Гиперборейские тайны Руси - Демин Валерий Никитич

Вольга

Во многих текстах былин о Вольге, записанных в разных местах, он именуется Волхом (В)сеславьевичем, то есть «волхвом». В дальнейшем в народном представлении архаичный образ Вольги даже слился с исторической фигурой другого волхва и князя-жреца – Олега Вещего. Вместе с тем в имени Волх (Вольга) скрыт еще один более глубокий пласт, связанный со старославянским названием «великана» – «волот» (оба слова – однокоренные). Волх Всеславич он и волхв, и волот (великан). Это многое проясняет в весьма загадочном былинном образе, естественно вписывающемся (вместе с исполином Святогором) в общекультурную концепцию и легендарную историю, согласно которой в древнейшие времена на земле обитала особая раса людей-великанов.

Рис. 52. Дружина Вольги. Художник Иван Билибин

С точки зрения языческого мировоззрения Волх (В)сеславьевич – даже и не имя, а скорее достойный и почетный титул типичного вождя и жреца, предводителя небольшой дружины воинов-профессионалов (рис. 52). Они побеждают не числом, а умением, хитростью, внезапностью, искусной стратегией и тактикой. Сам Вольга – богатырь, способный менять облик, превращаясь то в рыбу, то в птицу, то в зверя. Он и дружинников своих может оборотить в муравьев и вместе с ними незаметно проникнуть во вражескую крепость. В целом же оборотнический «реестр» богатыря таков:

<…> Он-то всех ведь пал хитрей да изо всех мудрей. Ише тот ли ведь Волх да Светославёвич: Овернулсэ-то он перво всё серым волком, Во втрой раз вернулсэ черным вороном, Он ише же овернулсэ-то оленём-золоты рога, Он ише же обернулсэ горностаюшком, Как ише Волх овернулсэ мурашом малым. <…>

В приведенном фрагменте из памяти сказителя выпала еще одна из колоритнейших (воистину – индоарийских!) аватар Вольги – щука (рис. 53). Его рождение – из ряда вон, оно не вписывается в обычную схему рождения былинных героев. По существу Вольга – сын Змея, от которого забеременела его мать-княгиня[28]:

Ходила княгиня по крутым горам, Ходила она с горы на гору; Ступала княгиня с камня на камень, Ступала княгиня на люта змея, На люта змея на Горыныча, Вокруг ее ножки змей обвился, Вокруг ее башмачка сафьянова, Вокруг ее чулочка скурлат-сукна, Хоботом бьет ее в белыя груди, Во белы груди человечески; Целует во уста ее сахарныя, От того княгиня понос понесла, Понос понесла, очреватела; Носила в утробе чадо девять месяцев. <…>

Рис. 53. Иллюстрация Ивана Билибина к былине о Вольге

Странная, конечно, ситуация, но не вполне безнадежная для понимания и объяснения. Если представить, что в описаниях фантастической любви отвратительного змея и прекрасной молодой женщины в скрытом и трансформированном виде говорится не о пресмыкающемся, а о тотеме змея, то все становится на свои места: представители соседнего племени, клана, поклонявшиеся змею, брали в жены славянских красавиц, и от этого союза рождались будущие богатыри. Можно пойти еще дальше в глубь веков и тысячелетий – в эпоху матриархата, когда женщины сами определяли себе избранников (именно – во множественном числе!), среди которых могли оказаться и представители мужского братства, связывающего свои сакральные ритуалы и традиции со все тем же змеем[29].

Ты меня сватаешь, мама, Сватаешь, а не спросишь, Хочу ли я пойти замуж. Змей меня любит, мама, Змей любит, возьмет меня в жены. Под вечер ко мне приходит, И нынче придет под вечер. <…> (Перевод Давида Самойлова)

Рождение Вольги столь же чудесное, как и его зачатие. В другом былинном тексте, записанном еще Киршей Даниловым, повествуется:

<…> А втапоры княгиня понос понесла, А понос понесла и дитя родила. А и на небе просветил светел месяц, А в Киеве родился могуч богатырь, Как бы молодой Волх Всеславьевич: Подрожала сыра земля, Стряслося славно царство Индейское, А и синее море сколыбалося Для-ради рожденья богатырского Молода Волха Всеславьевича; Рыба пошла в морскую глубину, Птица полетела высоко в небеса, Туры да олени за горы пошли, Зайцы, лисицы по чащицам, А волки, медведи по ельникам, Соболи, куницы по островам. А и будет Волх в полтора часа, Волх говорит, как гром гремит: «А и гой еси, сударыня матушка, Молода Марфа Всеславьевна! А не пеленай во пелену червчатую, А не поясай во поесья шелковые, — Пеленай меня, матушка, В крепки латы булатные, А на буйну голову клади злат шелом, По праву руку – палицу, А и тяжку палицу свинцовую, А весом та палица в триста пуд». А и будет Волх семи годов, Отдавала его матушка грамоте учиться, А грамота Волху в наук пошла; Посадила его уж пером писать, Письмо ему в наук пошло. А и будет Волх десяти годов, Втапоры поучился Волх ко премудростям: А и первой мудрости учился Обертываться ясным соколом; А и другой-то мудрости учился он, Волх, Обертываться серым волком; А и третей мудрости-то учился Волх Обертываться гнедым туром – золотые рога. <…>

В приведенном фрагменте существенным представляется и поминание Индейского царства. С чего бы это вдруг? В былинах или сказках подобное географическое понятие встречается крайне редко. И все же кое-где проскальзывает. Случайно это или не случайно? «Специалисты» по фольклору в один голос скажут: случайно! А я возрожу им не менее твердо: нет, не случайно. В былине о Вольге в десятижды трансформированном и приспособленном к русским реалиям виде содержатся смутные воспоминания о стародавней гиперборейской эпохе, когда племена индоариев, продвигаясь с Севера на Юг, соприкасались с другими индоевропейскими протоэтносами (в данном случае – со славянскими и проторусским).

В данной связи интересно вообще разобраться в том, что представляет собой архаичный корень «инд» и каково его значение в русском языке. По скрупулезному подсчету специалистов-историков, разделяющих концепцию полярной прародины человечества, на Русском Севере с гиперборейских времен сохранилось множество топонимов и гидронимов с корневой основой «инд» (а также другими типичными ведическими корнями – «ганг», «рам», «сур», «свар», «пан» и т. п.). Но сейчас речь пойдет о другом. В русском языке, оказывается, тоже имеются архаичные слова с тем же корнем. Нет не вторичные образования (вроде «индейка», «индиго», «индий» и др.), появившиеся сравнительно недавно, а такие, которые восходят к самым истокам былой индоевропейской этнолингвистической общности.