Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник) - Коллектив авторов

Дискуссионные вопросы партизанского движения на территории Беларуси на протяжении последних десятилетий уже не раз становились предметом изучения белорусских историков. Основное внимание в этих исследованиях уделялось анализу деталей, современной историографии [20; 21]. Однако возникает парадоксальная ситуация: историки-профессионалы в настоящее время владеют большей информацией, могут дать детальные разъяснения по самым проблемным вопросам антигитлеровской партизанской борьбы, но при этом результаты работы профессионалов не становятся достоянием широкой общественности. Результаты исследований профессиональных историков публикуются в основном в научных изданиях, малодоступных по причине небольших тиражей и немалой стоимости. Кроме того, специальная литература, даже созданная в научно-популярном жанре, проигрывает публицистике не столько в тираже и стоимости, сколько в рекламе и способе распространения. Редким положительным примером использования современных возможностей для ответа оппонентам можно назвать реакцию Э. Г. Иоффе на публикацию в газете «Комсомольская правда в Белоруссии» материала о якобы ни за что сожженной партизанами деревне Дражно [22].

Непрофессиональные исследователи активно используют популярные СМИ и Интернет. При этом в ряде случаев такие публикации претендуют на научные труды, в особенности при упоминании имен известных деятелей культуры (например, В. Быкова) и включении в библиографию работ представителей отечественной науки [15; 19]. В то время как вызвавшие резонанс своими работами И. Копыл, В. Акудович, В. Батшев четко признаются, что они излагают свою личную точку зрения, то С. Захаревич под видом научного труда делает вольный искаженный пересказ книги Дж. Армстронга (изданной на русском языке в не самом корректном переводе) [2; 4; 7; 19; 24]. Как справедливо отмечает российский историк Ю. А. Никифоров, упомянутые «специалисты» ощущают слабость своих позиций, не участвуют во внутрицеховой полемике историков (их сообщений нет в материалах конференций), но с помощью научно-популярного жанра обращаются к массовому читателю. В таких работах подаются (чаще без объяснений) малоизвестные или нечетко объясненные ранее исторические факты, создается видимость респектабельности в глазах обывателей [26]. Если учесть, что из конъюнктурных соображений многие СМИ героями своих материалов делают именно публицистов («академик» А. Е. Тарас), представляемых как современные исследовательские авторитеты, то создается ситуация, характерная для средневековья, когда степень достоверности информации источника определялась именно общественной авторитетностью. Все упомянутые «специалисты» принципиально не обращаются к отечественным и зарубежным документальным источникам, зато постоянно демонстрируют свое негативное отношение к «официальной науке». Примечательно, что публицисты добровольно отказываются от использования результатов исследований современных германских исследователей. (Их-то в вопросах партизанского движения и отношения обеих сторон с местным населением трудно обвинить в предвзятости!) Таким образом, от общественности скрывается факт, что по ряду основных вопросов выводы отечественных и немецких историков совпадают [27].

Опыт автора в области изучения общественного мнения по интересующей проблеме позволяет сделать вывод, что отношение граждан современной Беларуси к партизанскому движению периода Великой Отечественной войны в основе своей определяется пониманием некоторых важных моментов. На сформировавшиеся в последние десятилетия устойчивые стереотипы восприятия партизанского движения повлияла обусловленная идеологическими рамками советского времени недосказанность авторов научных трудов по указанной проблеме (роль военнослужащих и спецподразделений, законность партизанских формирований, существование лжепартизанских отрядов и уголовных банд и т. д.). То, что 30–40 лет назад было очевидным для большинства (немцы=захватчики, несущие смерть; свою землю необходимо защищать, своим нужно помогать, во всех государствах во время войны отношение к предателям ужесточается; шпионаж необходимо пресекать и т. д.), сегодня необходимо доказывать [14, с. 10–31].

