Первое руководство для родителей. Счастье вашего ребенка. - Андрей Курпатов

А задуматься следовало бы… Разумеется, ребенок взрывается не «вдруг». В нем это напряжение копится. Сначала он переживает оттого, что его не понимают и не принимают таким, какой он есть. Переживает и пытается достучаться до своих витающих где-то в облаках родителей. Ребенок устраивает самые разнообразные демарши, которые родители, «по доброте душевной», почему-то принимают за попытки ребенка «привлечь к себе внимание». И вместо того чтобы разобраться, понять, что беспокоит их ребенка, почему он переживает, почему чувствует себя неприкаянным, они клеят на него какой-нибудь ярлык, а то и вовсе клеймо на нем ставят. Ребенок, в свою очередь, разумеется, чувствует еще большее пренебрежение и протестует активнее. Кстати, эти демарши могут быть самыми разными — от энуреза и мелкого домашнего воровства, заканчивая наркотиками и откровенно асоциальным поведением.

Воспитание есть усвоение хороших привычек.

Платон

Тут уже родители начинают «закручивать гайки» — мол, молодой человек распоясался и надо его «ввести в разум». Они вдруг вспоминают, что он «уже взрослый», а потому устраивают ему нагоняй по полной программе — мол, ты такой-сякой-немазаный, мы тебя содержим, а с тобой сладу нет! В общем — жди беды, дорогой наш ребенок! Тот, понятное дело, воспринимает эту экзальтацию «родительской миссии» своих проснувшихся после долгой спячки «предков» как объявление войны, на которой, как известно, все средства хороши. И ему ведь невдомек, что те самые «предки» действуют из лучших побуждений, что они хотят ему добра и поэтому определяют для него «рамки» поведения и «формат» отношений с ними. Нет, он рассуждает иначе, почти как по Ф.М. Достоевскому: «Они меня не понимают, они мира моего не принимают!»

Причем, надо признать, что родители, действительно, занимаются хроническим обесцениванием того, что ребенок считает для себя по-настоящему важным и ценным: «Ну, что ты этой глупостью занимаешься?! Сделал бы что-нибудь серьезное!» А это — все равно что лупить по больной мозоли. Наши ценности — это то, с чем мы отождествлены. Когда кто-то не принимает наших ценностей, он таким образом заявляет нам не просто о несогласии с этими нашими ценностями, но о несогласии с нами как таковыми, в каком-то смысле отрицает нас самих.

Поэтому любой разговор с родителем в подобном формате «душеспасительных бесед» — это лишний повод для ребенка убедиться в том, что его не любят, не ценят, не понимают. А для родителей — это очередной этап утраты своего авторитета в глазах собственного чада. Мы не можем питать чувство уважения к человеку, который отрицает то, что нам дорого. А родители с упорством, достойным лучшего применения, занимаются как раз этим, считая, почему-то, что в том и есть суть родительского воспитания — объяснить ребенку, почему он не прав.

Дальше все это уже переходит всякие границы добра и зла. Родитель чувствует, что ребенок его не уважает, начинает понимать, что все его благие речи ребенок не слышит и слушать не хочет, и стартует забег на выживание. Родитель пытается доказать своему ребенку, что тот не прав, а главное — права на личную позицию не имеет. И потому, хочет он или не хочет, ему придется родителей слушаться — мол, не хочешь по-хорошему, будем по-плохому. Но ребенок ведь тоже человек, у него, может, голова еще и недоразвита, но самолюбие и самоуважение уже есть. И он, в свою очередь, тоже пытается доказать родителям свою правоту, размышляя над хрестоматийным — «Тварь я дрожащая или право имею?» Однако же, не многие из нас — людей-человеков — готовы признать себя «тварью дрожащей», а само предположение такого рода вызывает в нас обратную реакцию — доказать всем и каждому, что не тварь и прав предостаточно.

Выяснять в отношениях с ребенком, кто прав, а кто виноват, «давить» его авторитетом и устраивать конкурс личностных амбиции — это лишь тренировать в нем эмоцию гнева, и больше ничего. Услышать вас, когда вы сами нагнетаете напряжение, он не услышит, а вот возненавидеть — это пожалуйста! Гнев не провоцирует ничего, кроме гнева, сопротивление вызывает одно только сопротивление. Эскалация напряжения в такой ситуации неизбежна, а вот взаимопонимание — заказано. И поэтому прежде, чем вы решите затеять подобную «войнушку» с собственным ребенком, задумайтесь — какова цель этого вашего предприятия? Если вы хотите до него «достучаться», то вы избрали самый бесперспективный путь.

