Предпоследняя жизнь. Записки везунчика - Юз Алешковский

«Так ее зовут, милый мой, — пояснил однажды Гоги с некой древней печалью, в глазах его дремавшей, — потому что тесть мечтал о такой дочери и о такой иномарке… теперь мы с ним имеем и то и другое, да?»

В кабачке мы славно поддали, чего только не лопали, поболтали о том о сем; отлично поняв, что Кевин с первого взгляда положил глаз на Котю, я, улучив минуту, когда тот пошел отлить, сказал так:

«Послушай и пойми: Котя — мой старый друг, я его единственный, кроме матушки, защитник и, разумеется, поклонник таланта… возможно — заметь, Кевин, возможно! — вы станете нужны друг другу, если ты, конечно, не предпочитаешь менять партнеров, как перчатки… так вот, Котя чудовищно одинок и растерян… он, по-моему, вообще побаивается думать о себе, поэтому меланхолит со страшной силой, и дело тут вовсе не в сексе… тебе лучше знать, в чем оно, поэтому взял бы ты на себя инициативу, но без бешеного кентаврического нахрапа, как это бывает у вашего брата… если у тебя остался где-то там постоянный дружок, так и скажи… сие приключение, уверен, не для Коти… я не сводник, но обещаю найти тебе какого-нибудь иноходца-внедорожника… мой друг — это мой друг, он не должен быть обижен… вдруг вы втрескаетесь?.. надеюсь, Кевин, ты правильно меня понимаешь?»

«О'кей, клянусь тебе, я уже влип по самые уши… ты прав, дело вовсе не в сексе, верней, не только в нем… для меня первый взгляд — это первый взгляд, ждал долго которого… не беспокойся, мы разберемся, так или иначе все будет в норме».

Короче, потом оставил я их вдвоем, а сам свалил с понтом на важную деловую встречу; через неделю, увидев Котю, не мог я не понять, что началась у него новая жизнь; не могло это не дойти и до Г.П.

«Котя, — рассказала она мне на даче, — имел смелость прямо признаться — уважаю его за это, уважаю… так, говорит, мамочка, и так, извини, ни ты, ни я ни в чем не виноваты, а беспутный родитель — тем более… я, естественно, согласилась с его словами, более того, я была бы идиоткой, если бы всплеснула от ужаса руками и взвыла: «Святой Пантелеймон, за что?.. за какие грехи?» затем он, естественно, не Святой Пантелеймон, познакомил меня со своим бойфрендом… Володенька, он очень мил — просто душка, но я стала бояться за Москву и Петербург — они буквально на наших глазах становятся городами-побратимами Содома и Гоморры… с другой стороны, это всемирное явление, которое есть плод либо распущенной генетики, либо генетической распущенности, возможно, чего-нибудь еще не ставшего достижением проклятой науки… вы знаете, ко всему такому, если это, конечно, не распад нравственности, я в принципе отношусь как к живущему в нас последствию былого разделения полов — не более… поэтому я и не обрадована, но и не так уж огорчена… в конце концов, подобные отклонения от нормы бывают и у животных, но, слава богу, редко… хорошо еще, что хоть у них нет ни так называемой ориентации, ни агрессивных на ее почве меньшинств… Кевин наизусть читал нам прекрасные стихи голубого Кавафиса в переводах Бродского, мечтаю познакомиться с которым… это смешно — вы сверкнули глазами и нахохлились, как ревнивый тетерев… раз уж Котя таков, каков он есть и каким я его люблю, Господи, пошли ему счастье дружбы и любви… он всегда жил одной поэзией, одним чтением, одними выпивками с вами… родители, скажу я вам, не в силах контролировать странные выкидоны своих хромосом, правда?.. все, пусть дружат — это их дело, но передайте обоим, чтоб не забывали о призраке всесильно подлого вируса, бродящего по всему миру и сменившего на боевом посту нетопырский коммунизм… в остальном я даже не против подобных браков, если они, разумеется, не ложатся на плечи налогоплательщиков… фу, до чего порнографично и похабно звучит эта фраза… уверена, бывшего моего хватит кондратий, если он обо всем узнает… и, конечно, обожая штампы, обвинит в «таком вот данном раскладе соответствующих Котиных генов» лично меня, мое безлюбовное отношение к браку в результате пропаганды жидомасонов и дальнейшего, понимаете, разврата дальнейшего сионизма-империализма».

32

Вдруг зловещие обстоятельства настроили мою жизнь на совсем уж скоростной лад.

Заявляюсь домой, матушка сообщает: «Тебя тут Павлик наш обыскался, он же хоть мудила грешный и коверкотовый проныра, но один черт твой дядя… срочно звони ему, вроде бы имеет отличную для тебя халтурку, вот его новый номер».

О'кей, звоню.

«Срочно канай в малину моего офиса… телефон — вещь хорошая для кадрежа телок, а не для делового базара… так что в трубку я шворил этого изобретателя… как его?.. типа Патиссон».

