, направляется к кровати Элизабет Уэртон и садится, сцепив руки между колен. Блокнот у него есть, но записывать он не решается: боится, что это будет ее отвлекать. Какое-то время они молча смотрят друг на друга. Ходжес зачарован серебристым нимбом над головой старушки. Есть признаки того, что утром кто-то из санитарок расчесал ее волосы, но за прошедшее время они вновь распушились. Ходжес этому рад. Сколиоз безобразно согнул ее тело, но волосы прекрасны. Своенравны и прекрасны.

– Я думаю, – говорит он, – мы отнеслись к вашей дочери пристрастно, миссис Уэртон.

И так и было. Даже если миссис Ти и стала невольным соучастником – а Ходжес не до конца отказался от версии, что она оставила ключ в замке зажигания, – он и Пит сразу записали ее в виноватые. Это так легко, слишком легко, – не верить тому, кого невзлюбил.

– Мы исходили из предварительных выводов, которые оказались неверными. За это я прошу у вас прощения.

– Вы говорите о Джейни? О Джейни и Крейге? Он ее ударил, вы знаете? Она пыталась заставить его отказаться от наркотика, который он так любил, и он ее ударил. Она говорит, только раз, но я думаю, больше. – Она медленно поднимает руку и постукивает по носу бледным пальцем. – Мать знает.

– Речь не о Джейни. Я говорю об Оливии.

– Он заставил Ливви отказаться от таблеток. Она говорила, что перестала их пить, поскольку не хотела превратиться в такого же наркомана, как Крейг, но с ней была другая история. Она не могла обойтись без этих таблеток.

– Вы говорите об антидепрессантах?

– Эти таблетки помогали ей выходить из дома. – Она замолкает, задумавшись. – Были и другие, благодаря им она не трогала все вокруг. У нее возникали странные идеи, у моей Ливви, но она была хорошим человеком. Глубоко внутри она была очень хорошим человеком.

Миссис Уэртон начинает плакать.

На ночном столике – коробка с бумажными салфетками. Ходжес берет несколько и протягивает старушке, но видит, как сложно той сжать пальцы, и сам вытирает ей слезы.

– Благодарю вас, сэр. Ваша фамилия Ходжес?

– Ходжес, мэм.

– Вы были хорошим. Второй относился к Ливви очень сурово. Она говорила, он смеялся над ней. Смеялся все время. Она видела это в его глазах.

Это правда? Если так, ему стыдно за Пита. И стыдно за себя, раз он этого не замечал.

– Кто предложил ей отказаться от таблеток? Вы помните?

Джейни возвращается с апельсиновым соком и маленьким бумажным стаканчиком, в котором, вероятно, болеутоляющие таблетки матери. Ходжес видит ее краем глаза и вновь двумя пальцами предлагает ей уйти. Не хочет, чтобы внимание миссис Уэртон раздваивалось, и опасается, что таблетки сотрут и без того смутные воспоминания. Миссис Уэртон молчит. И когда Ходжес уже уверен, что ответа не будет, говорит:

– Ее друг по переписке.

– Она встречалась с ним под «Синим зонтом»? «Под синим зонтом Дебби»?

– Она с ним никогда не встречалась. Во всяком случае, лично.

– Я хочу сказать…

– «Синий зонт» – фантазия. – Ее глаза смотрят на него из-под седых бровей как на идиота. – Он существовал только в ее компьютере. Фрэнки был ее компьютерным другом по переписке. Наверняка это было его ненастоящее имя. Но имена иногда так много значат. Фрэнки.

– Это он уговорил ее отказаться от лекарств?

– Да, сказал, что она подсела на них. Где Джейни? Мне нужны мои таблетки.

– Вернется через минуту.

Миссис Уэртон какое-то время размышляет, уставившись в колени.

– Фрэнки говорил, что принимал те же таблетки и из-за них сделал… то, что сделал. Сказал, что ему стало лучше после того, как он перестал их принимать, и он знает, что поступил неправильно. Сожалел о том, что нельзя все вернуть назад. Так он говорил. И о том, что такая жизнь не стоит того, чтобы жить. Я говорила Ливви, что она должна перестать с ним общаться. Я говорила, что он плохой. Что он – отрава. И она сказала…

Слезы потекли вновь.

– Она сказала, что должна его спасти.

На этот раз, когда Джейни появляется на пороге, Ходжес кивает. Она кладет две синие таблетки в приоткрытый рот матери и дает ей глоток апельсинового сока.

– Спасибо, Ливви.

