Двойной генерал-2 (полуостров Сталинград) - Сергей Чернов

за высоту. По словам капитана, десять камэ высоты мы запросто разменяем на пятьдесят камэ расстояния.

Через тридцать минут полёта, на высоте восемь с половиной тысяч, мы отключаем движки и закладываем вираж на северо-восток. Ветер становится почти попутным. Галсами идём. Как моряки на парусниках в своё время. Винт на авторотацию, движки отключаем.

Летим и слушаем командира по пути. Вопросов-то много. Какого рожна мы не сели и не заправились в Одессе?

— Две причины, — рассказывает комэск. — Я не просто так туда летал. На моих глазах они ремонтировали взлётку. Не смогли её даже к нашему появлению приготовить. Это ещё ладно, сесть мы и на обычную дорогу можем. Но воронки от бомб показывают, что немцам известно расположение аэродрома. Мы шухеру навели, надо ждать контрудара. А как бомбардировщик может уничтожить истребитель? Элементарно. Разбомбить на земле.

Вон оно что!

— Если не готова взлётка — не готово ничего. По рации с ними связаться не смог, хотя частоты оговорили заранее. Горючка для нас могла найтись. А могла и не найтись. Боеприпасов точно нет, если только случайно завалялись. Они ведь пехотные, патрон для ШКАСа от обычного винтовочного не отличат.

— Короче, там в Одессе, всё под вопросом. Зато угроза реальная. Нам лучше оставшиеся пятьдесят-сто километров до своих пешком пройти.

Смотрю на карту, прикидываю расстояние. До самого близкого места, в районе Дубно, километров четыреста пятьдесят от Одессы. Топлива у нас на двести пятьдесят, не больше. Или на триста двадцать, если добить неснижаемый остаток в десять процентов. Выходит, планировать надо сто тридцать камэ или чуть меньше.

Хотя неправильно подсчитываю, мы же не по прямой идём. Но высчитывать лень, тут надо корпеть полчаса над столом. Одно знаю — половину остававшейся горючки мы истратили. А то и больше.

Лечу, вернее, планирую и вздыхаю. Вздыхаю и лечу. Столько целей пропускаем. Одних эшелонов видел пару штук только прямо под нами. Чувствую даже с высоты, как там фрицы волнуются и боятся. Живите пока, фашисты проклятые.

Что-то меня ещё подспудно беспокоит. Вроде всё хорошо, но какая-то заноза в мозгу сидит.

Полчаса спустя. Двадцать километров юго-западнее Житомира.

Садимся прямо на грунтовку в поле. Вроде ровная и нас там ждёт пара бензовозов, другая техника. Пара грузовиков и танк. Немного напрягает, что немецкий, но комэск уверенно идёт на посадку, и форма у окружающих военных наша. Мы, те, у кого ещё тарахтят моторы, доедающие последние капли топлива, кружим вокруг на высоте до километра.

Надо спешить. Ничего опасного не замечаем, но ситуация может измениться в любой момент. Комэск благополучно садится, его аппарат тут же сгоняют с дороги в поле, подъезжает бензовоз, вокруг суетятся люди. Окончательно успокаиваюсь. Это наши техники, распознаю привычную суету, когда заряжают пулемёты.

Когда садится третий, мой мотор начинает чихать. Запрашиваю разрешение на посадку, выясняется, что нас таких четверо. Вот так, так теснясь и толкаясь, заполняем постепенно обе стороны дороги. Когда сажусь, меня очень успокаивает тот факт, что комэск уже взлетает. Разгоняясь прямо по ржаному полю. Местные селяне будут недовольны, зато мы теперь с прикрытием.

Когда садимся на родную взлётку, выскакивает на поверхность ночная идея, которую уже не чаял вспомнить. Воздушный бой помог. Заметил тогда, как шарахаются от эрэсов юнкерсы. Кто-то шмальнул по ним, но комэск сразу стал орать в эфире. Пообещал засунуть ракету кое-кому кое-куда. Начальственный гнев понятен. В воздушном бою эрэсы малоэффективны, хорошо если из пары десятков хоть одна ракета попадёт. А вот по наземным целям, да групповым, самая вкуснятина.

