Флавиан. Восхождение - Протоиерей Александр Торик

Подойдя к нам, он заговорил с отцом Димитрием на ломаном греческом языке.

— Наверное, тоже албанец, — заметил Владимир, — тоже креста не носит.

— И чего он от нас хочет, — спросил я отца Димитрия, когда тот, кажется, наконец понял, о чем говорит этот караванщик.

— Он предлагает погрузить наши рюкзаки на мулов и за двести евро спустить их до набережной, чтобы мы могли идти налегке.

— О'кей! — сказал я. — Только не за двести, а за сто! Жирно ему будет на монастырских мулах такие деньги зарабатывать, тем более на спуске! Да и рюкзаки у нас не особо тяжелые, не сравнить с мешками цемента, которые мулы наверх таскают.

Отец Димитрий что-то сказал албанцу. Тот согласно закивал.

— Он согласен, — подтвердил отец Димитрий.

— Я так и думал, зря, что ли, он сюда поднимался! — Во мне проснулся деловой человек. — Отец Димитрий, скажите ему, что я дам ему еще сто, если он спустит к набережной на муле отца Флавиана!

Флавиан удивленно уставился на меня.

— Ты чего это Леша, придумал?

— Небольшую увлекательную верховую прогулку для вашего преподобия! — улыбнулся ему я. — А то я не вижу, отче, как ты уже сейчас хромаешь-ковыляешь! Сколько ты еще сам пройти сможешь? Мы, конечно, хоть и не мулы, но дотащим тебя до арсаны, если понадобится, но мулы все-таки для этого и предназначены! Да и должен же кто-то присмотреть за нашими рюкзаками во время их транспортировки, а то я честному выражению лица этого «караванщика Али» не очень доверяю!

— Он прав, батюшка! — поддержали меня все остальные. — Вам действительно лучше спуститься на муле! Да и мы быстрее сможем спуститься, может быть, на паром в сторону Дафни успеем!

Под напором коллектива Флавиан вынужден был сдаться.

Как мы усаживали его верхом на деревянное седло — песня особая! Как говорят сейчас, «жесть»! Главное, усадили! Головному мулу потерто-белого цвета, которому досталось транспортировать драгоценный для меня груз Флавиановых ста сорока килограммов, эта работа явно не понравилась.

Но погонщик, называвший этого мула необычным именем Зебро, все-таки смог привести четвероногого подчиненного в состояние послушания, и, получив деньги вперед, шустро отправился со своим караваном вниз.

— Ну, я хоть теперь за батюшку спокоен! — вздохнул я с облегчением. — Да и мы теперь пойдем налегке пошустрее!

— Наверное, все-таки не надо было ему деньги вперед отдавать, — вздохнул чем-то обеспокоенный отец Димитрий.

— Да там же батюшка! — успокоил его я.

И мы налегке отправились вниз.

ГЛАВА 30

Зебро

Нет, ну почему я не всегда прислушиваюсь к мнению пастырей!

Конечно же Лао Димитрий оказался прав (кстати, «лао» с китайского переводится как «старый», применительно к батюшке это может читаться — «старец»)!

Едва мы налегке спустились вниз к источнику у третьего креста, куда сходятся все тропы от Святой Анны, от Карули и от Великой лавры, как, выйдя из зарослей кустов, обнаружили Флавиана, сидящего с довольным видом на камушке в окружении наших рюкзаков!

— Где ишаки? — после немой сцены издал я возмущенный глас.

— Пошли к себе домой! — радостно ответил мой духовник.

— Why? (Почему?) — от возмущения духа заговорил я вдруг на иностранном языке.

— Because! (Потому что!) — все так же весело отвечал Флавиан, явно довольный своим нынешним положением. — Потому что Зебро устал и ему надоело предпринимать бесплодные попытки втихаря от погонщика скинуть меня куда-нибудь в овраг! Когда мы дошли досюда, погонщик начал щупать Зебро со всех сторон, а затем на вполне приличном английском объяснил мне, что Зебро невозможно дальше нести такой груз, как я, что он прямо сейчас может умереть от разрыва сердца и мне надо срочно с него слезать. Правда, если ему добавить еще двести евро, то Зебро может и не умереть и довезти меня вниз до набережной.

Но, поскольку мне уже надоело сражаться с мулом каждый раз, когда он пытался скинуть меня в очередной овраг или пропасть, то я решил не поддаваться на шантаж. В результате сижу и дожидаюсь вас здесь!

— Ох! Встретится мне этот караванщик, — грозно проворчал Игорь.

— Если встретится, передай ему мою благодарность за то, что избавил вас от участи вытаскивать мое немаленькое тельце из какого-нибудь оврага, куда умный Зебро непременно скинул бы меня в конце концов! И я его, то есть Зебро, понимаю! Какая же нормальная скотина повезет такую тушу, которая еще и в этом садистском седле усидеть-то спокойно не может!

