Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели - Лев Колодный

Тогда у него не были мысли, что наступит другая жизнь. И такие дорогие престижные машины он сможет покупать за свои деньги, получит право свободно распоряжаться своими произведениями, не опасаясь, что за их продажу его лишат права выезда за границу.

В дни, когда Церетели работал дизайнером советского представительства в ООН в Нью-Йорке, генеральный секретарь ООН познакомил его с Сальвадором Дали. Глава ООН хотел, чтобы два крупных художника — один западный, другой советский, выполнили картины, которые бы символизировали начавшееся потепление в "холодной войне", наступившую «разрядку» в отношениях между странами Варшавского договора и странами НАТО.

— С Дали я встречался два раза. Ему предложили расписать одну стену в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, мне другую стену. Там мы познакомились и пошли в кафе…

Замысел тот не был реализован. В конце 1979 года случилось вторжение советских танков в Афганистан…

Навсегда запомнился вечер в кафе. Он и Иннеса провели время вместе с Сальвадором Дали и Галой. Испанец рядом с русской женой и грузин рядом с Иннесой не нуждались в переводчиках. О чем тогда беседовали в кафе, Церетели не рассказывает. Но одну фразу испанца часто повторяет. Тогда Дали с тревогой заметил: "Что-то в последнее время меня перестали ругать в газетах, наверное, забыли…" Самое любопытное было после этих слов.

— Дали неожиданно начал выделывать руками и ногами какие-то странные фигуры. Так что вы думаете? На следующий день о нем и "Нью-Йорк таймс", и "Вашингтон пост" написали. Дали, наверное, заметил за столиками журналистов и решил таким образом привлечь их внимание.

Гала пожаловалась мне, что муж такой скупой, давно не дарил ей никаких украшений. Я преподнес ей подарок, но сказал, что это от Дали. Она, как умная женщина, конечно, все поняла. Но виду не подала и стала уговаривать меня посоветовать мужу купить ей еще кольцо и серьги и так далее. Тут я взмолился: "Не-е-т! Я тоже женатый!"…

Когда над Зурабом сгустились черные тучи и на его голову полились потоки грязи, застилающие экраны ТВ, он не раз вспоминал слова и жесты непревзойденного мастера собственной рекламы. Ему не пришлось прибегать к таким методам. За него это делали профессионалы заказных статей, "черного пиара". Такой масштабной кампании клеветы на телевидении и в газетах, какая случилась позднее в Москве, не удостаивался ни Сальвадор Дали, ни другие знаменитые художники ХХ века. Но об этом — впереди.

Конец четвертой главы

ГЛАВНЫЙ ХУДОЖНИК МОСКОВСКОЙ ОЛИМПИАДЫ.

ГЛАВА ПЯТАЯ, о Московском периоде жизни, когда нашего героя назначили главным художником Олимпийских Игр. Тогда и началась "церетелизация Москвы", не замеченная прессой. Горельефы, эмали, витражи украсили гостиницы, дворцы спорта.

К ипподрому в Битце прискакала тройка бронзовых коней.

А на площади у популярного рынка поднялся обелиск

в честь Георгиевского трактата.

Триумф в Брокпорте выпал на лето 1979 год. На следующее лето пришлись Олимпийские Игры в Москве. Задолго до этого события, при Хрущеве, город принял всемирный фестиваль молодежи. Тогда в Лужниках на заливаемой вешними водами земле построили Центральный стадион имени Ленина. Спустя двадцать лет город возводил сразу около восьмидесяти "олимпийских объектов": крупнейшую гостиницу Европы в Измайлове, дворец спорта на северо-западе, ипподром на южной окраине, «Хаммер-центр» с гостиницей и квартирами для бизнесменов на Пресне, международную телефонную станцию. Называю только те из «объектов», к которым приложил руку Церетели. Но этим его участие в Московской Олимпиаде не ограничилось.

В олимпийский год все узнали имя художника Виктора Чижикова. Он придумал официальную эмблему — олимпийского Мишку. О нем писали все газеты и журналы. И только специалисты были в курсе, что главным художником Московской Олимпиады назначен Церетели. Роль главного архитектора играл Посохин, строивший огромный Крытый стадион и Дворец водного спорта на проспекте Мира. Главный архитектор Москвы предложил испытанному соавтору взять на себя тяжкую должность. Не каждый готов был взять на себя эту роль.