Так вот, предсказать, куда вильнёт крылатый фриц, невозможно. Наобум приходится упреждение брать. Но если мессер выскакивает на свою любимую горку, то у него только две возможности для ухода. Вильнуть влево или вправо. Вниз не может, для этого надо сначала зависнуть, зафиксировать высоту. Долго. Вверх он и так идёт. И если перекрыть ему уход влево, то можно смело брать поправку прицела вправо. Никакой угадайки, именно туда он и метнётся.

Как закрыть одно из направлений? Эрэсом. Видел, как они от них шарахаются. Юнкерсы, правда, ну и что? Лётчики на мессерах из другого теста сделаны что ли?

17 августа, воскресенье, время 23:30.

Северный выступ Лаворишкесского (вокруг Вильнюса) леса.

Старший лейтенант Никоненко.

Старшего сержанта Нефёдова со вторым взводом отправил на северо-восток краем Лабанорского урочища. Пришлось разделиться. Как-то чересчур густо тут войска стоят, трудно всей ротой пройти. Всего у меня восемьдесят штыков, два взвода, у каждой радист с радиостанцией, так что связь держим.

Штаб озадачил меня поиском немецких аэродромов. Сегодня заметил, как над лесом снижаются, явно готовясь к посадке, юнкерсы. Отметил место на карте, направление и примерную высоту. Теперь ждём троицу пластунов. Сами сидим в небольшом овражке в полукилометре от края леса.

Блядский высер! — как любит говаривать наш генерал. Слышны автоматные и винтовочные выстрелы. Берусь за бинокль, хоть и темень, но от месяца какой-то свет есть, а вот и вспышки выстрелов. И это не мои стреляют, выстрелы в нашу сторону.

— Огонь никому не открывать! Дима! — рукой показываю снайперу, где занять позицию. Справа от меня.

Дима, до того незаметный даже вблизи в своём маскхалате, взбирается по склону. С лёгким шуршанием скатываются вниз комочки земли.

— Смотри наших не задень, — только сейчас на краю восприятия улавливаю какое-то движение.

Надеюсь, не зацепит. Если видны вспышки выстрелов, значит, это чужой, и никто обзор не перекрывает. Один за другим снайпер делает несколько выстрелов и отползает в сторону. Научились? Только хотел открыть рот для отдачи команды сменить позицию!

Через несколько минут в овраг сваливаются все трое. Один ранен, его держат под руки. Раненого тут же сдают санинструктору.

— Не пробьёмся, командир, — убеждает старший разведгруппы, ефрейтор Степан Махонин. — Весь край леса — сплошные посты на расстоянии чуть ли не вытянутой руки…

— Прямо весь?

— Ну… мы метров двести оползали, везде одно и то же. Влезли глубже… мама дорогая, там фрицев, как на вокзале.

В голове брякает звоночек, ладно, это потом.

— Один чуть не обоссал меня, буквально в метре приладился. Думали, гадали, как незаметно языка взять… не, глухо всё.

Через полчаса, соорудив носилки для раненого, уходим. Лесом бы лучше, но не тогда, когда там дойчей больше, чем деревьев. И несмотря на то, что уходим вроде бы открытыми участками, без маскирующих укрытий редко остаёмся. Где небольшая рощица, где ложбинка, вокруг речек, ручьёв и озёр обязательно деревья или хотя бы кусты. Так последнее время и живём. Днём спим, отдыхаем и наблюдаем, а ночью у нас марш-броски.

18 августа, понедельник, время 07:05.

Разведвзвод, старший лейтенант Никоненко. Восемь километров западнее от предыдущего места.

— Командир, — подходит радист, — штаб требует