— Прости меня, отче, — смиренно склонил я голову перед Флавианом, — это я опять доставил тебе проблемы!

— Да брось ты, Лешка! — рассмеялся Флавиан. — Значит, мне надо было все это потерпеть! К тому же верховая прогулка получилась и вправду увлекательной! Чистое родео!

Ну и что мне на это было отвечать?

Я молча взял свою поклажу и, подмогнув Флавиану подняться, двинулся дальше, творя покаянную молитву.

Знаете, что самое тяжелое при затяжном спуске с горы, причем с уже «убитыми» как следует ногами?

Ступеньки!

Казалось бы, наоборот: ступеньки избавляют от необходимости выбирать точку опоры между выскальзывающими из-под подошвы камнями, ступеньки дают ровную плоскую поверхность с предсказуемым размером шага!

Ан нет! Как раз вот эта-то плоская поверхность, на которую с высоты предыдущей ступеньки бухается всем весом тела на пятку нога, икроножные мышцы которой уже воют всеми волками мира, и есть главная беда!

На наклонной поверхности тропы есть шанс подъехать подошвой с носка на пятку, наступить помягче ребром стопы и много еще разных вариантов смягчить тяжесть ударной нагрузки на суставы и мышцы. А на ступеньках этот номер при спуске не пройдет!

Только жесткое «бух, бух, бух!» — всей массой на пятку! Да так, что отдает не только в коленном суставе, а аж в основании черепа! И так пару километров, и по открытому солнцу участку, да при температуре на солнце под плюс пятьдесят градусов!

А если в тебе сто сорок килограммов?

В общем, то, что спустилось на пристань Святой Анны вместо Флавиана, назвать живым человеком уже было нельзя! Да, все мы, конечно, за исключением, пожалуй, худенького отца Димитрия, выглядели совсем не блестяще. Но Флавиан был, как выразился Игорь, просто «уделан в хлам»!

Кое-как мы с Игорем усадили его в еле найденном теневом уголке на выжигаемой солнцем набережной, напоили свеженалитой из крана теплой водой, естественно вприкуску с таблетками, намочили под краном Флавианову холщовую скуфейку и, отжав, водрузили на его большую мудрую голову.

Затем нам пришлось держать «совет в Филях» о том, как нам теперь выбираться отсюда в Пантелеймон. Последний рейс парома ушел уже около часа назад, как раз когда мы из благодатной тени леса вступили на эту пыточную лестницу.

Очень красиво, кстати, сверху смотрится отходящий от пристани белый кораблик, оставляющий после себя на лазурном море длинную пенистую дорожку...

Но как подумаешь, что до завтрашнего утра отсюда просто не на чем выбраться!

Нет, можно, конечно, опять подняться пару километров по лестнице до архондарика при кириаконе и попроситься на ночлег. Причем, скорее всего, на ночлег нас пустят...

Но вы представляете себе такое путешествие обратно вверх по лестнице? Вот и мы тогда тоже не представляли. Не говоря уже про сидящего в отключке Флавиана. А солнышко пекло!

Видно, Флавиан не просто сидел в бессознательном состоянии, а молился (кстати, так потом и оказалось). Иначе я ничем не могу объяснить внезапно возникшую у меня мысль порыться в заднем кармане джинсов. Чего я там искал? Я так этого и не вспомнил. Но зато что я там нашел! Бумажку с цифрами — номер телефона «губернатора Дафни» Яниса!

Я подпрыгнул от радости.

— Ребята! У кого телефон не разрядился?

Все ринулись доставать телефоны. Неразряженным оказался только один телефон. Отгадайте чей?

Правильно! Батюшки Димитрия! Потому что он еще вчера, как только мы сошли с парома на пристань, благоразумно отключил его!

— Алло! Алло! Янис! Здравствуй!

— Здравствуй, дорогой! Чем могу помочь?

— Янис! Срочно нужен катер на шесть человек от Агиа Анны до Пантелеймона!

Пауза.

— Сто сорок евро, устроит?

— Устроит!

— Ждите! Через пятнадцать минут катер будет!

— Евхаристо, Янис!

— Паракало! Пожалуйста, дорогой!

Катер прибыл через четырнадцать минут.

Не знаю, нужно ли описывать, как мы неслись на глиссере марки «Хонда» с двумя здоровенными моторами, заставляя со снисходительной улыбкой вспоминать «тихоходные болиды» «Формулы-1», как выгружались со стонами на арсану Пантелеймона, ползли нижней дорогой с набережной в архондарик, как падали на койки и теряли связь с окружающим миром.

Смутно помню открытую дверь в мою келью, улыбающееся лицо схимника Александра и его будничную констатацию спокойным голосом: