Нежная лилия - Кимберли Кейтс

— Но Фиона говорила о корове. Может…

— Будь она трижды проклята, эта самая корова! Да, да, и моя тупоголовая сестрица вместе с ней! Неужели же ни одна из вас не понимает — у нас нет времени! И если я не ошибся в Конне, то прежде, чем на небе снова появится полная луна, он уже заподозрит неладное. Он гораздо умнее, чем вы обе думаете! Ему известно, что всю жизнь я боролся за то, чтобы вернуть себе славное имя. И раз уж я не приехал в Гленфлуирс для того, чтобы получить его из рук Конна, значит, тут что-то не так. Он может послать своих людей разыскивать меня. И если они вдруг обнаружат нас здесь, знаешь, что тогда будет?

Кэтлин содрогнулась от ужаса.

— Я не дура! И не настолько наивна, чтобы не догадываться об этом!

— Ты так думаешь? Нет, уж поверь мне, моя дорогая! Тебя оберегали, о тебе заботились, и ты даже вообразить себе не можешь, какой будет его месть! Что они могут сделать с моей упрямицей сестрой, с моей матерью даже в ее нынешнем состоянии! Да и с тобой, моя Прекрасная Лилия! В особенности с тобой!

Кровь у Кэтлин заледенела.

— Нет, — прошептала она, — я не могу в это поверить!

— А я думал, ты веришь мне.

Горечь в его голосе заставила Кэтлин нахмуриться.

— Если когда-нибудь прежде вы верили мне, леди, то поверьте и на этот раз. — Глаза Нилла сузились. — На свете есть вещи похуже, чем быстрая смерть от удара меча! А если один из них — хотя бы один! — на минуту заподозрит, что я чувствую к тебе… — Губы его вдруг побелели, словно от боли. Кэтлин растерянно заморгала, но Нилл уже отвернулся, чтобы не выдать себя.

Что же он чувствует к ней? Жалость? Сострадание? Или же чувство, не дававшее ей покоя, сжигает его с такой же силой, как и ее? Неясная надежда вдруг шевельнулась в груди Кэтлин. Осмелев, она коснулась ладонью его спины, там, где под тонкой тканью бугрились мускулы, и почувствовала, как бьется его сердце.

— Нилл, я не боюсь.

— Зато я боюсь — боюсь за тебя! — Он резко обернулся, погрузив пальцы в ее черные как вороново крыло локоны.

Глаза Нилла горели. Он внезапно оказался так близко, что дыхание его обжигало ей губы. Ей казалось, она чувствует их вкус, вкус сжигающей его страсти, как в ту ночь, когда он целовал ее.

Пылающий взор Нилла утонул в ее глазах, и девушка слабо вздохнула, подставив ему губы. Нилл склонился над ней и вдруг с проклятием отпрянул в сторону.

— Не смей так смотреть на меня! Будто я могу изрубить в клочья огнедышащего дракона, стоит ему только глянуть в твою сторону! Черт возьми, Кэтлин, неужели ты не понимаешь, что тебя ждет?! Всю свою жизнь ты станешь скрываться, вечно оглядываясь в страхе, что каждый, кто приближается к тебе, получил от Конна приказ перерезать тебе горло!

— Пока ты со мной, мне ничего не страшно!

— Но ведь и мне не под силу остановить целую армию, Кэтлин, даже ценой собственной жизни! — Лицо его потемнело. — Когда Конн узнает правду, то рядом со мной тебе будет грозить еще большая опасность. И не только тебе, но и матери с Фионой.

— И что же ты собираешься делать? — спросила она.

— Отвезу вас троих на север, к родственникам матери. Тогда если даже люди Конна явятся в Дэйр, мать и Фиона будут уже в безопасности.

— А мы тоже останемся там?

Нилл горько рассмеялся:

— Думаешь, люди Конна не догадаются отправиться на север? Я решил отвезти тебя на остров Айона.

— Конну не удастся нас там отыскать! — согласилась Кэтлин, не сомневаясь, что рядом с Ниллом будет в безопасности.

— Но я не смогу остаться на Айоне. — Руки Нилла сжались в кулаки.

— О, я понимаю, — тихо пробормотала Кэтлин.

Лицо ее потемнело от разочарования, и Нилл вдруг почувствовал ужас. О чем она думала, эта женщина, когда он целовал ее? Или решила, что этот поцелуй — нечто вроде клятвы, которой обмениваются любовники?

— Я должен вернуться в Ирландию и явиться к тану, — угрюмо объяснил Нилл, нарочито безразличным тоном стараясь воздвигнуть непреодолимую стену между собой и этой девушкой с мягкими печальными глазами. — Я должен заставить его поверить, что тебя нет в живых.

Надежда снова зажглась в ее глазах — небесно-голубых глазах женщины, рожденной для счастья.

— Значит, ты сможешь снова вернуться к прежней жизни, да? И все будет как прежде?

— И ты считаешь, я смогу это сделать? Снова каждый день смотреть в глаза тану, зная, что солгал ему?

Ниллу вдруг представилось, как он опускается перед таном на колени, сознаваясь в измене, и ждет неизбежного наказания. В этой мысли была какая-то спокойная, горькая обреченность — за предательством должна последовать кара, в глазах воина это нормально. Но как же это далеко от того мира, в котором жила Кэтлин, мира, в котором царили мужество и сострадание! Понимать это было больнее, чем чувствовать, как в тело входит острое лезвие меча.

— Нилл, что ты собираешься делать? — Голос Кэтлин дрогнул.

— Откажусь от благородного имени, которое обещал мне Конн, и навсегда оставлю Гленфлуирс.

— Уедешь?! Но куда?

Нилл поднял взгляд к узкому стрельчатому окну.

— Это не так уж важно. Только куда бы я ни уехал, хоть на край света, ничего уже не изменишь — я навсегда останусь предателем.

Кэтлин уже открыла рот, чтобы успокоить его. Ей хотелось сказать, что истинное мужество, истинная честь не имеют ничего общего с надуманным представлением о том, каким должен быть рыцарь без страха и упрека.

Но она стояла молча. Сердце ее разрывалось. Никакие ее слова не смогли бы залечить кровоточащую рану — сознание измены не только своему тану, но и всему, что до сих пор составляло смысл его жизни.

Слезы хлынули из глаз Кэтлин. При мысли об этом сильном, благородном и мужественном человеке, обреченном скитаться по миру, словно обломок разбитого бурей корабля, у нее разрывалось сердце.

Ради нее он пожертвовал всем, что у него было. И самое малое, что она могла сделать для него, — это устроить так, чтобы после того, как изгнание Нилла подойдет к концу, ему по крайней мере было куда вернуться. Она поклялась, что вдохнет в замок новую жизнь, оставит ему этот дар взамен того, чем он пожертвовал ради нее, — родной дом и тех, кто будет любить его.

Глава 11

Кэтлин рассеянно отбросила выбившийся из прически локон, не замечая царапин, появившихся на нежной коже после того, как она несколько часов подряд копалась в саду. Вся она светилась торжеством. Солнечные лучи, подобно великолепной, сотканной из золотых и пурпурных нитей мантии, украшали ее устало поникшие плечи.

Накануне она полночи не могла сомкнуть глаз — все смотрела в темноту, гадая, как же пробудить замок к жизни. Постепенно она впала в уныние — задача казалась ей почти безнадежной.