В фундаментальных работах до сих пор отсутствует разъяснение, в чем разница между терминами «партизанское движение», «партизанщина», «бандитизм» [14, с. 10–31]. Как показывает анализ доступных документальных и нарративных источников, еще в период антигитлеровского сопротивления на оккупированных территориях руководители отрядов и бригад в борьбе за дисциплину и законность активно разъясняли личному составу разницу между этими тремя понятиями и принимали меры для искоренения двух последних [28, с. 95–129]. Среди советов о том, как пользоваться компасом и вести разведывательную деятельность, брошюры-пособия для партизан, появившиеся с началом войны, содержали и указания «пресекать дисциплинарные нарушения, факты морально-бытового разложения – пьянство, мародерство» [3]. Для простых читателей необходимо развести в доступной форме понятия «реквизиция» и «мародерство». Действия партизан в подавляющем большинстве случаев подпадали под понятие реквизиция: они действовали от имени государства. Мародерство – незаконное присвоение чужого имущества в атмосфере безнаказанности, направленное на удовлетворение собственных нужд – само по себе военным преступлением не является, но является отягчающим обстоятельством.

В большинстве научных изданий, посвященных событиям 1941–1945 гг., не указано, что партизанское движение являлось разрешенной формой сопротивления по нормам международного права, что основные требования комбатации соблюдались, и это доказано юристами и историками [14; 30]. Публицисты же в своих трудах, с одной стороны, демонстрируют вопиющее невежество в области права, с другой, намеренно используют правовую неосведомленность общества в толковании правовой терминологии (конституционные нормы, военные преступления, преступления перед государством, юрисдикция международного или внутреннего права) и применения норм права в период ведения военных действий [7; 19; 24; 25; 34].

По мере отдаления военных событий у многих граждан возникает непонимание мотивов, побудивших сотни тысяч людей уйти в лес и взяться за оружие. Этот вопрос до сих пор остается спорным для историков и общественности. Удивительно то, что большинство публицистов при обсуждении проблемы вообще упускают (или сознательно обходят) тот момент, что конституционная обязанность граждан – Родину защищать. Если в предыдущий период в обществе идея сопротивления населения оккупантам не вызывала сомнений, то сейчас мотивы сопротивления врагу увязываются со стремлением жителей пережить оккупацию, выжить, спастись. А для этого присоединяться к активной борьбе против захватчиков нельзя. Польский исследователь Ю. Туронак утверждает, что население вступало в отряды, в том числе и для того, чтобы избежать угона в германскую неволю [35, с. 586–594].

В отсутствие четкого взгляда у современной молодежи, например, формируется мнение, что люди присоединялись к партизанам, так как это позволяло легче добывать продовольствие в условиях оккупации. В. В. Акудович считает, что партизанские действия вообще не характерны для белорусов [2, с. 66–79]. По его мнению, идея борьбы против немецко-фашистских оккупантов вообще не белорусского происхождения. В проекции на белорусов у этой идеи нет исторически подтвержденного генезиса. Модель жесткого сопротивления оккупации навязана белорусам Россией.

Еще один тезис состоит в том, что всенародной борьбы против гитлеровских оккупантов на белорусской территории не было [2; 7; 19; 24; 25; 34]. На наш взгляд, это связано с проявившимся еще в советский период употреблением терминов «массовый» и «всенародный». Советские историки и идеологи подразумевали, что на борьбу против захватчиков встали представители всех социальных, возрастных и этнических групп, населявших оккупированные территории СССР [14]. Обыватели же трактуют этот термин как участие большинства населения в количественном отношении. Причем, многие считают, что именно народное начало всегда было в основе партизанской войны. (Кстати, так отмечено в трехтомнике «Всенародная борьба в Белоруссии») [14]. Именно отсутствие в популярной литературе подробных разъяснений разницы этих терминов и подходов в настоящий период используют некоторые популяризаторы.

Исторически сложилось так, что с момента появления регулярных армий в партизанской войне исконно сосуществуют два начала: организованные партизаны-военные и партизаны стихийные – местные жители. Если под партизанским движением понимать организованные действия в тылу врага формированиями армейского типа, то его нельзя определять как всенародную борьбу в тылу врага и относить всех сочувствующих партизанам граждан к числу участников движения. Российский историк В. И. Боярский делает прогноз участия населения в партизанской войне: через несколько лет оккупации 70 % населения займут пассивную выжидательную позицию, а из 90 % патриотов 20 % будут вести активную борьбу с противником, 70 % займут пассивную позицию [9, с. 4–17].