Золото стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

Шарп молил Бога лишь об одном: чтобы ветер по-прежнему дул на север. Он потерял все ориентиры, остался последний поводырь – дождь, бьющий в лицо. Изредка капитан останавливался, давал роте отдохнуть и осматривал истязаемое ливнем плато – нет ли где всадника? Снова и снова налетал шквал, косые струи вдребезги разбивались о камни, а небо и скалы на северном горизонте были уже неотличимы друг от друга.

Может, и получится, подумал Шарп. Может, Эль Католико на ложном пути в нескольких милях отсюда.

И чем дольше рота оставалась незамеченной, тем сильнее Шарпу верилось, что его немудреный план приведет к успеху.

Теперь рота останавливалась примерно через полчаса, и золотоноши менялись ранцами со своими товарищами, шедшими налегке. Они еле переставляли ноги, на плечах появились кровавые мозоли. Золото уже не вызывало буйных фантазий, оно превратилось в ненавистные вериги, и солдаты охотно бросили бы его, если бы за ними не брел Шарп, не подгонял криком, не пинал отстающих. Он понятия не имел, сколько миль оставлено позади, не ведал даже, который час; он знал лишь одно: надо идти, увеличивать расстояние между собой и Эль Католико, и когда вдруг рота остановилась, его гнев вырвался на волю.

– Встать! – выкрикнул он.

– Но, сэр! – Шедший перед ротой Ноулз указал подбородком на север. – Смотрите.

Даже под ливнем, под шквальным ветром зрелище поражало красотой. Здесь плато заканчивалось, обрывалось, дальше лежала широкая долина, по ней петлял ручей, а вдоль него – дорога. Наверное, это приток Агеды, а река – вон она, левее, ручей течет по долине с севера и впадает в реку на востоке, возле устья – брод Сан-Антон, а к броду ведет эта дорога.

Шарп повеселел. Дошли!

Дорога виднелась и на той стороне реки, – значит, это и есть брод Сан-Антон, а рядом на берегу – старая маленькая крепость на скалистом обрыве, когда-то она охраняла переправу. До нее, прикинул Шарп, мили полторы.

В сером свете дня стены казались изглоданными, выщербленными, но это не имело значения. Крепость – ориентир, вот что важно. Рядом с ней брод. Отсюда рукой подать до своих. Они почти добрались.

Люди уселись на землю, обрадованно загомонили. Шарп опустился на валун и хорошенько рассмотрел долину. Настроение улучшалось с каждой секундой. Пусто! Ни французской кавалерии, ни партизан, только ручей и дорога, ведущая к реке.

Капитан достал подзорную трубу, молясь, чтобы дождевая влага не проникла в щели между цилиндрами, и снова оглядел долину. Вот и вторая дорога, тянется по этому берегу с юга на запад, на ней тоже ни единой души. Почти у цели!

– Подъем! – Он хлопнул в ладоши, поторапливая людей, и вновь повел их вперед, к реке. – Сегодня же и переправимся! Отлично потрудились, ребята.

Дождь не унимался, упорно заливал глаза; солдаты то и дело оступались и падали на спуске. Но ведь они добрались! Они уже видят вожделенную реку, они по праву горды собой, а завтра они проснутся на западном берегу Агеды и пойдут дальше, к Коа. На том берегу – английские патрули. Их, конечно, меньше, чем французских, но все-таки Агеда – это некий предел, все, что нужно на сегодняшний тяжкий день.

Ручей пересекли бегом, поднимая брызги, похрустывая камушками, что устилали дно. А потом ударили строевым по мокрой дороге, как по мостовой в центре Лондона. В миле впереди лежала крепость, по сторонам реки росли деревья; сразу за рекой рота заночует, снимет проклятую ношу с натруженных спин, и глаза закроются, и сгинут серые ужасы дневных переходов.

– Сэр! – Харпер произнес это слово тихо, но с надрывом. – Сэр! Сзади!

Всадники! Чертовы всадники! Партизаны не гнались за ротой по плато, а ехали от Касатехады прямой дорогой, и теперь появились у англичан в тылу. Тереза улыбнулась и победоносно взглянула на Шарпа; он притворился, будто не заметил, и устало приказал роте остановиться.

– Сколько, сержант?

Харпер ответил не сразу:

– Похоже, маленький отряд, сэр.

Шарп увидел двенадцать или тринадцать всадников, не больше. Они встали под дождем всего в трех сотнях ярдов от роты.

Шарп набрал полную грудь воздуха:

– Не робеть, парни! Ничего они нам не сделают. Примкнуть штыки! На штыки не полезут.

Было что-то успокаивающее в слаженных действиях пехотинцев, в том, как они опускались на колени, со скрежетом вытягивали из ножен и надевали на стволы длинные штыки. Что ни говори, готовиться к бою – это не под дождем тащиться с непосильной кладью.

Всадники рысью тронулись вперед, и Шарп развернул роту в шеренгу.

– Ну, ребята, научим их штыки уважать? Ждем! Ждем!

Но партизаны не собирались атаковать малочисленную роту. Конный отряд разделился надвое и с обеих сторон галопом обогнул шеренгу. Среди партизан был Эль Католико; в тридцати ярдах от фланга роты, недосягаемый для штыка, испанец торжествующе ухмыльнулся и помахал шляпой.

К нему бросилась Тереза, но Харпер не зевал, и девушке осталось лишь провожать беспомощным взглядом конников, уносящихся к крепости у реки.

Шарп разгадал их замысел: они не дадут подступить к броду, запрут англичан в долине, а скоро на помощь к Эль Католико подойдут его главные силы.

Капитан вытер лицо рукавом.

– Вперед!

«Все равно больше некуда», – договорил он мысленно. Может, Эль Католико убоится штыка у горла Терезы. Впрочем, особо рассчитывать на это не приходилось. Командир испанских партизан далеко не дурак. Видимо, он догадался, что Шарп повернул к северу, и пока рота тащилась по труднопроходимой местности, испанец вел своих людей легкой дорогой. Шарп обозвал себя кретином, чертовым недоумком, но уже ничего нельзя было исправить. Он слышал, как чавкает грязь под сапогами, как хлещет дождь, как бурлит поднимающаяся в ручье вода, а его взгляд блуждал по туманным холмам на том берегу реки, по каменным стенам каменной крепости, построенной столетия назад для защиты этих холмов от португальских банд.

Затем стрелок поглядел направо, на северный горизонт, на гряду холмов, почти доходящую до реки, и увидел на смутном гребне силуэт всадника в необычном квадратном кивере.

– Ложись! Ложись! Ложись!

Что-то подсказало ему (непостижимое солдатское чутье, что же еще?), что французский патруль лишь мгновение назад появился на гребне. Шарп уложил роту прямо в пойму ручья, укрыл под низким травянистым обрывом, и люди ползком двинулись к подмытому бугру. Капитан увидел вокруг мокрые удивленные лица, но объяснений никто не дождался, только услышал приказ лежать.

Эль Католико заметил опасность гораздо позже. Лежа рядом с Харпером и девушкой, Шарп смотрел, как партизаны едут к броду, и лишь когда французские уланы спокойно, даже неторопливо, двинулись наперехват, человек в сером резко обернулся в седле и махнул рукой, и партизаны погнали утомленных коней галопом. Испанцы рассеялись и помчались обратно в долину, а уланы (не из польского полка, французы) выбрали себе жертвы и понеслись за ними, поблескивая опущенными наконечниками пик и поднимая брызги в ручье.