Мой чужой ребенок (СИ) - Романова Злата

— Я люблю тебя, хоть ты и тугодум, — заявляю решительно. — А если посмеешь еще хоть раз усомниться во мне, то получишь у меня по первое число. Понял?

— Понял, — улыбается он, целуя меня в лоб. — Я никогда больше не отпущу тебя, Маря.

— Обещаешь?

— Клянусь!

Он сцеловывает слезы с моего лица и качает меня в своих руках, пока я не успокаиваюсь, а потом еще долго-долго держит в объятиях, наслаждаясь долгожданной идиллией. К счастью, я не заражаюсь простудой, о которой мы на эмоциях благополучно забыли, но потом еще целую неделю этот невыносимый мужчина ходит в маске, запрещая мне приближаться к себе.

Эпилог

Марина

Когда к нам в первый раз приносят нашего отмытого чистенького сыночка, Стас, только посмотрев на его крошечное опухшее личико, начинает громко смеяться. Я смотрю на него с опаской, предположив, что у моего бедного мужа все же сдали нервы, потому что процесс родов он перенес едва ли не хуже, чем я, но Дубов быстро успокаивается, убеждая меня в своем вменяемом состоянии. Однако, он продолжает весело ухмыляться, поглаживая кончиком пальца нежную щечку ребенка, которого я прижимаю к своей груди. Федор, не будучи дураком, тут же присосался к ней, игнорируя внешний шум, виновником которого является его отец.

«Мой нетерпеливый обжорка!» — с нежностью думаю я, не обращая внимания на боль в груди.

— И что веселого ты в нем нашел? — спрашиваю у Стаса, немного обиженная его поведением.

Да, он у нас вышел не таким смазливым, как Аришка, но разве это повод смеяться? Хотя бы не сморщенный, как шарпей, а то видела я некоторых детишек здесь.

— Ничего, — продолжает ухмыляться Стас. — Просто Федя — копия моего отца и я представил, как бы он отреагировал на это. Мама рассказывала, что папа всегда сокрушался, что я пошел в нее, а на него совсем не похож. Увидь он внука, радости не было бы предела.

Я с любопытством разглядываю Федечку, но так как отца Дубова я не видела, сравнивать мне не с чем. Но если честно, сыночек действительно не похож ни на одного из нас. К тому же, у него темные волосы, хотя они могут и посветлеть со временем. Рано пока судить о внешности.

— Хм, теперь я хотя бы знаю, в кого ты такой самовлюбленный, — поддразниваю мужа, играя бровями. — То есть, если бы даже Аришка не была похожа на тебя, ты бы тоже сокрушался?

— Я предпочел бы, чтобы она была похожа на тебя, — ласково шепчет Стас, целуя меня в лоб. — Ты ведь такая красавица у меня.

— М-да, красавица с опухшим лицом, лопнувшими сосудами и краснющими глазами. Загляденье просто!

— Ты в любом виде загляденье, Маря. Не нарывайся на комплименты, любимая.

Мы оба ужасно устали, но так нелепо счастливы при этом, что улыбки не сходят с лиц. Стас садится рядом со мной на кровать и приобнимает за плечи, наблюдая, как ест его сын, а когда малыш засыпает, аккуратно перекладывает его, освобождая меня, чтобы я могла расслабиться. Сон накатывает сразу же, как я прикрываю глаза, а проснувшись вечером, я остаюсь уже наедине с сыночком, потому что Стас уехал к Аришке.

Ужасно волнуюсь, как она отнесется к появлению братика, ведь ей всего два года, и, она не до конца понимает, что к чему. К счастью, когда Стас привозит ее на следующий день, она ведет себя скорее с любопытством, чем ревниво. К несчастью, когда мы возвращаемся домой, дочка все чаще просит вернуть постоянно плачущего малыша обратно в больницу, и с обиженным видом жмется к отцу, когда я кормлю маленького грудью, с умилением поглаживая его пухлые ладошки.

А однажды, я становлюсь свидетелем того, как Аришка разговаривает с братом наедине. Я только на минутку отхожу за водичкой для него, а когда возвращаюсь, замечаю, что дочка подошла вплотную к кроватке и стоит, схватившись за перегородку и грозно глядя на беззубо улыбающегося Федю. Он вообще всем и всегда улыбается, за что Стас называет его Иванушкой-дурачком.

— Мама моя! — бойко заявляет брату, который очень рад ее видеть, Аришка, поучительно наставив на него указательный пальчик и взмахивая им при каждом предложении. — Папа тозе мой! Ты не нузен, Фея! Плохой Фея!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Хоть это и неправильно, но меня очень забавляет и умиляет это представление, однако, длится это ровно до тех пор, пока Аришка, вдруг, не тянется вперед и не щипает Федечку за нос, отчего он издает громкий обиженный рев.

— Аришка! Нельзя обижать малыша, ему же больно! — выговариваю ей, беря Федю на руки и пытаясь успокоить.

Тогда уже Аришка начинает плакать, глядя на меня с обидой, и я как никогда жалею, что Стаса нет рядом и мне одной приходится отбывать срок в декретном отпуске. С двумя детьми наперевес, я кое-как устраиваюсь на ковре и спустя долгих десять минут умудряюсь их успокоить, обдумывая, как сделать так, чтобы один мой ребенок не обижал другого и не обижался при этом на меня.

Через полгода ежедневных стараний и уделения львиной доли внимания моей капризной принцессе, она все же приходит к мысли, что иметь братика не так уж плохо. А с годами, Федя с Аришкой даже становятся настоящими друзьями.

Двадцать четыре года спустя

Стас

— Ари, это правда, что ты использовала влияние своего отца, чтобы попасть на шоу? — спрашивает телеведущий скандального канала на экране компьютера у моей дочери, которая сидит с таким видом, словно делает ему одолжение одним своим присутствием.

— Конечно же нет, — скучающе отвечает Арина, идеально делая вид, словно этот вопрос ее не задевает, но я-то лучше знаю свою девочку. — Я, конечно, не уменьшаю заслуги папы в мире шоу-бизнеса, но думать, словно я нуждаюсь в его помощи — просто нелепо, Макс. Мое имя говорит само за себя и оно не нуждается в приставке Дубова. Ари — это бренд. И это полностью моя заслуга.

— Мне становится страшно от того, в кого она превращается, когда я слышу подобные высказывания, — говорит Маря за моей спиной, заставая меня врасплох неожиданным и бесшумным приближением.

Я ставлю видео на паузу и взяв за руку, притягиваю ее к себе на колени. Жена тут же обвивает тонкими руками мою шею и нежно целует в губы.

— Зачем травишь себе душу, Стас? — мягко спрашивает она, бросая взгляд на экран, где застыло изображение нашей дочери.

— Я просто пытаюсь понять ее, Мариш, — устало вздыхаю я, прижимаясь щекой к ее груди.

Она нежно играет пальцами прядями моих волос на затылке.

— Я давно перестала пытаться, Дубов. Наши дети выросли и пошли своим путем. Не скажу, что меня он устраивает, но что теперь поделаешь? Уже поздно перевоспитывать их. Мы сами дали им свободу, которой они не смогли воспользоваться с умом. Но Федя хотя бы начал исправляться. Никогда бы не подумала, что Аришка начнет меня беспокоить больше, чем он.

— У нее звездная болезнь в самом отвратительном ее проявлении, — уныло констатирую я. — Я опасаюсь того, к чему это может привести в конце концов.

— Она одумается, — уверенно заявляет Маря. — Я знаю свою дочь. Она не злая. Ей просто нужно набить шишки, чтобы постичь уроки жизни.

— Про Федора ты говорила то же самое.

— Федю изменило горе, Стас. Он переболел и двинулся дальше. И он никогда не был таким инфантильным, как Аришка.

Ох, уж этот Федя… Мой умный сын, окончивший лучшую школу бизнеса, сначала сбился с пути, пережив смерть любимой девушки и уйдя во все тяжкие, а теперь, начав постепенно приходить в себя, вдруг решил, что не хочет работать по специальности и открыл тату-салон, в котором сам же и работает татуировщиком, называя это успешным бизнесом.

— Федя хотя бы может сам себя содержать, в отличие от твоей дочери. Просто удивительно, как можно тратить столько денег, учитывая ее шестизначные доходы! — возмущаюсь я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А я говорила тебе отрезать ее от семейных счетов, — напоминает Маря.

— Тогда она вообще перестанет здесь появляться, и, мы будем видеть ее только в интернете, причем не в лучшем свете.

— И когда она перестала быть нашей милой маленькой девочкой?.. — печально вздыхает жена, глядя на меня грустными глазами.