Эпоха лишних смыслов - Александра Гардт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О чем ты?
– О прорывах.
– Серьезно? Мы будем спорить, вместо того, чтобы наслаждаться обществом друг друга?
Я тряхнула головой:
– Кто говорит о спорах. А потом, знаешь, в отличие от реальности, время этого мира – наше. Просто помоги понять. У нас не все гладко с закрытиями, вот я и подумала…
– Что именно не гладко?
– Да все. Буквально – все. – Я досадливо махнула рукой. – Ты ведь считаешь, что это – наведено, правильно? Что есть причина, по которой миры, придуманные нами, оживают и становятся реальностью?
Эйдан пожал плечами:
– Видишь ли, так намного проще.
– Проще? – Я снова сделала глоток вина.
– Конечно. Вместо того, чтобы представить себе ужасную картину. Что Земля перенаселена. Что ноосфера гудит и не успевает хоронить своих мертвых. Что эти мертвые ложатся и ложатся друг на друга до тех пор, пока сами не становятся реальностью, потому что куда их еще девать.
Я сглотнула. Надо отдать должное, жути он нагнать умел.
– А так, Оливия, все замечательно. Стоит себе где-нибудь аппарат работы сумасшедшего умельца. Трансмиттер. И работает. А мы закрываем.
– И стоит он, судя по последним событиям, в Москве.
Эйдан чуть улыбнулся и взял меня за руку:
– Нет никакого трансмиттера. Надо же мне как-то ставить Гамова на место, вот я и сочинил дурацкую сказочку. Прав, на самом деле, он. Только никогда ему об этом не говори.
Глава 29
– Вот и холод отступил, – философски заметил Макс.
Гера хмыкнул и протянул мне самую обыкновенную «Зиппо» без наворотов:
– Покажи, а?
Я потерла ладошки друг о друга, подышала на них и, вздохнув, раскрутила зажигалку между пальцами. Забытое, смазанное движение – и вот она уже горит ровным светлым пламенем.
– Но как? Как ты это делаешь?
Гера схватил «Зиппо», попытался повторить трюк, но у него ничего не получилось.
– Годы практики, дражайший, годы практики.
– Пижон, – беззлобно бросил Макс.
Гера наконец-то прикурил, затянулся глубоко – и уставился куда-то в сторону приемного покоя. Мы сидели на лавке около Института Склифосовского и откровенно валяли дурака, потому что сказать было нечего.
– Ты курила, Оливин?
– В прошлой жизни. – Я убрала руки в карманы куртки, совершенно простой и незатейливой. Рысь и соболь оказались бесполезными, раз не было, для кого их носить.
– Любишь ты красивые слова. – Гера затянулся так, что на моих изумленных глазах сгорело полсигареты.
– В позапрошлой. Лучше?
Макс, стоявший рядом с лавкой, хмыкнул.
– Товарищи, мы на работу-то поедем? Конец света, как-никак.
Гера презрительно махнул рукой, после чего буднично вытащил из кармана сотовый:
– Видал?
– И что?
– Да ничего. Получил под роспись. Вчера еще. Программное обеспечение такое же, как на моем старом компьютере. Любой прорыв на любой карте… Да и ваше местоположение тоже.
– Из бластеров не стреляет? – поинтересовалась я заторможенно.
– Пока нет, – Гера наконец хмыкнул, и я чуть улыбнулась в ответ, ловя, как отражение, это его чувство.
Ужин с Эйданом совсем лишил мое существование цели. Все было нормально. Никаких врагов, никаких перипетий, никаких историй. Обычная жизнь. Всплеск прорывов в России? В Москве? Так это потому, что у нас все время что-нибудь прорывает. То трубы посреди зимы, то газопровод посреди лета. С пиратов, опять же, глупо снимать вину.
Я нахмурилась. На моей памяти прорывы случались только у неизданных текстов. Пираты же просто множили сущности, подвешивая в информационное пространство копии.
– Дай сигарету, – тоскливо попросила я Геру.
Тот бросил на меня взгляд исподлобья, но лекций, к счастью, читать не стал. Вместо него по этой теме выступил Макс:
– Может, не стоит?
Я закатила глаза, дождалась, пока Гера справится с «Зиппо», и демонстративно затянулась. Ощущение было знакомым, приятным и настолько хорошо забытым (ощущения из вечера прорыва стерлись напрочь), что я провалилась в детство. В пятнадцатилетие, игры на повышение, попытки одеваться и вести себя так, чтобы пускали в клубы. Удавалось, кстати, только мне.
– А, Роза?
– Если бы я осталась в Лондоне… То пить мне на законных основаниях можно было бы только год назад. – Я рассмеялась.
За все прожитое и пережитое Россия настолько успела стать родным домом, что эта мысль впервые посетила мою голову.
Макс не сводил с меня взгляда стальных – отчего-то – глаз.
– Я курила, Макс, говорю же. Приехала сюда – и как рукой сняло.
– Вместе с именем, гражданством и образом жизни. – Гера швырнул бычок куда-то в сторону.
– А ты-то что делал, пока я тут выживала?
– Аналогично. – Он закашлялся. – Это только Макс у нас… Уже публиковался и имел статус, «ЖЖ» с пятью тысячами поклонниц, да и вообще.
Макс поднял брови и спросил вдруг как-то высокомерно:
– Вообще?
Гера ожесточенно пнул носком своего недешевого ботинка кусок асфальта прямо у лавки – и с вызовом уставился в глаза Максу. При мне подобное происходило впервые.
– Это же не у меня папа дипломат. Не я же по европам провел полжизни, а в Пед поступил, потому что туда готовиться не надо было.
– Туров, ты совсем упал, что ли? Давай еще Розе предъяви претензию. За папу-олигарха и бойфренда-модель.
Гера потянулся за сигаретой. Странное дело, но никакого чувства вины, в отличие от Макса, я не испытывала. Может, не испытывал и он тоже. Конденсаторы барахлили.
– Издал-то его не папа-дипломат.
Гера хрипло рассмеялся, и я некстати подумала о том, что мою непутевую семейку, состоящую из двух сводных братьев, хорошо бы переместить куда-то в тепло. Заболеют еще.
– Ты правда не в курсе, кто его издал?
Я пожала плечами, было как-то не до того.
– Ну давай, Герман, поведай нам, как я спал с главредшей и все такое прочее. – Макс раздраженно скрестил руки на груди.
– Ребят… – начала было я, но Гера не дал продолжить:
– Ни с кем ты не спал. Ты был счастливо женат на Марго, – я даже вздрогнула, – имел отдельную квартиру в неплохом районе и ничего не делал. Если бы ты хотя бы переспал с кем-то! Подвиг был бы.
– У меня нет настроения трясти тебя за шкирку и спрашивать, что случилось. Предположу, что вчера не дали.
Рука сама собой дернулась к Гере и обвила его за плечи. Он, однако, вскакивать и бить Макса не спешил, просто скривил губы и выплюнул:
– А тебе?
Я вскочила на ноги, чтобы предотвратить смертоубийство:
– Прекратите. Оба. Немедленно. Сами знаете, почему в таком настроении, и только делаете хуже.
Моя речь, видно, оказалась слишком усталой, нервной или просто какой-то не такой, потому что эффекта не возымела.
Гера снова затянулся, да так, что мне дурно стало.
– Я к тому, что наш золотой мальчик всю жизнь пальцем не пошевелил, чтобы что-то сделать.
Макс отвернулся.
– Гер, строго говоря, я тоже… Не очень богемная молодежь.
– Шутишь? Шути еще, хорошо получается. Если богема не ты, то кто?
Я махнула рукой и улыбнулась:
– Богема у нас ты. Ну, может, еще Артюр Рембо был богема да Борис Поплавский.
– Поплавский твой сторчался в тридцать три, – мотнул головой Гера.
– Очко за знание Поплавского и минус пять за «сторчался».
– Это правда. Кстати, я не богема. Богема – ты. Сбежала от богатых родителей в никуда, жила в съемной однушке у черта на рогах непонятно на какие деньги, сама поступила в МГУ, сама училась, сама написала роман, сама послала его в издательство – и вуаля. Встречалась с моделью и тусовалась по разным культурным мероприятиям.
Я устало потерла лоб рукой.
– Оставлю интерпретацию слова «богема» на твоей совести. А Гамов что, не в издательство роман посылал, а на деревню дедушке?
Гера обернулся ко мне. Легкий холод окрасил его щеки, и я подумала, что девушки должны сходить с ума по нему, а не по всем остальным.
– Ты правда не знаешь? Думал, вы как-то ближе.
Фраза оцарапала, но я не подала виду.
– Гамов ишачил переводчиком испанского где-то в госструктуре, написал эту свою хренотень, которую потом все с умным видом звали «магический реализм по-русски», и отдал читать лучшей маминой подруге. По совместительству занимающей очень интересный и очень большой пост в издательстве. Хороший слог, ладный Макс – через три месяца готова суперзвезда.
Макс плюнул себе под ноги, засунул руки в карманы пальто и пошел к корпусу. Я посмотрела на время; можно было следовать его примеру.
– Давай. – Я подняла Геру со скамейки и случайно ткнулась носом в его плечо.
Арлинову перевели в интенсивную терапию, но в сознание она так и не пришла. Мы сгрудились у входа и стояли, как три идиота, не зная, что и как сказать. Проходивший мимо толстый доктор бросил на нас тревожный взгляд, замер на мгновение – и тут же ушел куда-то по своим делам. Мы потоптались на месте еще немного и пошли на первый этаж.
Грязно-серая Москва совсем не походила на место будущего Апокалипсиса, что только усилило чувство ненужности, росшее во мне с каждым мгновением. Прямо хоть возвращайся в Лондон, выходи замуж и рожай детей. А потом фотографируй их каждые три минуты и докладывай в Фейсбук об успехах, слюнях и ползунках. Меня передернуло, и, видимо, достаточно сильно, потому что Гера притянул к себе за талию и бросил Максу: