Колыбельная для бронехода - Влад Тепеш

малейшего боевого опыта и без мозгов. Он не выполнял даже простейший противозенитный зигзаг. Когда вертолет идет зигзагом, постоянно появляясь над деревьями и скрываясь за ними же на другой стороне — это может быть проблемой. Но этот идиот знай себе пер аккурат над дорогой, и я его просто срезал. Самое забавное, что у него был автоприцел, ему для точной стрельбы не требовался хороший заход на цель. Но все, на что его хватило — это идти по прямой над дорогой с зажатой гашеткой. В общем, пилотирование уровня дрессированной мартышки.

— Что за автоприцел? — спросил Хуан.

— Автоприцел — это автоприцел. Компьютер сам ищет цели, наводится и стреляет. От пилота требуется только включить автоприцел и зажать гашетку, тем самым разрешая автоприцелу стрелять самостоятельно. Прямое попадание в каждого из трех человек — это и есть работа автоприцела. Потому-то он и по мне начал стрелять раньше, компьютер соображает во множество раз быстрее мозга.

— А мы и не знали, что у Саламанки появилось такое чудо техники, — забеспокоился Антон.

Я сплющил пустую банку и бросил в ящик для мусора.

— Автоприцел-то? Не-а, Антон, они появились еще на Земле, до выхода к звездам. Это чертовски простая штука, которая учитывает относительные скорости машины и мишени и выбирает угол, под которым нужно запустить снаряд, чтобы он попал в цель.

— Никогда не слышал, честно говоря.

— Потому что они редко используются. Чтоб ты знал, мелкокалиберный пулемет на поясе бронехода тоже имеет автоприцел. Иногда помогает, но редко. Понимаешь, автоприцел легко обнаруживает людей и транспорт, но не способен их различать. Автоприцелы не могут отличать бойца ПЛА от солдата ССОНЭ. Машину от танка — еще так-сяк, но своих от чужих — никак. Потому автоприцелы применяют с ограниченными параметрами или в ситуации, когда рядом заведомо нет никаких союзников.

— А как же системы опознавания «свой-чужой»?

— Ненадежно. Опять же, а с людьми как? Было дело, некоторые пытались оснащать своих солдат личными маячками, дорогими и ненадежными. И не раз такое бывало, что противник бахнул ЭМИ-зарядом, выжег противнику маячки — и тут «свой» вертолет начинает косить свою же пехоту пачками. Просто потому, что перестал отличать своих от чужих. Потому вот так… Только знаешь что, Антон? В данном случае это признак, что Саламанка тебя переиграл по части планирования. Ну как переиграл… Просчитал.

— Что ты имеешь в виду?

— Пилот просто зажал гашетку и пер над дорогой. Автоприцел несущегося вертолета не способен различить мирного жителя и партизана по желтой повязке, там даже не будет видно это повязку в вертолетную оптику. Саламанка просек нашу привычку делать на дороге засады и заворачивать прочь мирняк. Другими словами, пилот заранее знал, что мы дорогу перекрыли и никто посторонний не появится, а раз так, то можно просто зажать гашетку и разрешить автоприцелу стрелять во все, что движется или светится теплом. Так что на этапе планирования Саламанка этот эпизод выиграл, просто реализация подкачала. Не столько моя заслуга, сколько бездарный пилот все запорол.

Антон забарабанил пальцами по столу.

— Учтем.

[1] «Стеклосталь» — высокопрочный материал, сочетающий характеристики металла и прозрачность стекла. Изобретен в Рейхе, потому самое распространенное название — калька с германского.

24. Бронеходчики и церковные мыши

На ужин — консервированный тулокк с тушенкой, все равно что бобы с тушенкой, но слегка вкуснее, хоть и на любителя. Бывало, конечно, и похуже, но это дело уже немного поднадоело даже мне. Хотя тулокк был назван «даром вселенной» за то, что его можно культивировать везде и получать обильные урожаи там, где хрен вообще вырастишь что-то иное, я таким дарам не очень рад. Нет спору, тулокк стал важным фактором, позволившим покончить с голодом практически повсеместно, только вот порой такая диета надоедает.

— А что, больше ничего, кроме тулокка с тушенкой, нету? — спросил я у парня, который принес нам ужин.

Тот развел руками: питаемся по-походному. Само собой, что сублимированными пайками партизан никто не снабжает.

— Эх, на войне как на войне, — вздохнул я и принялся за еду.

— Должно быть, военные лишения особенно сильны в контрасте с жизнью, которую ведут самые богатые бронеходчики вне войны? — полюбопытствовал Густаво, вскрывая свою банку.

Я проглотил порцию и заметил:

— Да вот лишения лишениям рознь. Рационы полевого питания для бронеходчиков вообще-то очень даже хороши, вполне на трехзвездочный ресторан потянут. Ну это у нас, в Содружестве. Рейховские пайки и того получше будут, а военные повара, которые обслуживают германских бронеходчиков, зачастую получше тех, которые работают в дорогих ресторанах.

— Германские бронеходчики богаче, чем бронеходчики Содружества?

Я хмыкнул.

— Густаво, ну что ты заладил про богатство? Бронеходчики в своей массе зачастую беднее других военных. Вот те, которые выходят в отставку, часто богатеют, это да, но вот лично я немногим богаче церковной мыши. У меня на счету осталось где-то стандартов двести, полагаю.

От такого откровения брови Густаво поползли вверх, а сидящая рядом с ним Сабрина просто замерла, забыв жевать.

— Да ладно?! А говорят, что у бронеходчиков астрономические зарплаты!

Я меланхолично доработал челюстями очередную порцию и пожал плечами.

— Ну зарплаты большие, да. Только это все замануха для новичков, потому что бронеходчиков мало волнуют деньги. Честно, я даже не знаю точно, какая у меня зарплата. За последние четыре года ни разу не интересовался. Деньги, которые оказываются у меня на счету, спускаю быстро и не считая. Частью на себя, частью на других. Так-то они мне и не нужны особо, я ведь не плачу ни в отелях, ни в ресторанах, разве только чаевые официантам дать. Все бронеходчики так делают. У кого есть семья — что-то семье, а что себе — то спускается очень быстро. Бронеходчики не делают сбережений на завтрашний день, потому что он для них может и не настать.

— Вот уж никогда бы не подумал, — признался Густаво. — Мне всегда казалось, что заманить на такую опасную профессию можно только очень большими деньгами…

Я быстро доел, облизал ложку и бросил банку в ящик для мусора.

— В принципе, так оно, да не совсем. Все бронеходчики делятся на две категории, из которых первая вообще не считается бронеходчиками. Это такие, одноразовые чуваки, которые служат по принципу «день за год», им один день боевых действий засчитывается за год выслуги. Повоевал двадцать дней и не сыграл в ящик — потом всю жизнь работать уже не нужно. Но их держат так, для массовки, чтобы говорить «у нас тысяча бронеходчиков!!!». Хотя на деле их пара сотен… ну, в смысле, пара