Земля недоступности - Николай Шпанов

— Посмотрите, — показал он на падающую стрелку альтиметра, — что бы это могло значить?

Ответ пришел с другой стороны. Запищал телефон. Мюллер сообщал, что поминутно срывающиеся с пропеллеров осколки Льда продырявили еще в нескольких местах внешнюю оболочку. В одном из газовых баллонов также оказалась пробоина. Баллонные мастера в масках уже пытались проникнуть к повреждению, сам же Мюллер в сопровождении главного инженера — механика отправился по вертикальному трапу, проложенному в узкой шахте, ведущей от килевого прохода дирижабля. Таким же узким горизонтальным трапом, лежащим на высоте середины шпангоута, они поспешно пробирались к наружному каркасу. Выхватываемые из темноты узкой фосфорической линейкой карманного фонаря, поблескивали металлические ребра решетчатых ферм шпангоута. Под каблуками глухо звенел тонкий дураль трапа. Здесь в темном проходе, сжатом с боков напружившимися, выпирающими из ячеек сетки мешками баллонов, было почти совершенно тихо. Никакие шумы не проникали снаружи. В приглушенной тишине звуки тонули, как в вате.

По мере приближения к поверхности оболочки становится все более отчетливо слышно шуршание ветра. Воздух трется и скрипит по материи, точно песок. Через минуту Мюллер оказался между упругой надувшейся стенкой баллона и внешней обтяжкой. Полоса света, врывающегося в давящий мрак, разбросала во все стороны неровные сгустки теней от переплетов каркаса. Свет резанул глаза Мюллера и механика, привыкшие к слабым беспомощным бликам ручного фонарика. В наружной обтяжке корабля зиял большой разрыв, окруженный целым созвездием более мелких отверстий.

Мюллер подошел и внимательно осмотрел кран. Главный механик — грузный, неповоротливый человек, опасливо передвигая ноги по зыбкому трапу, осторожно цеплялся руками за переплеты фермы. Мюллер высунулся из дыры, ловя концы полыхающей на ветру оболочки. Материя крепко хлестнула его по руке и отбросила обратно внутрь каркаса.

— Осторожнее, осторожнее, Мюллер, — предупреждающе прохрипел, задыхаясь холодным снежным ветром, механик.

Мюллер, не доставая рукой до разрыва, полез по тонким переплетам шпангоута. Ему удалось, наконец, ухватить мотающийся конец.

— Помогите же мне, — злобно позвал он стоящего внизу механика.

Тот нерешительно подошел к концу трапа. Опершись на подавшуюся под тяжестью его грузного тела ткань оболочки, потянулся к Мюллеру.

— Да нет же, поднимитесь ко мне! — крикнул Мюллер.

Механик нерешительно поставил ногу на тонкий переплет каркаса. Сделал еще шаг. Несколько увереннее стал подниматься. Вдруг нога его соскользнула с металлической балки и с размаху ткнулась в ткань оболочки, почти у самого края разрыва. Ткань треснула и надорвалась дальше. Механик вцепился обеими руками в край полотнища. Большое тяжелое тело повисло на полоске материи, ногами наружу.

Механик издал дикий вопль.

— Держитесь крепче! — закричал Мюллер, спеша на помощь.

Механик судорожно цеплялся за края дыры. Ткань трещала, медленно поддаваясь под тяжестью тела. Болтая ногами над вихрящейся Снежными хлопьями бездной, механик старался достать до дуралевых переплетов каркаса. Мюллер, держась одной рукой за ферму шпангоута, пытался дотянуться к несчастному. Однако тот все дальше и дальше провисал в пространстве.

В главной гондоле Зарсен и Хансен, не подозревая о происходящем, с нетерпением ждали донесения Мюллера о результатах осмотра оболочки. Вместо того телефон принес из левой и правой кормовых гондол почти одновременно уведомление, о том, что из — за наросшего на винтах льда валы стали очень сильно вибрировать. Появилась опасность, что коренные подшипники придут в совершенную негодность, если не остановить моторы.

