Голос булата - Дмитрий Янковский

– Ну считай, что деда своего ты не подвел, исполнил его наказ. Теперь и ему в вирыи легче будет и тебе на земле-матушке. Пойдешь ко мне в десяток?

– Отчего ж не пойти? – стараясь не показать бурной радости пожал плечами Микулка. – Не ведаю я какой ты воевода, да только улыбка у тебя с уст не сходит. Помирать будет не грустно.

– Экий ты шутник! – рассмеялся Извек. – Ладно… Как рог протрубит, перед тобой двери откроются. Вот и ступай за них, а там увидишь что к чему, сам разберешься.

– А ты? – забеспокоился паренек.

– Я уж через вой рогов прошел… Теперь твоя череда.

И действительно из-за двери послышался приглушенный толстой дубовой доской звук боего рога. Изнутри налегли, раздвинули тяжелые створки… Микулка глубоко вдохнул и шагнул за порог в заполненный пиршеский зал.

Тут уж не один рог взревел, а десяток музыкантов наполнили терем зажигательной боевой музыкой. У микулки кровь забурлила и в груди заныло непривычной радостью. За длинным накрытым столом, сидел в добротном кресле с высокой спинкой только один человек, отальные стояли почтительно, но не подобострастно. Паренек сразу понял, что это тот самый Владимир и есть, больше некому тут сидеть так по хозяйски и чинно. Улыбка играла на смуглом не по северному лице князя, он смотрел на вошедшего героя неотрывно, глаза в глаза. Молодой витязь смутился сверх всякой меры, понимая что именно он, никому не ведомый мальчишка из Богами забытой деревни, сейчас не только притянул к себе многие взгляды, но и занял собой мысли многих. Бояре и воеводы глядели на Микулку по разному. Кто с интересом, кто с нериязнью, кто с равнодушием. От такого потока внимания паренек даже дышать позабыл, аж голова закружилась. Но больше всего удивило его то, что князь был не на много его старше, ни бороды, ни усов. Но одет богато. Правда не броско, да и кольчужка за воротом виднеется.

– Ну что ж ты стал? – улыбнувшись еще шире молвил князь. – Корни там пустил, что ли? Подь сюда.

Микулка вздрогнул от неожиданности, но собрался с духом и шагнул вперед, вдоль длинющего стола. Ему полегчало немного, когда он приметил в толпе Извека, только что зашедшего через другой вход. Ну да ладно, все ж хоть кто-то по доброму смотрит, без насмешки.

Молодой витязь шел вперед и взгляды словно стрелы царапали его лицо, он шел, с каждым шагом приближаясь к тому, чего и не мечтал достигнуть, он шел по зову самого князя. Микулка остановился у кресла, по правую руку от сидящего Владимира и замялся, не зная что делать и что говорить.

– Откуда ты такой взялся? – подняв брови спросил князь. – Десятком воев город шурмовать не испугался, а тут стоишь как девица краснеешь.

– Ничего я не краснею! – окрепшим голосом ответил паренек. – Просто князя впервый раз вижу.

Бояре опешили… Чтоб так вот кто-то с князем по свойски болтал… Где видано?

Владимир взглянул одобрительно и все успокоились.

– Дайте мне гривну! – поднимаясь с кресла молвил он.

Вновь заиграла музыка, а Микулка не веря свои глазам смотрел как старый боярин поднес князю сверкающий золотой обруч, как Владимир свой рукой застегнул его на Микулкиной шее. Музыка смолкла.

– Спасибо, неизвестный витязь! – совершенно серьезно сказал князь. – Много ты народу своим подвигом сберег. Жалую тебе эту гривну как знак твоего геройства и моего к тебе расположения.

Снова взревел рог, завыла дуда, Микулка покланился князю, давя в себе подступившие от радости слезы, потом повернулся к боярам и воеводам и повинуясь какому-то душевному порыву поклонился и им.

Когда музыка стихла, все уселись за стол, а Микулку усадили по правую руку от князя.

И пошел пир… Такого пира Микулка не то что не видывал, а даже и слыхом не слыхивал. Еды было столько, что глаз замылился, не зная за какое блюдо уцепиться, ноздри щекотали манящие запахи, аппетитные, пряные, хмельные… Звенела посуда, раздавались негромкие пока голоса, не заведенные игривым хмелем. Микулка понял, что всего ему тут не съесть, даже если натужится, а потому надо хотя бы побольше попробовать. Он сразу наложил в блюдо квашенных овощей для разминки перед мясом, попробовал их и пряная закуска огнем разожгла дремавшую жажду. А тут и здравицу князю воскликнули бояре, звякнули кубки, стукнули чаши. Паренек ухватил свой кубок, украдкой понюхал, вызвав улыбку сидевшего напротив Извека и зажмурившись хлебнул крепкого зелья. Но и ну! Пряности, по сравнению с ним, льдом показались! Дыхание сперло и Микулка принялся молотить овощи так, словно это была последняя еда в целом свете.