Вам не удастся никогда создать мудрецов, если вы будете убивать в детях шалунов.

Жан-Жак Руссо

Обезоруживает агрессора только доброжелательность и готовность идти навстречу. А защита холодной броней отстраненности и контрнаступление, напротив, лишь мобилизуют вашего оппонента. Мы все хорошо это знаем, только вот в отношениях с собственными детьми почему-то постоянно забываем об этом простом правиле. Может быть, потому, что мы не верим, что этот маленький живой комочек, в принципе, способен на агрессию, а подросток не имеет на нее права и потому просто не может агрессировать? Наверное, поэтому. Мы совершенно забываем, что ребенок — хоть он и маленький — настоящий, полноценный, живой человек. И он вполне может быть чем-то недоволен, испытывать эмоцию гнева, быть агрессивно настроенным. Это нормально. Это обычная эмоциональная реакция. По-другому и быть не может! Мы ведь его не в капусте нашли и не в магазине купили — он живой!

Мы можем считать, что наш ребенок гневается и проявляет агрессию по незначительным поводам. Мы можем думать, что это неэффективный способ решения проблем и вообще неправильная форма поведения. Мы можем, наконец, не соглашаться с его позицией в принципе. Но… Он живой человек, он личность, и то, что он переживает, — пусть даже это гнев и агрессия, — это реальность, которую мы не имеем права игнорировать. Это не миф, не блажь, не фантазия, это нельзя выключить по указке — нажал на кнопку, и напряжение упало. Это напряжение нужно пережить и заземлить.

Никогда не провоцируйте агрессию ребенка, а если все-таки он переживает гнев, не оказывайте давления. Продемонстрируйте свое доброе отношение, открытость и готовность к диалогу. Поверьте, если ребенок видит вашу добрую волю, то его агрессия быстро пойдет на спад, и вы сможете с ним договориться. Но если он этой доброй воли в вас не обнаружит, он будет тренировать свой гнев, а это, поверьте на слово, чревато самыми неприятными последствиями.

Понимаю, что само это словосочетание — «детская эмансипация» — звучит юмористически, но термин не мой. Так знаменитый «кризис трех лет» охарактеризовал автор этого без всякого преувеличения выдающегося открытия Лев Семенович Выготский. Впрочем, ничего странного в этом словосочетании нет. Эмансипация, в переводе с латыни, — это освобождение от какой-либо зависимости. А то, что наш ребенок последовательно и неумолимо освобождается от нашей с вами — родительской — зависимости, — это, по-моему, совершенно понятно. Освобождается, и еще как! Причем, происходит это освобождение этапами, режут этот кошкин хвост кусочками — в три годика чуток оттяпают, потом в семь, в десять, четырнадцать…

В книге «Триумф гадкого утенка» я уже рассказывал про этот кризис (куда без него, если речь о детях?), а потому здесь коснусь этой темы очень коротко. Кризис трех лет трудно не заметить, потому как ребенок начинает проявлять негативизм, упрямство и строптивость. На первый взгляд, во всех трех случаях речь идет об одном и том же, но это не совсем так,

Негативизм — это очень, так сказать, особенное отношение ребенка к собственному желанию. Чтобы пояснить этот феномен, Лев Семенович рассказывает такую историю из своей практики. Девочка в возрасте чуть больше трех лет находилась в клинике, где работал ученый. Узнав, что врачи время от времени совещаются, она захотела, чтобы ее взяли на такую конференцию. «Девочка собирается туда идти, — пишет Л.С. Выготский. — Я приглашаю девочку. Но так как я зову ее, она ни за что не идет. Она упирается изо всех сил. "Ну, тогда иди к себе". Она не идет. "Ну, иди сюда". Она не идет и сюда. Когда ее оставляют в покое, она начинает плакать, Ей обидно, что ее не взяли».

Думаю, многие родители узнали в поведении этой девочки своих собственных трех-, четырехлетних детей. Ребенок хочет чего-то, но не может этого сделать просто потому, что родители предложили ему делать именно это. Они — родители — как бы украли у него соответствующую идею. А он не хочет делать, как ему говорят, он хочет делать сам. Но как, если родители согласны? Получается же, что это уже не его желание, а желание его родителей. И тут в голове случается катаклизм. Когда ребенок просто не хочет — это другое дело, такое случается и в два года, и в двадцать лет. Но вот такое — «хочу, но не могу, потому что они мне то же самое предложили» — это только в три года бывает, в момент, когда сознание ребенка созревает настолько, что он начинает понимать, в каких случаях надо говорить «я».