Вот тако-о-ой! - Эдна Фербер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну и ладно, но все это не страшно. Просто не нужны им сегодня овощи, – утешала себя Селина. – В следующий дом теперь».
Потом еще в следующий, потом в третий. Обошла все дома по левую и правую сторону улицы. Четыре раза наполняла она свою корзину. В одном продала на пятнадцать центов, в другом – на двадцать. В третьем почти на пятьдесят. «Доброе утро», – говорила она своим чистым и мягким голосом всякий раз, как отпиралась на ее звонок дверь. Ее с любопытством оглядывали. Не всегда захлопывали дверь перед ее носом.
– Не знаете ли какого хорошего места? – спросила у нее одна из прислуг. – Здесь не ахти какое место. Платят всего три доллара. А нынче все берут четыре. Может, знаете какую-нибудь леди, которой нужна хорошая прислуга?
– Нет, – отвечала Селина, – нет.
В другом месте повар, заметив ее бледность и усталый вид, предложил ей чашку кофе. Она вежливо отказалась. Двадцать первая улица, Двадцать пятая, Двадцать восьмая. В ее кошельке было уже больше четырех долларов. Дирк утомился, проголодался и был близок к слезам.
– Последний дом, – обещала ему мать. – Это уж наверняка последний. Потом мы поедем домой, мальчик. Поедим дорогой, ты поспишь под мешками, как в палатке, и мы мигом доберемся домой.
Последний дом был новый, из серого камня, уже начинавшего темнеть и тускнеть от гари от проносившихся недалеко отсюда пригородных поездов Иллинойса. Окна в доме были широкие, стрельчатые и блестели, перед домом была площадка со статуями, а за домом – оранжерея. На окнах занавеси из дорогих кружев и плюшевые гардины. Весь дом за высокой железной оградой выглядел внушительно и как-то неприступно. Селина заколебалась, звонить ли. Ей чудилось что-то угрожающее, неприступное в этой решетке. Последний дом. У нее почти пять долларов, заработанных за один час.
– Еще пять минут, – сказала она Дирку, пытаясь говорить веселым тоном. Руки ее были полны овощей, которые она собиралась уложить в корзину у ее ног; вдруг она услышала над самым ухом:
– Ну-с, а где же ваш патент?
Она обернулась. Полисмен. Она молча глядела на него снизу вверх. «Какой огромный и какое ужасное и красное лицо у него».
– Патент?
– Да. Вы слышали ведь, что я сказал. Патент. Патент разносчика. Полагаю, у вас он имеется?
– Да ведь я… нет. Нет. Не имеется. – Она все еще глядела на него неподвижно. Его физиономия побагровела еще больше.
– Ладно, так я и думал, что вы торгуете без патента! Недурно! Убирайтесь отсюда. Вы и ваш мальчишка. Смотрите, если я еще раз поймаю вас здесь…
– Что такое, господин офицер? – сказал женский голос подле них.
Щегольская открытая коляска, запряженная двумя каштановыми лошадьми, шерсть которых блестела, как зеркало, остановилась у тротуара.
– В чем дело, Рейли?
Из коляски вышла дама. На ней был модный туалет из черного шелка и черная с перьями шляпа.
– Женщина торгует без патента, миссис Арнольд. Приходится смотреть в оба, чтобы уследить за ними всеми… ну, отправляйтесь-ка отсюда, эй вы! – Он положил руку на плечо Селины и слегка подтолкнул ее.
Тут Селиной вдруг овладел такой приступ обиды, гнева, такой взрыв долго сдерживаемых чувств, что она вся задрожала с ног до головы и улица, коляска, дама в шелках, лошади и полисмен – все заплясало перед ее глазами. Лицо ее было бело, как бумага, а глаза сверкали. Она даже точно выше ростом стала в своей позе гордой женщины, оскорбленной грубым прикосновением чужого мужчины.