Ходжес видит, как Джейни сначала морщится, потом улыбается:

– Всегда рада помочь, дорогая. – Она поворачивается к Ходжесу. – Я думаю, нам пора, Билл. Она очень устала.

Он тоже это видит, но не хочет уходить. Чувствует, что узнал еще не все. По крайней мере одно яблоко осталось на ветке.

– Миссис Уэртон, Оливия говорила о Фрэнки что-нибудь еще? Потому что вы правы. Он плохой. Я хочу найти его до того, как он причинит вред кому-то еще.

– Ливви никогда бы не оставила ключ в своем автомобиле. Никогда. – Элизабет Уэртон сидит, согнувшись, в инвалидной коляске, человек-скобка в синем махровом халате, не подозревая о серебристом нимбе над головой. Палец поднимается снова: наставительно. – Собака, которая у нас жила, больше не блевала на ковер. Только один раз.

Джейни берет Ходжеса за руку, произносит одними губами:

– Пошли.

Давние привычки умирают медленно, и когда Джейни наклоняется и целует мать в морщинистую щеку, а потом в уголок пересохшего рта, Ходжес произносит знакомые слова:

– Спасибо, что нашли время, чтобы побеседовать со мной, миссис Уэртон. Вы мне очень помогли.

Они уже у двери, когда миссис Уэртон говорит громко и четко:

– Она бы не покончила с собой, если бы не призраки.

Ходжес разворачивается. Рядом Джейни Паттерсон застывает с широко раскрытыми глазами.

– Какие призраки, миссис Уэртон?

– Один – младенец. Бедняжка погибла вместе с остальными. Ливви ночами слышала, как малышка плакала и плакала. Она говорила, что ее звали Патриция.

– В своем доме? Оливия слышала плач в своем доме?

Элизабет Уэртон удается чуть кивнуть:

– И ее мать. Иногда ее мать. Ливви говорила, что мать малышки обвиняла ее.

Согнутая старушка смотрит на них с кресла.

– Она кричала: «Почему ты позволила ему убить мою малышку?» Из-за этого Ливви покончила с собой.

Пятница, вторая половина дня, и на улицах пригорода полно ребятни, отпущенной из школы. На Харпер-роуд их не так много, но они дают Брейди веское основание для того, чтобы сбросить скорость. Он медленно проезжает мимо дома 63, чтобы посмотреть в окно. Но ничего не видит, потому что шторы задернуты. И под навесом слева от дома – только газонокосилка. Вместо того чтобы сидеть дома и смотреть телик, перед которым ему самое место, детпен куда-то укатил на раздолбанной старой «тойоте».

И куда? Вероятно, значения это не имеет, но отсутствие Ходжеса странным образом тревожит Брейди.

Две маленькие девчушки бегут к бордюру, зажав в кулаках деньги. Их наверняка учили – и дома, и в школе – не подходить к незнакомцам, особенно к незнакомым мужчинам, но это ведь старый добрый мистер Вкусняшка!

Он продает им по рожку, одной с шоколадным, второй – с ванильным мороженым. Болтает с ними, спрашивает, как им удалось вырасти такими красотками. Они хихикают. На самом деле одна – уродина, а вторая еще страшнее. Обслуживая их и отсчитывая сдачу, он думает об отсутствующей «королле», гадая, что заставило Ходжеса изменить привычный распорядок дня и не связано ли это с ним. Еще одно послание от Ходжеса на «Синем зонте» может пролить свет, подсказать, что задумал жирный экс-коп.

Если и не подскажет, Брейди хочет получить весточку.

– Ты не посмеешь проигнорировать меня, – говорит он под звон колокольчиков над головой.

Он пересекает Гановер-стрит, паркуется на стоянке у торгового центра, глушит двигатель (мгновенно смолкает и раздражающий звон) и достает из-под сиденья ноутбук. Держит его в теплоизоляционном чехле, потому что в фургоне всегда чертовски холодно. Включает и заходит на сайт «Под синим зонтом Дебби», спасибо вай-фаю ближайшей кофейни.

Ничего.

– Старый пердун, – бормочет Брейди. – Ты не посмеешь проигнорировать меня, старый пердун.

Застегивая молнию чехла, в который уже убрал ноутбук, Брейди видит двух мальчишек, которые стоят рядом с магазином комиксов, разговаривают, смотрят на него и улыбаются. С учетом пяти лет опыта, накопленного на этой работе, Брейди прикидывает, что они учатся в шестом или седьмом классе, их ай-кью в сумме составит сто двадцать, а впереди у них долгое безработное будущее. Или короткое, которое оборвется в какой-нибудь стране с избытком пустынь.