Красный тайфун (СИ) - Влад Савин

— Научишься еще — отвечаю — а про сегодня, боялся зря. Поскольку было известно, что этот Енаи по — русски говорит — а если приехал сам и один, то значит, ему больше нас надо было, чтобы его поняли. А был ты нужен, во — первых, потому что положено так, чтоб переводчик наличествовал. А во — вторых, вот представь, уволишься ты из армии, и станешь, например, писателем или журналистом. И тогда очень пригодится тебе, что ты повидать успел — особенно если это историческое событие, о котором после в энциклопедиях станут писать. Еще есть вопросы, лейтенант Стругацкий?

Адмирал Мицумаса Енаи. Это же время и место.

Истинному самураю не нужен поединок, и даже разговор — чтобы узнать силу противника.

Однажды великий воитель Миямото Мусаси странствовал по дорогам Японии и встретил другого самурая. Еще издали, по осанке и походке он определил истинного мастера меча, а подойдя ближе, и оценив «духовную энергию» путника, решил, что это Ягю Дзюбей, глава прославленной школы Ягю. Путники встретились, и молча разошлись, обменявшись взглядами. Затем они одновременно оглянулись, и неизвестный спросил — простите, не вы ли будете Миямото Мусаси. Да — ответил тот — а вы, конечно, Яго Дзюбей? Кивнув друг другу, они направились в корчму, заказали по чашке чая, попросили принести принадлежности для го, стали играть. Стиль у каждого был свой, но перевеса никто не добился. Тогда мастера так же молча признали ничью, встали, раскланялись и разошлись. Им не понадобилось обнажать мечи, чтобы убедиться в равенстве друг друга.

Для чего нужна была эта встреча с русскими — личная, как в давние годы русской Смуты? Европеец бы сказал, навести мосты, которые могут пригодиться в будущем. Ну а японец, обеспечить незамутненность зеркала восприятия Японии в глазах русских. Может быть, все было напрасным — хотя как показалось, Лазарев понял.

Увидеть этого, самого таинственного адмирала русского флота — было второй целью встречи. Важно было оценить, с какой фигурой после придется иметь дело. Да, этот русский явно буси, в отличие от многих, знакомых по тому Петрограду, офицеров флота с хорошей подготовкой, но без характера бойца. И было в нем какое‑то отличие от прочих русских, что‑то ускользающее, не ложащееся в формулировку. Пожалуй, такому противнику не стыдно проиграть — но сейчас не времена Мусаси, спор идет за будущее Японии! Неужели стране Ямато придется вернуться во времена до — Мейдзи, быть навсегда вычеркнутой из списка мировых Держав?

Гайдзины никогда не могли понять Японию. Если эстетические образы, вроде знаменитого цветения сакуры, или сада тринадцати камней еще могли быть оценены любителями живописи — то Енаи не встречал пока еще ни одного европейца, которому не то чтобы нравился, а вообще был понятен театр Но! А объяснение простое — японцы в общении умеют даже без слов «снимать информацию друг с друга, читать между строк» (термины европейские — но иначе просто не сказать). Это пошло от мастеров меча — которые еще до начала поединка, взглянув на противника, на его стойку, положение рук, взгляд, едва заметные движения, могли безошибочно рассчитать, куда он направит удар, и в какой момент это произойдет. Вот отчего японские дуэли коротки — удар молнии, отбив, один труп. И вот почему актеры театра Но были весьма уважаемы среди истинных буси — как надо владеть собой, чтобы рассказать целую драму, легко читаемую такими же мастерами — при том, что гайдзин просто ничего бы не заметил, в представлении без действия и почти без слов.

Сродни театру Но древнее искусство каллиграфии, которым сегодня, к сожалению, владеют немногие. Когда не только общий рисунок иероглифа, но и малое отклонение штриха, сдвиг, или едва заметное продление, несут такую же нагрузку как суффиксы и приставки в языке гайдзинов — и одна и та же надпись, различия в которой не заметит европеец, поверхностно заучивший азбуку, скажет разное японцу. Это искусство уже было редкостью полвека назад, не выдержав перемен новой эпохи — смешения сословий, ускорения ритма жизни. Однако же владеть искусством Но профессиональный японский разведчик был обязан!

Да, Лазарев это буси, воин. Но в нем чувствовался, даже не страх, наверное он бы оскорбился, скажи ему это кто‑нибудь, а будь он самураем, вызвал бы на поединок! Не страх но отчаянная решимость идущего в атаку по мосту, горящему за спиной. Потребность непременно выиграть бой — потому что полупобеды или ничьей быть не может. А чего может бояться воин — уж точно, не врага! А прежде всего, неисполнения своего долга перед повелителем! Неужели это правда, что Вождь Сталин столь же безжалостен, как легендарный полководец Тоетоми Хидееси? Не выполнивший приказ — должен умереть. Лазарев одержал блистательную победу, истребив две эскадры Империи, завоевав господство на море — и его Повелителю, Сталину, этого мало?!