Он подметил, что никто по многу не берет, набирают по куску разного, чтоб не обидеть князя, всего попробовать. Тут-то Микулка и вошел во вкус… Отроки и девки сновали от кухни до трапезной без перерыва, подносили молочных кабанчиков, целиком запеченую рыбу, горы битой птицы, лебедей и гусей запеченных в перьях. И целые кадушки запасенных с осени овощей, приправленных ароматными травами и острыми пряностями из далеких солнечных стран. А меду и олу подносили и вовсе без меры.

То и дело кто-то выкрикивал здравицу князю и доблесной дружине, воеводам и известным витязям. Все изрядно подпились, подобрели, нахваливали друг друга на все лады. На Микулку уже никто не обращал особого внимания и он украдкой ощупал непривычно тяжелую гривну из чистого солнечно-желтого золота.

– Здрав буде молодой витязь Микула, селянин подкиевский! – громко выкрикнул Извек, когда немного стихли захмелевшие голоса пирующих.

– Здрав буде! – охотно подхватили бояре, воеводы и заслуженные вои, расплескивая мед из чарок и кубков.

Микулка глянул на Извека и встал, повинуясь поданому десятником знаку.

– Благодарствуйте, храбрые витязи! – поклонился паренек и одним духом осушил чеканный серебряный кубок.

Тут же пьяный говор закрутился вокруг новичка, потому как мысли уже цеплялись за самое близкое и простое. Пророчили славное будущее, восхваляли смелость и находчивость. Паренек как-то неуютно себя почувствовал, не привык, чтоб его хвалили. Даже дед Зарян чаще казывал слово "дурень", чем скуповатое в его устах "молодец". А тут распелись прямо аки соловьи.

Да еще и воеводу Тита помянули. Мол какбы не его поспешность и дурь надменная, так взяли бы Полоцк куда меньшей кровью. Надо, баяли спьяну, старшим воеводой молодого Микулу сделать, вот то бы толк был. Ему, поди, и рать не надобна, коль он с десятком тиверцев стены одолел.

Сам Тит сидел хмуро, на насмешки не реагировал, только заливал кипевшую внутри злобу старым ромейским вином.

– Плохо дело! – задумчиво протянул Голос. – Врага ты себе нажил не самого слабого. Береги спину! Такой сзади ударит, даже не задумается.

Пир был в разгаре. Владимир встал с кресла и поднял руку, призывая к молчанию. Все почтительно затихли, а до кого не дощло сразу, те опомнились от многчисленых тычков в бока, побурчали и стихли.

– Бояре, воеводы и славные витязи! – сильным задорным голосом обратился к пирующим князь. – Вот и одержали мы победу, в которую не все верили. Теперь пойдем в столькный Киев, защищать покон и веру отцов-дедов наших. Худые дела творит брат мой Ярополк, не принял ни одной от меня грамоты, побил послов, посмеялся надо мной. А хуже всего то, что повинен он в смерти Олега Древлянского, а значит и против меня оружие точит. Говорят, что хочет он одного на Руси князя, чтоб вся власть в его руках была. Верно… Вот и будет ему один князь. Да только не тот, коего он на Киевский стол метил.

А коль возьмем Киев в свои руки, если помугут нам в том древние наши Боги, то будет старый покон и старая вера, и обычаи старые. Не позволю я ворогу по кускам Русь растащить, еше отберу и то, что за смутное время отпало. Пойдете со мной?

– Хоть к Ящеру в зубы! Куда позовешь, князь! – заорали пьяные голоса.

Владимир улыбнулся и с легким кивком продолжил:

– Не зря я верил в вас, соратники мои! Разрознена Русь, развалена, всяко племя себя мнит превеликим, а по сути что? Ломятся под ворогом аки прутики! А уж коль соберем мы эти прутики в вязанку, то кто их изломит? Пришло время славить Русь и словами и делами, и трудом и победами боевыми. Коль сядем в Киеве, соберу я всех кощуников, певцов-музыкантов, витязей могучих на знатный пир, с поклоном попрошу Руси служить, крепить ее славу и силу. И сделаем ее покрепче ромейской империи, что протянулась через два моря. Разве не русичи краше всех песни поют? Разве не наши вои в одиночку против целой рати биться в силах? Вот молодой витязь, безвестный Микула, что стдит праворуч от меня. Жил незнамо в какой глуши, а каков в бою оказался! Сколько по всей Руси таких безвестных героев? Всех созвать надо, всех в единый кулак соеденить.

Заорали воодушевленные воеводы, зазвенели кубки, полилось вино и мед. Владимир сел и присоеденился к веселой гулянке, шутил, смеялся со всеми.