Проклятие Слизерина - Slav

До обеда оставалось совсем немного времени, и Том, как и его однокурсники, уже умирал от голода, но Сенектус был непреклонен. После того как он провел их по пришкольным теплицам, где в этот момент проходили уроки Травологии у третьего курса, и лишь издалека показал поле для квиддича (значения этого слова Том так и не понял). Оставалось посетить лишь Больничное крыло. Главный колдомедик Хогвартса, мадам Кохен – невысокая дама с теплой улыбкой – к большой радости изнуренных первокурсников не стала докучать длительными разъяснениями. Лишь настоятельно попросила всех запомнить, где располагается Больничное крыло, и при любой травме, пусть и не существенной, обращать к ней.

Уже в Большом зале, когда проголодавшиеся они с аппетитом уплетали обед, Антонин заглянул в листок с расписанием.

Вторник:

Завтрак

8.00 – Трансфигурация (совместно с Когтевран)

9.00 – Трансфигурация (совместно с Когтевран)

Обед

15.00 – Зельеварение (совместно с Пуффендуй)

16.00 – Заклинания (совместно с Пуффендуй)

Антонин несколько раз пробежал по листку подозрительным взглядом, как будто выискивал опечатку.

— Чего‑то странное расписание… целый день без гриффиндорцев. Даже неинтересно.

— Зачем тебе гриффиндорцы? – спросил Августус раздраженно. – Затеять ссору? А потом что? Штрафные очки, гневный выговор от Сенектуса, затем от Слиппери и в завершение – отработка после уроков.

Антонин его даже не слушал. После того, как Сенектус рассказал о системе штрафов и наказаний, многие слизеринцы приутихли, но только не Антонин. В течение дня он умудрился перекинуться несколькими оскорбительными репликами с когтевранцами и гриффиндорцами, задираться к ученикам из Пуффендуя оказалось пустой тратой времени. Когтевранцы подстать репутации факультета раскусили тактику Антонина, правильно истолковав его необоснованные обвинения, теперь попросту игнорировали. Но к великому счастью Антонина, гриффиндорцы оказались менее рассудительными и более вспыльчивыми. Теперь Долохов сиял, как керосиновая лампа в беззвездную ночь, поскольку нашел неприятелей, распри с которыми скрасят его время обучения в Хогвартсе.

Августус, оставив неисправимого Антонина в покое, бросил осторожный взгляд на Тома, спросил негромко:

— Том, что за тетрадь вы с Элджи отдали Сенектусу вчера вечером?

Том чуть не поперхнулся куском пирога с курятиной, долго прокашливался, чтобы успеть сообразить, как ответить. Августус терпеливо ждал.

— Откуда ты знаешь? – спросил Том осипшим голосом.

Августус многозначительно покосился на смутившегося Элджи, который старательно делал вид, что не замечает, как рассердился Том.

— Элджи, я же просил…

— Ты просил не говорить о тетради посторонним, но Августус и Антонин нам не посторонние. Они наши друзья, а от друзей секретов не бывает, вот, – выпалил на одном дыхании Элджи и залился краской. От неловкости он ниже склонился над тарелкой с супом, ложка в его руке замелькала, как крылья лодочного пропеллера.

— Хорошо хоть не додумался рассказать О’Бэксли, – заметил Августус разумно. – Или додумался?

Том взглянул на Элджи испытывающе, но тот головы не поднял, звучно хлюпая, продолжал поглощать луковый суп.

— Так чего там с тетрадью, – напомнил заинтригованный Антонин.

Том тяжело вздохнул, от безысходности принялся рассказывать, как столкнулся с сумасшедшим стариком в Косом переулке, и что из этого вышло. С каждым его словом лицо Августуса становилось все более задумчивым, а глаза Антонина загорелись от восторга.

— Когда я ехал учиться в Хогвартс, на такое даже и рассчитывать не мог, – заговорщически подмигнул Антонин. – Это же здорово! А когда Сенектус обещал перевести текст?

Том неопределенно пожал плечами.

— Он не оговаривал определенного времени, просто сказал «завтра»… то есть уже сегодня.

— Так чего мы сидим? – возмутился Антонин. – Может, он уже перевел.

— Нет. Элджи уже спрашивал, а Сенектус только злится, что торопим.

Августус согласно кивнул.

— Тогда разумнее всего ждать пока он сам не подойдет.

Так они и поступили. Сразу после обеда Сенектус объявил, что теперь они могут ознакомиться со школой еще раз, но теперь уже самостоятельно. Большинство однокурсников Тома не упустили такой возможности, и метнулись на свежий воздух, в сторону поля для квиддича, которое Сенектус так и не удосужился им показать. Антонин и Элджи тоже рвались со всеми, но Августус замешкался, а Том вообще не понимал, что означает квиддич.

Сенектус дождался пока первокурсники разбредутся, как бы невзначай подошел к Тому, равнодушным тоном старосты спросил:

— Кажется, ты обронил?

Он отдал злополучную тетрадь в черной потертой обложке, и, не дожидаясь ответа, удалился из Большого зала. Антонин и Элджи раздосадовано переглянулись.

— Поле для квиддича ведь никуда не денется? – спросил Элджи с надеждой.

— Определенно.

Том собрался открыть тетрадь, но Августус остановил.

— Мы же не можем читать это здесь. Вокруг преподаватели и другие ученики.

— Тогда идем в Общую гостиную, – предложил Антонин. – Наши все отправились на поле для квиддича, а другие курсы на занятиях.

К сожалению, в Общей гостиной они обнаружили Лацивию и Белладонну – девочку с жидкими косичками, – по–видимому, их квиддич не интересовал. Тогда мальчики, стараясь не привлечь внимания, поднялись в спальню, но даже она показалась ненадежным местом, потому все четверо перебрались в ванную.

Антонин недоверчиво выглянул в спальню, надежно запер дверь на щеколду, лишь затем вернулся к остальным. Том раскрыл тетрадь на нужной странице, извлек вложенный лист пергамента, на котором Сенектус и написал перевод, протянул его Августусу. Они сели в круг под шарообразным светильником, словно на тайном собрании, придвинулись ближе друг к другу, Элджи изнывал от нетерпения.

— Августус, читай же.

Августус обвел всех сдержанным взглядом, прокашлялся, потом склонился над пергаментом, и принялся читать немного нараспев:

Трактат «О чистокровности волшебников»

Раздел «Мифы и легенды»

Очерк «Проклятие Салазара Слизерина»

«Тогда Салазар Слизерин заточил Гнев свой в Комнате Тайн, скрепив вход четырьмя печатями непокорности.

— Никто не посмеет тронуть их, покуда за дверьми заточен Ужас. Но минет десять поколений прежде, чем родится Тот, что осиротеет при живом родителе, Тот, что черен, как смоль, и бел, как снег, Тот, чей путь – конец и начало. По Его велению первую печать сорвет отец отчаянный, вторую – сестра добрейшая, третью – дочь мудрая. Сам Он Словом своим разрушит четвертую печать и освободит Гнев мой, и Я нареку Его Наследником. Так сказал Я, и так будет».