Особое задание - Владимир Возовиков

Сколько девушек было на шефском вечере, куда они с Сашкой привели своих отличников, а вот надо же — обоим приглянулась сероглазая, пышноволосая активистка. Наверное, была слишком заметной — пришедших в заводской клуб танкистов и встречала, и приветствовала со сцены, и модные танцы показывала. Сколько улыбок она раздарила в тот вечер, но чудилось Асхату — ему доставалось больше всех, и каждая со значением. Он тогда совсем упустил из виду, что её особенные улыбки и многозначительные взгляды могли предназначаться тому, который повсюду находился рядом с ним.

Миражи рассеялись, когда Александр решительно, через весь зал направился прямо к той самой девушке с явным намерением пригласить на танец. Вначале Асхат рассердился на друга, который перебегал ему дорогу, но тут же увидел, как девушка сама пошла навстречу Ершову, первая заговорила, и Александр, улыбаясь, сказал что-то в ответ, отчего она вся засветилась.

Уйти бы Асхату в ту минуту, но, видимо, заговорила привычка к соперничеству. Или самолюбие? Ведь если девушка предпочитает тебе другого, обязательно возникает болезненное, честолюбивое чувство, и хочется доказать, что ты не так уж плох. Ну и доказал бы — разве мало девчат вокруг…

Нет, тут не только самолюбие говорило. Асхат смотрел на девушку, танцующую с его другом, и ему казалось, он давным-давно где-то видел её, искал, нашел, а она не узнаёт. Но стоит подойти поближе, перемолвиться словом — она тоже вспомнит его, и всё пойдет по-другому. А Сашка, видно, просто её добрый знакомый, он ведь тоже устраивал этот вечер, значит, встречались раньше.

Ершов оглянулся. Асхат не успел отвести глаз…

Минутой позже Ершов тормошил друга:

— Чего, как бирюк, смотришь? И солдаты твои к стеночкам жмутся по примеру командира. Вон сколько девчонок скучает! Знал бы, всю нашу роту привел… Леночка! — позвал он девушку, присоединившуюся к подружкам. — В твоем доме непорядок — я скучающего лейтенанта обнаружил.

Та всплеснула руками.

— Не может быть! Девушки, ну-ка возьмите его в оборот!

— А ты пример покажи. — Александр подтолкнул Тухватуллина к Леночке…

Они танцевали. И говорили весело о пустяках, как говорят давние знакомые. И душа Асхата оттаивала, рождалась веселая решимость не уступать Сашке Ершову. Внезапно он перехватил взгляд Лены, брошенный на Александра, танцующего с другой, и сквозь веселье по лицу её скользнуло выражение ревнивого беспокойства. В следующий миг Лена смеялась шутке Асхата, но он заметил уже всю деланность её веселья…

Ершов вернулся домой за полночь. Топтался по комнате, потом ворочался в постели, вставал и выходил курить. Наверное, поговорить хотелось, но Тухватуллин упорно притворялся спящим. Завтра воскресенье, и наговориться можно вволю. Однако разговора не вышло — Александр с утра заторопился в город: «Дельце есть неотложное…» Асхат усмехнулся, однако подумал, что без объяснений, пожалуй, лучше. И чуточку грустно было, что вот так кончается их дружба. Обзаведется Сашка женой, и даже в гости к нему не пойдешь, потому что обоим тогда будет тяжело и неловко. Вечером долго не засыпал, всё ждал Александра, но так и уснул, не дождавшись. Было это под утро.

Разбудил его грохот упавшего стула. Было уже светло. Александр, невыспавшийся, сердитый, торопливо собирался на службу, и Тухватуллин насмешливо наблюдал за его метаниями по комнате. Спешить Асхату было некуда — он работал в воскресенье, и понедельник становился его выходным. На пороге Ершов задержался и, как бы вспомнив о малозначащем, спросил:

— Да! Ты танкострелковую с ходу по движущимся уже провел?

— Провел.

— Одолжи конспект. Занятие, конечно, ерундовое, но сам знаешь, для формы с конспектом положено.

— А если проверят?

— Чепуха! Я сам в роте нынче начальник.

— Ну гляди…

Ершов торопливо схватил со стола конспект Тухватуллина и выбежал за дверь.

Вечером заглянул комбат. Повел околичные разговоры о жизни, перебирал книги на полке, хвалил заезжий драмтеатр, исподволь допытываясь у лейтенантов мнения об актерах, искренне огорчился, что на лучших спектаклях они «не сумели» побывать.

Лейтенанты сидели скучные, ожидая главного разговора. У Фисуна всегда так: сначала — о мелочах, потом — о главном. С некоторым облегчением встали, чтобы проводить комбата, а он с порога вдруг начал хвалить их:

— До чего же вы у меня оба хорошие! Просто молодцы. Живете ведь как дружно. Комната — на двоих! Шкаф — на двоих! Стол — на двоих! Даже конспект — и тот на двоих!