– Как вы смеете меня трогать! Уберите руки, как вы смеете! – Ее голос дрожал и прерывался. Он побагровел и снял руку с ее плеча. Между тем дама из коляски внимательно вглядывалась в нее. Измученная трудом и невзгодами, рано состарившаяся женщина с пышными волосами, свернутыми небрежно в узел и заколотыми длинной облезлой шпилькой, жалкое платье, забрызганное грязью, мужская измятая шляпа, ветхие неуклюжие башмаки, а в руках – связки горошка, моркови, редиса, свеклы. Женщина с испорченными зубами, впалой грудью.
И все-таки Юлия узнала по глазам подругу своей юности. И вся в шелках и перьях кинулась к ней, всхлипывая от ужаса и жалости, с криком:
– О Селина! Дорогая! Дорогая моя! – и заключила в свои объятия Селину вместе со всеми ее связками овощей. Морковь, свекла, горошек посыпались вокруг них на мостовую перед большим каменным домом госпожи Арнольд. И странно было слышать, что утешает и успокаивает Селина, гладя полные плечи, обтянутые шелком, и приговаривая ласково, как говорят ребенку:
– Ну, ну. Все хорошо, Юлия. Не плачь же. О чем плакать? Ш-ш… Ну вот, все отлично!
Юлия подняла голову, высморкалась и отерла глаза.
– Отправляйтесь-ка отсюда, – сказала она полисмену Рейли, повторяя слова, сказанные им только что Селине. – Я поговорю о вас с мистером Арнольдом, вот увидите. А вы знаете, что это значит?
– Миссис Арнольд, сударыня, я ведь только исполнял свою обязанность! Как мог я знать, что эта леди – ваша приятельница? – Он обвел взглядом Селину, ее повозку, клячу, увядшие овощи. – Посудите, как я мог это знать, мэм?!
– А почему бы и нет? – возразила Юлия с великолепным презрением. – Почему бы и нет, желала бы я знать! Ступайте отсюда.
Побежденный представитель закона удалился. И теперь была очередь Юлии оглядеть Селину, ее повозку, лошадей, Дирка и груду зелени.
– Селина! Ради всего на свете! Что ты делаешь здесь со всем этим… – и, при взгляде на обувь Селины, новые всхлипывания. Тут напряженные нервы Селины не выдержали – и она начала истерически смеяться. Этот хохот испугал Юлию.
– Не надо, Селина. Пойдем ко мне в дом. Над чем ты хохочешь, Селина?
Продолжая смеяться, Селина указала пальцем на разбросанные у их ног овощи.
– Видишь эту капусту, Юлия? Помнишь, как я презирала пансион Теббитт, потому что там по понедельникам всегда подавали к ужину вареную капусту?
– Тут не над чем хохотать. Сию минуту перестань, Селина Пик!
– Перестала уже. Это я смеялась над своим невежеством в то время. В капусту, оказывается, вложены пот и кровь, здоровье и юность людей. Было тебе это известно, Юленька? Не надо поэтому презирать ее… Иди сюда, Дирк, вылезай из тележки. Здесь леди, которую мама знала давно-о, тысячу лет тому назад, когда мама была девочкой, тысячу лет назад!
Глава двенадцатая
– Это было бы лучше всего для Дирка! Лучше всего для Дирка! – повторяла снова и снова Селина в последовавшие дни. Юлия Арнольд хотела непременно взять его в свой серый каменный дом, одеть, как лорда Фаунтлероя, и послать его в частную школу вместе с Евгенией и Полиной, ее детьми. Селина в первые часы их встречи была в смятении и чувствовала сильную усталость, и Юлия, как когда-то, двенадцать лет назад, после трагической смерти Симона Пика, сразу перешла в наступление и взяла на себя заботу о подруге. И на этот раз, как некогда, для этой цели был использован покорный раб своей единственной дочки, Огаст Гемпель, этот маг и волшебник, для которого все было возможно. Супруга же своего Юлия отстранила с ласковым пренебрежением.