Нам не понять Россию, еще больше, чем гайдзинам, Японию! Сам Енаи, курируя разведку Флота, не однажды убеждался, что судить об СССР по рассказам эмигрантов, уехавших в революцию, нельзя, изменения были намного больше, чем страна Ямато до эпохи Мейдзи и после нее! Чтоб ты жил в эпоху перемен — в Китае, да и в Японии, перемены воспринимают как катаклизм, с которым надо смириться и как‑то пережить, если уж нельзя избежать. Это проклятие западных гайдзинов, жизнь как гонка — да, это иногда полезно, хотя бы в плане нового вооружения и методов войны, но мир, где постоянно меняются ориентиры, это подлинный ад! В сравнении с этим, природные катаклизмы переносятся намного легче, это уже давняя, привычная беда, не меняющая мировоззрение. А русские выглядят по — особому даже на этом фоне — страшно представить страну, где каждый новый правитель выбирает совершенно новый Путь и новую Веру, и принуждает к тому всех подданных под страхом смерти!

Это кажется невероятным для японца, привыкшего, что Вера одна — за Императора, Тэнно Хэнку Банзай! Бусидо, Кодекс самурая, неизменный уже много веков, во всех смутах, для всех воюющих сторон, требовал верности своему полководцу, дайме — но не включал в себя клятвы Императору и стране Ямато, это было ясно и так! Но Енаи, когда был в русской Сибири, представителем Японии при правительстве Колчака, видел сам, как поначалу полки прежней, Императорской России, отважно и успешно шли вперед, одними штыками разгоняя красную сволочь. Казалось, что уже близко триумфальное вступление в Москву и Петербург, и восстановление законной власти. Но если Белая Армия шла в бой из верности своим командирам, таким как сам Колчак, Каппель, Пепеляев, а эта верность уменьшалась с гибелью ветеранов, то красные растили Идею, заставляющую идти в бой, не жалея себя — в Японии такое могло бы быть, если бы монгольское вторжение состоялось, не уничтоженное Божественным Тайфуном. И красная Идея оказалась сильнее верности белым «дайме», фронт неудержимо покатился назад, целые полки переходили к красным, или поголовно дезертировали, в лесах возникали целые армии партизан. И напрасно Колчак приказывал сжигать целые деревни вместе с жителями, или ставить приговоренных к смерти ледяными верстовыми столбами, или приколачивать за руки и за ноги к шпалам и пускать поезд — жестокость вызывала не покорность, а ненависть и жажду мстить, потому что того, кто воюет за Идею, нельзя запугать, а можно лишь убить.

Теперешний же Правитель, Сталин, еще более суров, жесток и беспощаден. Ту веру, «за мировую революцию», ради которой его народ шел на смерть — успел объявить враждебной, наказуемой смертью же. А что будет, когда этот Вождь умрет? Русские удивляются, как можно жить в стране, которую регулярно трясет? А японцы не могут понять, как можно жить в стране, так же регулярно меняющей Идею — когда то, за вчера ты должен был идти умирать, завтра объявляют ложью. И теперь русские хотят и нас так же заставить жить? Да, победитель может заботиться о сытости побежденных, зачем ему морить голодом уже своих вассалов? Но ни один победитель не потерпит, чтобы его вассалы верили в иное, чем он.

Потому — выбор Японии ясен. Американские гайдзины — хотя бы более просты и понятны. Может быть этот выбор и ошибочен — но когда под ногами разверзается пропасть, надо не смотреть в нее, а делать то, что должно самураю. Мы подпишем Договор — а что будет лет через двадцать (вряд ли новая Великая Война придет раньше), это в руках богов! Которые держат в руках судьбу страны Ямато, и забирают к себе на небо всех достойных.

А если в это не верить — то не надо и жить!

Герцог Луис Маунтбеттен, вице — король Индии.

Волею нашего короля Георга, и Объединенных Наций, мне было поручено принять капитуляцию Японии, положив наконец завершение этой слишком затянувшейся войне.

Видит господь, я не стремился к этой чести — мне хватало забот на своем посту. К июлю 1945, Индия и Бирма были полностью очищены от японцев, Сиам поспешил выйти из войны, объявив о своем «нейтралитете», фронт проходил по диким джунглям Малайи. Главными задачами было, взятие Сингапура, и восстановление порядка на освобожденных территориях. Причем второе отнимало даже больше сил и ресурсов — при том, что Британия, к сожалению, была далеко не та, что прежде. Мы могли рассчитывать на эффективную военно — промышленную базу лишь западных районов Индии, не затронутых японским вторжением. На остальной же территории, проблема была даже не в разрушении фабрик и железных дорог — восстановление порядка было большей трудностью.