Закон Неписанный - Владислава Мека

Знаете, меня никогда не били просто так, точней меня вообще никогда не били, особенно те, кого я не считала врагами. Лэадониса я таковым не считала. Но то, что случилось, стоило мне зайти в дом, доказало обратное, Нитрэс мне явно враг.

Он накинулся на меня еще в холле. Сильная оплеуха по лицу, так, что я еле устояла на ногах, схватив меня за руку повыше локтя, он направился на второй этаж. Как я носом ступеньки не сосчитала, диву даюсь до сих пор. Когда за нами закрылась дверь спальни, Лэадонис уже не церемонясь огрел меня кулаком по лицу, я упала, тут же получив пинок в грудь, живот, несколько ударов по ногам и спине. Делал он все это молча, не проронив не звука. Я додумалась только свернуться калачиком, прикрыв голову руками. Да, меня никогда не били так. Это было насилие, унижение и боль. Не знаю, когда он прекратил меня колошматить. Но в один момент я поняла, что осталась одна в комнате. Подняться не могла, да я даже распрямиться не могла. Так и продолжала лежать.

Наверное, это покажется кому-то странным, что я не сопротивлялась, что не пыталась ударить в ответ, так вот, так думать способны только те, кого не били, вот так, дома и не враг. Сложно дать отпор такому человеку, еще сложней если он мужчина.

Под щеку натекло что-то мокрое, не слезы, значит кровь. Мне надо срочно подняться, но почему тело не слушается? Черт! Вот так ситуация. Не знаю, сколько так пролежала, но дверь комнаты хлопнула. Знакомые почти неслышные шаги. Я опять сжалась. Не помогло. Меня подняли и куда-то понесли. Острая боль пронзила все тело, когда Лэадонис опустил меня в ванную наполненную теплой водой. Вещи он даже не пытался снять, просто срезал их ножницами. Я не смотрела на него, я вообще не смотрела. Видимо, удары по лицу были слишком сильные, поэтому глаза уже заплыли и открывать их было больно. В какой-то момент боль победила и я просто отрешилась от происходящего, будто из меня вытащили батарейку отвечающую за мануальные ощущения.

Он мыл меня, обрабатывал ушибы и раны, затем понес еще куда-то, положил кажется на постель. Укрыл, сам лег рядом. Я так и осталась лежать не шелохнувшись до самого рассвета. А потом подумала, что жизнь — говно, но мне нравится в ней не тонуть. Поэтому самое время в очередной раз выплывать…

Глава 19

Каждый заслуживает еще один пятый шанс.

Если судьба свела вас со мной, значит, пришло ваше время платить за свои грехи.

Один человек сказал как-то: Я — единственное, что у меня есть, следовательно, я себя буду беречь. Но как, черт возьми, как это делать, когда собственная жизнь зависит от благополучия того козла, что меня чуть не убил?! Это дилемма и теорема без решения. Да что угодно! Но ответа все равно нет. Бежать от него? И что потом? Всю жизнь, весьма длинную, как я понимаю, скрываться? Прятаться за каждым углом, завидев подозрительную тень, а потом с радостью понимать, что она принадлежит тебе самому? Что делать и кто виноват? Извечный вопрос. Ну, кто виноват я, допустим, знаю. А вот что делать, понятия не имею.

Я вздрогнула, стоило Лэадонису изменить позу. В постели с врагом, как патетично! Как там говорилось? Минуй нас пуще всех печалей — и барский гнев, и барская любовь. Как раз в тему. Надо же было так сглупить. Я даже не знаю, чем конкретно так привлекла внимание высокородного. Но судя по книжице, что я вчера, кое-как передвигаясь по дому, нашла в библиотеке — императорский брак не заключался так просто. Даже местная элита не могла с бухты — барахты заключить такой союз. Кто-то в подобной паре, если не оба должны чувствовать притяжение, пусть и примитивное вожделение к суженому. Со временем, которое обязательно перерастает в больную одержимость объектом страсти (любовь), особенно, если этот самый объект сопротивляется. Как правило, даже несогласная сторона рано или поздно сдается и наступает мир и покой в такой семейке. Делаем нехитрые выводы — Лэадонис, сам того не подозревая, уж поверьте на слово, питал ко мне больше, чем просто холодное равнодушие. Приходиться признать, что это можно было заметить. Но поскольку, я им совершенно не интересовалась, да и без него было проблем до кучи, то профукала момент, когда у эльфа стала ехать крыша не спеша и шифером шурша.

Возможно, не унижай и не избивай меня, высокородный вполне мог добиться, со временем, взаимности. Не зря же я его представляла, когда кувыркалась с убийцей. Но сейчас, все, чего мне хотелось это отодвинуться подальше от эльфа. Еще лучше вообще оказаться в другой комнате. Лэадонис будто что-то почувствовав моментально проснулся. Его рука медленно и оттого еще более пугающе скользнула к моему лицу. Синяков почти не осталось, спасибо лекарю, подлатали меня знатно еще вчера с утреца. Но тело все равно ныло и тянуло местами. А еще оно помнило удары этих рук, которые сейчас ласково оглаживают кожу.

— Ты такая красивая — неожиданно выдал эльф.

— Ага, но с синюшным «макияжем» была явно лучше — стараясь скрыть страх за сарказмом, хмыкнула я.

— Уже ведь знаешь, про наш брак? — скорей уточнил, чем спросил эльф.

— Следишь за мной?

— Естественно. Ты теперь под домашним арестом. А для твоей безопасности я вынужден приставить охрану. А поскольку ты узнала достаточно, мне теперь не нужно скрывать. Конечно, на публике я себе такой роскоши не позволю, все же ты — человек, но дома мне было бы приятно, если бы ты отвечала взаимностью на проявления чувств.

Мне захотелось рассмеяться. Он действительно идиот, если подразумевает именно то, что говорит. А я не сомневаюсь, что каждое сказанное им слово это тщательно взвешенное решение. Как же это противно!

— Никогда не думала, что повторю судьбу каждой третьей женщины из своего мира — усмехнулась я, отчего заныли губы, все же не до конца зажившие.

— И что это за судьба, позволь поинтересоваться? — ему что, так нравится слушать гадости в свою сторону? Не знаю, но мне определенно нравится говорить их ему.

— Нет ни какого секрета. Наши бабы любят сволочей и мерзавцев, только за таких и выходят замуж. Вот и я не отличилась. У нас даже есть такая поговорка: «Бьет, значит, любит» — наблюдая, как меняется вполне счастливое личико высокородного и становится непередаваемо хмурым, я почувствовала, как стало немного легче.

— Ты спала с другим! Ты мне изменяла! — е-мое, мы сорвались на банальный скандал, дожила.

— И что? Тебя тоже верным мужем не назовешь. Что это меняет? В самом начале ты сам говорил, что я могу жить так, как считаю нужным. А что изменилось теперь? Твое отношение ко мне?

— И это тоже. Да ты ни разу не возразила мне по поводу измен! Тебе ведь было все равно! — вскочил муженек с постели, конечно, ругаться в позе лежа — это как-то слишком ненормально в его понимании.