Завидный жених - Сидни Ламберт

— Да, да, такси! Вряд ли я в таком состоянии смогу вести машину.

— Ты не можешь вести машину, потому что сюда мы тоже приехали на такси, помнишь? Но сначала нужно заехать домой за моей сумкой.

— Что случилось?

Оба повернулись и увидели, что в их ложу входят Марио и Гейл. Они сразу заметили лужу воды на полу.

— У меня отошли воды, — объяснила Николь, прижимая обе руки к своему драгоценному животу.

— Ей нужно срочно в больницу, — вмешался Луи. С каждой минутой ему самому становилось все хуже и хуже.

— Мы приехали в лимузине, — сообщил Марио. — Я велю своему охраннику вызвать шофера. Пусть немедленно подгонит машину к центральному входу. Николь, ты сможешь туда дойти?

— Да, Марио. Я ведь не умираю.

— Я ее понесу, — вызвался Луи, но она выразительно посмотрела на мужа.

— Луи, не смеши народ. Я вешу целую тонну. Я пойду сама, а ты только держи меня за руку.

— До срока еще целый месяц, — прошептала Гейл на ухо Марио, когда они следом за Луи и Николь направились к выходу. — Надеюсь, с малышами все будет в порядке. Николь умрет, если с ними что-то случится.

— С ней все будет в порядке, — уверенно заявил Марио. — И с малышами тоже.

Гейл пожалела, что ей недостает его уверенности. Жизнь не всегда усыпана розами и часто бывает несправедлива. Николь отчаянно ждет своих первенцев, но это не значит, что все обязательно будет хорошо.

К счастью, когда они подошли к центральному входу, лимузин уже ждал их, а дорогая частная клиника, где Николь забронировала себе место заранее, находилась всего в нескольких кварталах езды.

Как только они приехали, медсестра пересадила Николь в кресло-каталку, и вместе с Луи повезла ее в предродовую палату. Марио и Гейл предстояло вернуться в город, подняться в пентхаус, где жили друзья, взять заранее уложенную сумку со всем необходимым, которая стояла в прихожей, и привезти обратно в больницу.

Когда они вернулись, отыскали нужное отделение и нужную медсестру, которая готова была ответить на их вопросы, Гейл узнала, что «роды у миссис Фонтана уже начались, шейка матки полностью раскрылась, с ней сейчас опытный акушер и она вот-вот родит».

— А дети? — взволнованно спросила Гейл. — Как они? Ведь роды начались раньше срока…

— Судя по всему, с ними все в порядке. Послушайте, с ней сейчас самый лучший врач, самые опытные сестры и лучшее оборудование, какое можно купить за деньги, — сказала медсестра. — С ними все будет хорошо.

— Я же тебе говорил. — Марио обнял Гейл за плечи и повел в фойе. — Перестань волноваться. Тебе будет плохо.

Ей действительно было плохо. Сердце в груди бешено колотилось, голову сжало словно клещами.

— Я бы никогда не смогла, — пробормотала она. — Никогда.

Марио понимали, что она имеет в виду. Она никогда не смогла бы родить ребенка. Его ребенка. У него сердце сжалось от горечи. Он не может требовать от нее того, что стало бы для него величайшей радостью на свете. Однако ничто не помешает ему жениться на этой женщине.

Он уселся на стул и стал смотреть, как она взволнованно мерит комнату шагами, не отрываясь взглядом от настенных часов. Марио хотелось как-то помочь ей, развеять ее страхи, но он понимал, что она не успокоится, пока не услышит, что все кончилось благополучно. Время тянулось мучительно медленно; он сам то и дело бросал взгляд на часы. Вдруг через сорок пять минут после того, как они вернулись в больницу, из-за двери высунулась та медсестра, с которой они разговаривали. Она сияла.

— Дети родились. Оба здоровы и довольно крупные для тридцати двух недель. Мальчик весит почти три килограмма, а девочка — два с половиной. Их даже не надо помещать в специальные кюветы. И мать, и отец благополучно пережили это испытание, хотя отец, сказала бы я, пару раз чуть не упал в обморок. Но сейчас он вполне оправился. Гордый, как петух. Мать просит вас войти и принести ей сумку. Она сказала, что хочет принять душ и вымыть голову. Пойдемте, я провожу вас…

Слезы хлынули из глаз Гейл, когда улыбающийся Марио взял ее за руку.

— Я же говорил тебе, что все будет хорошо.

— Да, говорил, — прошептала она, вытирая глаза бумажным носовым платком. — В следующий раз надо будет прислушиваться к тебе.

Гейл показалось, что Николь выглядит потрясающе для роженицы. И безмерно счастливой. Луи буквально лучился радостью. Поскольку в палате был телефон, он сразу же кинулся звонить своей матери, чтобы сообщить ей радостную новость. Гейл даже с противоположного конца комнаты слышала, как взволнована мадам Фонтана на том конце линии.

Но она не могла отвести взгляда от младенцев. Оба были туго запеленаты и спали в своих колыбельках рядом с кроватью Николь. У них были густые черные волосики; они вовсе не были ни красными, ни сморщенными, какими, по представлениям Гейл, полагается выглядеть недоношенным детям.

— О, Николь! — воскликнула она, подходя ближе и не сводя с близнецов восхищенного взгляда. — Они такие красивые!

— Да, — согласился Марио, который тоже подошел взглянуть на новорожденных.

— Хотите подержать их на руках? — щедро предложила Николь. — Гейл, бери Лайзу. А ты, Марио, возьми Люка.

Марио тут же подхватил мальчика на удивление уверенными руками и стал покачивать, словно всю жизнь этим занимался. Гейл застыла, вспомнив, что ни разу не взяла на руки собственного новорожденного сына. Она отказывалась смотреть на Мэттью, пока тому не исполнилось полгода.

— Наверное, я не смогу, — с сожалением и виновато отказалась она, испытывая в то же время сильнейшее желание взять малышку на руки. — Боюсь, что я… ее уроню.

— Нет, — сказал Марио, — не уронишь. — Передав мальчика его матери, он взял на руки малышку в ярко-розовом одеяльце и осторожно передал ее Гейл.

На секунду Гейл словно оцепенела. Но потом автоматически — нет, инстинктивно — сжала обе крохотные ручки малышки, одновременно покачивая ее на сгибе локтя и тихонько напевая колыбельную.

— У тебя здорово получается, — заметила Николь, — Наверное, я часто буду приглашать тебя посидеть с ними.

— Пожалуйста! Я готова в любое время, — торопливо сказала Гейл, улыбаясь в сторону Марио.

У него едва не остановилось сердце. Неужели она думает сейчас о том же, что и он? Возможно ли? Неужели?..

Однако за все время, пока они были в больнице, он не осмелился ни словом намекнуть ей о своей догадке. Они возвращались в отель, почти не разговаривая. Если она передумала насчет ребенка, пусть скажет об этом сама. Он не станет давить на нее. И убеждать тоже не будет.

Она ничего не говорила ему, пока они в ту ночь занимались любовью, и только потом нарушила молчание: