Как настоящий мужчина - Сельсо Ал. Карунунган

У нас, например, вышел спор о баскетболе. По ее мнению, я могу прекрасно развиваться физически, если буду таскать ее сумку с продуктами. Попросил купить коньки, она опять отказывает и вновь со своими смешными возражениями. Словом, тогда я пожаловался отцу. В моем присутствии он ничего не сказал маме, но позже я слышал весь их разговор. Отец выговаривал маме и заявил, что он не хочет, чтобы у его сына сложилось впечатление, будто родители не заботятся о нем. После услышанного я решил, что мой отец величайший человек на свете. Думаю, если бы он, как я, родился в Америке, он мог бы стать мэром Нью-Йорка или послом США в России. Даже упрямые русские полюбили бы его и прислушивались бы к его советам.

Отец считает, что деньги должны приносить удовольствие, наполнять жизнь радостью. Мама всегда спорит. Она утверждает, что тратить их надо с пользой, а не сорить деньгами попусту. «Если тратишь деньги бездумно, — утверждает она, — деньги становятся орудием в руках дьявола».

Когда вчера мама сказала, что не купила подарка, я попросил у нее три-четыре доллара, чтобы купить подарок самому.

«У меня нет денег, Эдди», — сказала мама и открыла холодильник, чтобы вынуть салат. Я забежал из школы позавтракать — была большая перемена.

«Тебе же каждую неделю папа дает деньги», — возразил я.

«Это не твое дело», — сердито ответила она.

Она нервничала и была какой-то беспокойной, даже уронила на стол салатницу, чего с ней никогда не бывало. Мама всегда отличалась выдержкой и спокойствием. Она, правда, покрикивала на меня, чтобы я ел побольше овощей, пил молоко, тогда не буду такой бледный и худой. Но я всегда знал, что на самом деле она не злится, а тут понял, что она была по-настоящему взвинчена.

Тем не менее я надулся, не стал есть салат и почти не притронулся к молоку. Я выбежал из дома, даже не поцеловав маму на прощанье, как всегда делал раньше. Уже на улице я почувствовал стыд за свой поступок.

Отец иногда бывает раздраженным. Такое с ним может случиться, если вдруг какой-нибудь растяпа ударит в дорожной сутолоке его машину или он проиграется на скачках, но обычно он бывает в порядке. Мне он никогда не отказывает в деньгах. «Ничто не придает такой вес человеку, как деньги», — любит часто повторять он. На что мама всегда возражает: «Деньги — еще не все, Бени́гно. В мире много такого, что не купишь ни за какие деньги. Именно это самое дорогое, самое лучшее в жизни».

Женская интуиция… Мама начинает рассуждать о вещах, о которых не имеет понятия. Да и откуда ей обо всем этом знать, коль она бывает только дома, в церкви или в универсальном магазине. Она ни разу не бывала даже на Уоллстрите[42]. Как-то за ужином мы вволю повеселились, когда отец начал объяснять, как покупают акции на Нью-Йоркской бирже. Мама вмешалась в разговор и заявила, что она думала, будто на бирже продают только свиней и коров.

Обо всем этом я размышлял по дороге в школу. Я был раздражен невероятно. Помнишь, ты встретил меня? Вид у меня был, точно я провалился на экзамене, и ты стал подшучивать надо мной.

Ты оказался настоящим другом и дал мне взаймы два доллара. Ты тогда еще сказал, что не пойдешь на вечер. День был морозный, и ты предпочел остаться дома.

После уроков я пошел на угол 69-й стрит и Амстердам-авеню к Стейну, выбрал коробку филиппинских носовых платков с вышитой буквой «А». Хотя коробка стоила два доллара сорок центов, мне ее отдали за доллар девяносто восемь, продавец сказал, что знает моего отца.

Когда я вернулся из магазина домой, мамы не было, но обед стоял на плите. На столе лежала записка:

Поешь, прежде чем пойдешь к Энни.

Не жди меня. Мама.

Вечер удался на славу. Отец Энни наговорил массу лестных слов о моем отце. Он сказал, что слышал, как отец пожертвовал школе пятьдесят долларов на ремонт баскетбольных щитов. Я отлично помнил тот день. Я был невероятно горд, потому что, когда мы выходили из гимнастического зала, даже миссис Те́рнер, наша учительница по математике, которая вообще никогда не улыбается, даже она приятно улыбнулась и заявила: я должен быть счастлив, что у меня такой отец.

По дороге домой отец сказал: «Я пожертвовал школе пятьдесят долларов отнюдь не только ради престижа нашей семьи». Я промолчал, он продолжал: «Когда говорят деньги, все внимают. Таков закон жизни!»

Узнав о пожертвовании, мама не сказала ни слова. Отец же хотел знать ее мнение на этот счет, но она не раскрывала рта. Ее молчание рассердило отца. «Я не знаю, что с тобой происходит, — заявил он. — Когда я прошу тебя замолчать, тебя невозможно остановить. Когда же хочу, чтобы ты сказала хоть несколько слов, ты молчишь, будто немая».

Но мама упорно молчала. Она нервно пододвинула мне тарелку с рисом, не проронив ни слова. Когда отец собрался вечером из дому, она все же нарушила молчание: «Я хотела бы, чтобы ты больше бывал дома, Бенигно». Голос ее звучал грустно.

«В чем дело, Конста́нция? — возразил отец. — Ты говоришь так, будто я совсем не проявляю о тебе заботы. Разве я пренебрегаю своими обязанностями? Ты достаточно получаешь от меня денег».

«Мне нужны не только твои деньги, Бенигно. Я почти не вижу тебя. Днем ты работаешь, а вечером я опять остаюсь одна. Были случаи, когда ты вообще не приходил домой».

«О Констанция, — с легкой усмешкой ответил отец, — не будь сентиментальна. Мы давно расстались с юностью. От жизни надо получать как можно больше. Надо жить».

«Но я не могу жить без тебя!» — воскликнула мама, готовая вот-вот заплакать.

«Увидимся позднее. Мне надо идти», — сказал отец и надел пальто.

Мама ушла в гостиную. Я услышал, как за отцом хлопнула дверь, и взялся за тетрадь по математике. Я вдруг почувствовал к математике особый интерес, и отнюдь не из-за улыбки миссис Тернер. Ну ее к черту! Меня заинтересовал сам предмет.

Я открыл тетрадь, но тут раздались звуки гитары. Мама играла в гостиной. Она запела грустную старинную испанскую песню, которую так любила и часто напевала мне в детстве. В молодости мама была хорошая гитаристка, а по словам отца, и прекрасная певица. У нее до сих пор хранятся фотографии, как она поет на сцене и на радио. Отец всегда говорил