Почему выбор пал именно на эту кандидатуру? Ведь в Москве, как нигде, насчитывалось много доморощенных монументалистов. В шестидесятые годы, как мы знаем, мозаики кинотеатра «Октябрь» архитектор заказал Андронову и Васнецову. За минувшие годы Посохин лучше всех узнал: Церетели не только талантливый художник, но и непревзойденный исполнитель, все сделает в срок.

Олимпийские Игры — большой Спорт и большая Политика. Открывает их глава государства. Олимпиаду невозможно без позора для страны отложить ни на день, ни на час из-за неготовности стадиона или дворца спорта.

Церетели принял предложение Посохина. А это значило не только осуществлять общее руководство, но и работать самому в разных концах Москвы, раскинувшейся на тысячу квадратных километров внутри Московской кольцевой автомобильной дороги.

Так впервые появилась возможность проявить себя не на берегу Черного моря, не на окраинах Тбилиси и в американском городке, а в Москве, на ее новых территориях. Все олимпийские объекты располагались за пределами Садового кольца, исторического центра.

Начался Московский период монументального творчества, длившийся до начала «перестройки».

На месте снесенной деревни с названием Битца соорудили Олимпийский ипподром, где должны были состояться конные состязания. Для ипподрома Зураб изваял тройку вздыбленных лошадей. Так по Москве начали бег кони, добежавшие до Поклонной горы и Манежной площади.

Ближе к центру на Ленинском проспекте поднялась гостиница «Спорт». Ее интерьеры украсили эмали на тему "История спорта". На северо-западной окраине построили Дворец спорта общества «Динамо». В его интерьере заполыхал витраж. У берега Москвы-реки, в районе правительственного центра России, на деньги американского миллиардера Арманда Хаммера вырос комплекс зданий для бизнесменов, желавших работать и жить в советской столице. В холле главного здания возникло настенное панно на тему "Золоте кольцо России". В центре главенствовал Московский Кремль. А вокруг него на других картинах представали Кремли других древних русских городов. Впервые для этого Зураб применил не излюбленную мозаику, витраж или горельеф, а перегородчатую эмаль. Русские эмальеры называют ее — финифть.

Эта техника изобразительного искусства культивировалась издавна в разных странах, в том числе в России, где пользуется популярностью финифть мастеров Ростова-Великого. Эмали поразили воображение Зураба еще во время давней учебы во Франции. В Европе в годы Леонардо да Винчи славились эмальеры города Лиможа. Известную со времен египетских фараонов технику искусства развивали в разных странах, в том числе в древней Грузии. Роль красок играет в эмали цветное стекло. Его закаляют в огне как сталь. Из-за сложности технологии художники в новое время охладели к искусству, сопряженному с трудным ремеслом. Забыли основательно о нем и на родине Церетели, где славилась перегородчатая эмаль. Чтобы ее создать, требовалось припаивать к медному листу по контуру рисунка тонкие перегородки, заливать их жидким стеклом, стоять у жаркой печи. Кому из современных художников была охота всем этим заниматься в быстротекущем ХХ веке?

Всем этим, созданием эмалей, понравилось заниматься Зурабу. Вместе с химиками он возродил забытое искусство. В итоге на руках появились авторские свидетельства на эмали, какие никто не делал за всю историю цивилизации. В палитре оказалось не семь цветов радуги, как прежде, а на порядок больше. Это, во-первых. Во-вторых, из средства производства художественных миниатюр, небольших ювелирных произведений, превратилась перегородчатая эмаль в способ создания настенных панно, больших ярких колоритных картин любого размера и на любой сюжет.

— Я понял, что и мозаика, и витраж это, в принципе, техника настенной росписи, а именно она меня больше всего интересовала, — к такому выводу после посещения мастерских французских художников, работавших с эмалью, пришел Церетели.

Эмаль страстно его увлекла. В ней увидел способ настенной росписи, больших плоскостей, способных играть главную роль в интерьере общественных зданий. Этот способ реализовал, когда ему поручили украсить здание Академии наук Грузии. Там появилась изображавшая великих ученых большая эмаль размером 3х4. Другая эмаль образовала панно с видом старого Тбилиси. Ее размер был 2х6 метров. До Церетели никто из художников так сделать не мог.

В Олимпийский год Церетели предстал в Москве мастером, способным работать в любой технике — мозаике, витраже, эмали, горельефе… Он умел создавать большие картины на медных листах, придавать им яркую красочность и вечность. Эмалям не нужен микроклимат, кондиционеры, искусственный свет, как картинам музеев. Закаленным в огне при температуре 1400 градусов, им не страшна ни сырость, ни плесень, ни холод, ни жара. Они вечны как золото, если не бить по ним молотком.