Иду в метро, чтоб не фикстулить перед дядюшкиной тачкой, хотя он уже заимел такую «тойоту», о которой мечтать не смел, пока куропчил по пустякам, начисто пропивая все ворованное или выигранное у лохов в картишки… надо, думаю, остаться для него тем же чугреем болотным и вундеркиндом, глотающим книжку за книжкой, любящим «пофилософничать» в баре Домжура и поошиваться в букинистических.

Подхожу и, изумляясь, читаю вывеску: «Новый букинист»; вот это да, думаю, только что о таком думал, а явная парность случаев — к лучшему; пропустили меня в странный магазин стандартные бычки с рыжими хомутами на бычиных своих выях; каждый в фиолетовых портках «адидас», по-лошадиному оттопыренных на коленках; за столиком с телефоном — пара вульгарных телок, двойняшек, глазеют в глянцевые журналы — круто обставился дядюшка; «Жди», — говорит одна; я вежливо замечаю: «Еще раз скажете «ты» — врежу «Вогом» прямо по репе…» «Гляди, Юсупкина, их уже ни на север, ни на юг не пошлешь…» «Хули глядеть, когда народ зажрался?.. он уже и хер за мясо не считает…» привычно пропускаю чисто совковое хамство мимо ушей… жду дядюшку… алчно оглядываю высокие полки со старинными изданиями и корешки с названиями сочинений… русские, разноязычные, с золотыми обрезами, кожаные переплеты — XVIII и XIX веков… полистал пару книг… фантастические цены, недоступные простому смертному… дядюшка, думаю, не книжник, значит, «Новый букинист» — прикрытие иной какой-то хитрой лавочки…

Затем появляется он сам — не дворовой шаромыжник, а преуспевающий деятель… обнимаемся… он троекратно, как вождь во Внукове, целует меня взасос, чего терпеть не могу, а сплюнуть неудобно да и некуда… от дорогущего костюма разит дорогущим же одеколоном и сигарным дымом — просто Збигнев Бжезинский, а не дядюшка… заходим в его директорский кабинет… ни хера себе, по полной раскрутился семейный наш урка.

«Оп-паньки, какие в моем офисе люди, чтоб не сказать, заебись, хай, Вован… для начала давай глотнем «коня» на букву «хэ», типа французский коньячок… кому-кому, а нам с тобой подыхать западло, поэтому подавимся, как говорится, лимоном с залетной шоколадкой, что возбуждает… ну проблемку, извини уж, перетрем попозже — мы же, сам кнокаешь, не на пересылке… считай, что ты уже при бабле… потом сестры Юсупкины, кликуха Оголтелые, исполнят лесбуховый стриптиз и исполнят нам люксовую наку под названьем «эскимо»… я ж, говоря по-лондонскому, твой анкл, а не какой-то чуждый фурункул… гы-гы-гы».

Я прикинулся хвориком, вот уж два дня задроченным какой-то странной в организме мутотой; мне, говорю, не до пьяни и не до отсоса-безпарто-са, к коновалу-психиатру сходить некогда, надвигается перекомиссовка, иначе вляпаюсь в казармы дедовщины; дядюшка, не обидевшись, клюкнул отличного «коня» из огромного, с ночной горшок, явно хрустального фужера, края которого издали под пальцем томительный звон, затем подавился лимончиком с шоколадкой и властно тявкнул Юсупкиным, что его нет даже для министра обороны… потом начал перетирать свою проблемку.

«Мне, Вован, по самый аппендицит нужен переводчик, чтоб трекал на разных, как ты, фенях, ну, типа Англия, Франция, Германия, а может, и Италия… потом разберемся с конкурентами, расширимся, дело дойдет до китайцев с японцами-малайцами и до прочих косоглазых… пусть не думают, мандавошки, что русского Ивана, который еще в лохах числится, можно схавать и безнаказанно высрать… так вот, если какой выезд за бугор, то ты гуляешь по буфету за счет фирмы… мы тут книгами понтуем, а в натуре консультируем по финансовым вопросам, то есть направляем поток долгов в обратном направлении… конкретно к тем, кого иные падлы бессовестные вздумали кинуть… кровью харкают, крысы, попав в лапы моей бригады коммунистического труда… гы-гы-гы… но лично ты паяльник в сраку никому вставлять не будешь… у меня для такого «сулико» имеется спецпроктолог, натуральный кандидат наук, ранее обслуживавший очко начальничков Лубянки и Старой площади… досиделись сачки эти в креслах до сложного воспаления простаты, ну а тебе я просто доверяю… о бабках не думай — ты, повторяю, теперь в большом порядке, все тебе корячится: ланцы-шманцы-дачки-тачки-жрачки-чувачки-заначки… вот, пожалуйста, авансеро-предоплата чистой зеленью, так что даю три минуты на принятие постановки вопроса… я уже смотрю на котлы… ну как?»