Это было последним доводом, чтобы заставить Хансена повернуть по ветру и лечь в дрейф.

IV. «ЦЕППЕЛИН», «ПИНГВИН» И «НАУТИЛУС»

1. САРДИНКИ

Билькинс вполне оправился только на вторые сутки после катастрофы. Целый день он лежал у себя в койке, не будучи в состоянии проанализировать случившееся. Отчаянная боль в ушибленной голове не давала возможности сосредоточиться. Лишь по мере того, как он приходил в себя, Билькинс стал все более и более сознательно воспринимать сообщения то — и–дело забегавших к нему членов экипажа. Однако сознание происходящего приносило ему мало радости. Было совершенно ясно, что лодка повреждена. В бортах появились сильные вмятины. В нескольких местах по клепке обнаружилась течь. Правда, небольшая, но все же достаточно показательная для суждения об общем состоянии лодки.

После совершенно необъяснимого стремительного погружения «Наутилуса», во время стоянки около айсберга, лодка так же стремительно всплыла, по счастливой случайности не ударившись о лед. Сам Билькинс этого уже не помнил, так как во время падения лодки, получив удар в голову, лежал без сознания. Счастливой случайностью следует считать и то, что лодка сохранила при всплытии правильное положение. По словам тех немногих, кто не потерял сознания и способности воспринимать и сознавать происходящее, прежде чем начать свое необъяснимое погружение, лодка с неописуемым грохотом беспорядочно металась из стороны в сторону, точно она сползала по каменистому скату горы. Когда лодка всплыла, бросившиеся в панике к главному люку люди не смогли его открыть… Самым необъяснимым было то, что ни одна из задраек изнутри не была затянута. Вероятнее всего, что при всплытии лодка уперлась рубкой о лед. Совершенно невозможно было предположить, чтобы наружные задрайки главного люка, применявшиеся лишь на стоянке лодки в ремонте, когда на ней не было людей, — могли быть закрыты. Все люди команды были налицо. Нельзя же было допустить, чтобы люк задраился сам собою.

Однако, как только штурман закончил свой доклад отрицанием такого рода возможности, Билькинс рванулся в койке. Мозг пронизала мысль, помимо воли вылившаяся в крик:

— Зуль?

Глаза штурмана широко раскрылись, он испуганно оглянулся, хотя за ним никого не было. Потер лоб ладонью. Не сказав ни слова, выбежал вон.

Через открытую дверь каюты Билькинс слышал поднявшуюся по судну беготню.

Возбужденные голоса команды, шарканье суетливо бегающих ног, стук и хлопанье дверей были для Билькинса более ясным ответом, чем тот, что через несколько минут пытался выдавить сквозь беззвучно шевелящиеся губы бледный штурман.

— Я так и знал, Кроппс… Почему люди так подлы? Хотя вам едва ли приходилось задумываться над такими вещами. Но вы не горюйте, это к лучшему. Иначе вы, так же как и я, уже пять минут тому назад пришли бы к выводу, что Зуль должен был, понимаете, Кроппс, должен был совершить эту подлость. Весьма возможно даже, что, когда он приносил в жертву своему спасению всех нас, это казалось ему своего рода подвигом. Вероятно, он думал при этом, что для его страны неизмеримо важны те эфемерные тонны угля, которые он рассчитывает получить из не менее эфемерных копей Земли Недоступности. Во всяком случае гораздо важнее, чем для нашего почтенного отечества жизнь нескольких отчаянных молодцов… Что вы мотаете головой, Кроппс? У вас в черепе не укладываются такие вещи? Да, это вам не астрономия, дорогой мой… Но, впрочем, давайте — ка оставим это. Скажите мне лучше — почему до сих пор не спустили водолаза, чтобы исследовать повреждение главного люка?