Лейтенанты готовы были сквозь землю провалиться, а комбат уже задавал свои «ласковые» вопросы:

— И давно это у вас?.. А, Тухватуллин?

— Первый раз, товарищ майор, — буркнул обескураженный Ершов.

— Вы помолчите. Я видел конспект Тухватуллина — с него и спрос.

— Он правду сказал.

— Поверю. Значит, в первый раз. Стало быть, начало положено. Так, ребятки, или не так?.. Ай-яй-яй, Тухватуллин! Да ведь стоит только палец в рот сунуть. Сегодня конспект ему уступил. Завтра — зарплату. Послезавтра — девушку. Вы, чего доброго, и в соревновании начнете ему уступать по дружбе!..

Всё вовремя делает комбат Фисун. Он и ушел тогда, когда лейтенантам показалось, что вот-вот сгорят от стыда.

— Достукался? — зло спросил Асхат, когда за майором закрылась дверь.

— Чего достукался? — взорвался Ершов. — Из-за тебя всё!

— Ну и ну!

— Ты не нукай! В самом деле, чей конспект? Я, положим, такой-разэтакий, — признаю критику! А ты-то! Обязан был удержать товарища от дурного поступка или нет?..

— Не ерничай! — сердито прервал Асхат. И неожиданно для себя спросил: — Свадьба-то когда?

— Какая ещё свадьба? — нахмурился Ершов.

Асхат вопросительно глянул на друга. Неужели он действительно не понимает? Не понимает, что Асхат Тухватуллин уступил ему свой конспект только из боязни — как бы Сашка не подумал, будто Асхат Тухватуллин отказал из-за девушки?..

Наверное, нельзя так откровенно смотреть в глаза человеку, с которым больше года жил в одной комнате. Уж теперь-то Сашка понял всё. На лице его мелькнула растерянность, потом, овладев собой, он криво улыбнулся:

— Ты про Лену, что ли?.. Если влюбился — зря. Могу уступить. Только знаешь, она…

Взгляд Асхата остановил Ершова. «Зачем ты это говоришь мне? Какое ты имеешь право говорить так о ней?..»

— Ты лжешь, Сашка!

Наверное, Асхату стало бы легче, взорвись Сашка, накричи, обругай Асхата. Но Сашка устало махнул рукой, сел на койку и начал раздеваться, позевывая…

С того-то дня и стали замечать в батальоне, как холодеют отношения между друзьями-соперниками. И думают — из-за вакансии. Комбат тоже думает. Может, потому-то и тревожно Тухватуллину на нынешнем учении и нет прежнего желания отдаться борьбе, любой ценой вырвать победу.

Резкий торопливый голос командира разведдозора заставил Тухватуллина вздрогнуть.

Минное поле…

Так вот он, первый сюрприз! Первый… Смотря какое поле, — может, другого не потребуется.

Танк вылетел на приземистый увал, и Тухватуллин увидел на горизонте серую гряду высот, манящую и грозную. Она уже так близка! И так далека, когда между нею и танками роты легла полоса земли, нашпигованная взрывчаткой. Дозор стоял, развернувшись в линию вдоль минного поля, и двое приданных им саперов уже двигались по краю его — искали проход. «Напрасно стараются, — подумал Тухватуллин. — Лучше бы сразу попробовали определить глубину…» Он не случайно ждал ловушку именно здесь — между речной излучиной и заболоченными пойменными озерами. Река и озера покрыты непрочным льдом, пытаться форсировать их — слишком хлопотное занятие. Потеряешь время. К тому же на минные поля можно напороться и на другом берегу…

Значит, разминировать? Время. Оно дорожало с каждым мгновением. Оттого что он воочию видел теперь гряду, ощущение угрозы становилось мучительным, и оно не пропадет, пока эта естественная преграда не останется в тылу роты. Надо что-то придумать, надо найти выход, пока танки ещё движутся. В движении всегда лучше думается, а там, у минного поля, размышлять будет некогда — там надо действовать сразу…

«Прямо пойти — себя потерять, направо пойти — коня потерять, налево пойти — женату быть… Шайтан чертов! О чём думаешь? Он тебя оженит, комбат Фисун, он тебя оженит!..»

Тухватуллин снова оглянулся на свою роту. Она переваливала увал, и по гребню его, дымя и разбрасывая комья мерзлого суглинка, ползла замыкающая машина — выделенный в роту приземистый танковый тягач…

«Прямо пойдешь — себя потерять… Зачем себя? Себя нельзя терять, уж если терять, так наименьшее».

Танк остановился, и Тухватуллин, упершись руками в край люка, выбросил тело наружу, жестом остановил подбежавшего командира разведдозора: молчи, мол, сам всё вижу! Нетерпеливо сделал знак механику-водителю подошедшего следом танка: глуши! Крикнул: