Мир, в котором тебя нет - Алексей Калугин

— Да и почему-то не торопится никто умереть, — поддержал его другой шалей.

— Я говорю не о теле человека, которое по сути своей всего лишь бренная оболочка, — сказал Граис, — а о заключенном в ней бессмертном духе.

— Ну, если говорить о бессмертии, то я предпочел бы вечное существование в своем собственном теле, — улыбнулся шалей. — Дух, как мне кажется, имеет некоторые существенные недостатки.

— Например?

— Например, он не может насладиться стаканчиком доброго вина. Кроме того, будучи бесплотным, дух не сумеет обнять и прижать к себе приглянувшуюся ему красотку.

— Ты судишь о способностях и недостатках духа с точки зрения чисто человеческих потребностей, — возразил Граис.

— Естественно, — кивнул шалей. — Ведь я — человек.

— Духи испытывают наслаждения совершенно иного рода, нежели люди.

— Возможно, — не стал спорить шалей. — Но мне нравится мое нынешнее телесное существование. А что там будет после смерти — никому не известно. Поэтому лучше туда не спешить.

— Никто и не говорит о том, что нужно стремиться к смерти, — сказал Граис. — Но не надо и бояться смерти.

— Я видел немало смертей, — задумчиво произнес второй охранник. — Но, вместо того чтобы привыкнуть, после каждой новой смерти я боюсь ее все сильнее. Смерть ужасна и безобразна.

— Я не видел еще ни одного человека, умершего с улыбкой на губах, — добавил его напарник. — Каждый умирающий до последнего вздоха отчаянно цепляется за жизнь.

— Так умирают только те, кто не постиг великой истины Пути к Поднебесному, — ответил на это Граис— Смерть следует рассматривать как естественный процесс развития Духа. Просто тело выполнило свою миссию, и пришла пора с ним расстаться. Разве мы плачем, выбрасывая старую, износившуюся одежду?

— Ну, если надеть больше нечего, — улыбнулся разговорчивый шалей.

— Но для чего, в таком случае, человеку дается земная жизнь, если главное заключено в духе? — спросил его напарник.

— Земная жизнь — это испытание, которое мы должны пройти с честью и до конца, — ответил ему Граис. — Именно поэтому мы не можем самовольно оборвать свою жизнь.

— А если все же смерть наступает преждевременно? Не в результате самоубийства, а по какой-то иной причине?

— Такая смерть — это жертва. А тот, кто приносит жертву, становится богоизбранным. Чем больше страданий выпадает человеку в его земной жизни, тем прямее и короче его Путь к Поднебесному.

— Не нравится мне такая философия, — поморщился один из охранников. — По мне, так лучше собственными силами пытаться добиться того, что ты хочешь, чем провести всю жизнь в выгребной яме, надеясь на счастье после смерти. Не обижайся, йерит, но мне кажется, что все ваши беды из-за вашего Бога, который лишает вас права выбора.

— А многого ты добился в жизни? — спросил шалея Граис.

— Я служу в лучшей армии мира, — без лишней гордости произнес шалей. — И мне это нравится. Когда своей службой я заработаю достаточно денег, чтобы купить хороший дом, то уйду в отставку и обзаведусь семьей.

— Если прежде тебя не убьют в бою.

— Я приложу все усилия для того, чтобы остаться в живых, — улыбнувшись, ответил шалей.

— Послушай, йерит, — обратился к Граису другой охранник. — Ты ведь знаешь, что тебя везут в Халлат для того, чтобы казнить. Неужели при мысли об этом ты не испытываешь ни малейшего страха?

— Я не думаю о смерти, — ответил Граис— Мой земной Путь пока еще далек от завершения.

— Человек предполагает, — вздохнул шалей, — а судьба играет им, как куклой.

— Постижение истины о Пути к Поднебесному делает человека хозяином собственной судьбы, — сказал Граис.

— Это что же получается? — удивился шалей. — Поднебесный одновременно и определяет твой Путь, и освобождает тебя от него? Так, что ли?

— Знание о том, что Путь существует, делает движение по нему осмысленным, — ответил Граис— Тот же, кто не желает принять великую истину о Пути к Поднебесному, обречен всю свою жизнь блуждать в темноте.

— А после смерти?

— Начинать Путь заново.

Разговор между арестантом и его охранниками протекал вяло. Ни одна из сторон не испытывала к нему особого интереса, поскольку изначально имела сложившееся мнение по обсуждаемому вопросу и не собиралась его менять. У кахимцев, в повседневной жизни не придававших большого значения даже собственным богам, склонность йеритов сверять каждый свой шаг с предписаниями Поднебесного могла вызвать разве что только недоумение и усмешку. Граис же, излагая шалеям основные положения собственного учения о Пути к Поднебесному, прекрасно понимал, что философская концепция учения, разработанная специально для социально-бытовых условий Йера, вряд ли заинтересует кахимцев.

Впрочем, возможно, со временем к учению о Пути к Поднебесному, завоевавшему сердца и умы всех без исключения йеритов, обратятся и подданные Кахимской империи. Но произойдет это не раньше, чем сама империя переживет свой кризис и упадок. Вот тогда, когда кахимцы уже не станут ощущать себя избранным народом, призванным повелевать всем остальным миром; когда радость бытия сменит тяжкая работа, не приносящая ни Удовлетворения, ни достаточных средств к существованию; когда власть имущие будут печься не о благосостоянии своих подданных, а лишь о собственном кармане; когда воры и проходимцы станут жить лучше и спокойнее, чем честные труженики, — тогда кахимцы почувствуют, что почва повседневной реальности ускользает у них из-под ног. Видя то, что происходит вокруг них, они будут отказываться верить собственным глазам. Даже солнце покажется им слишком тусклым. И, не видя иного выхода, они обратят свои сердца к единому Богу, обещающему спасение души в обмен на земные страдания. Только тогда, но не раньше.

А пока разговор между Граисом и присматривающими за ним шалеями был не более чем обычной дорожной беседой, цель которой — помочь путешествующим скоротать время в пути.

Когда солнце наполовину скрылось за деревьями, бан-шалей дал команду возницам сворачивать с дороги, — пора было искать место для ночлега.

Шалеи, посланные на разведку, отыскали неподалеку от дороги поляну, достаточно большую, чтобы на ней могли разместиться все восемь повозок.

Двух десятков хорошо вооруженных солдат было вполне достаточно для того, чтобы отбить охоту нападать на обоз у бродяг, промышляющих грабежом вдоль дорог, поэтому командир конвоя не стал предпринимать никаких особых мер предосторожности. Как было принято у кахимцев, семь повозок установили кругом. В центр, поближе к разведенному костру, поместили повозку с арестантом и стреноженных чеклаков. Пятерых человек бан-шалей отправил в дозор: троих — в лес, двоих — наблюдать за дорогой, откуда, по его мнению, скорее всего можно было ожидать появления незваных гостей. Остальные шалеи занялись обычными бивачными делами: одни таскали дрова для костра, другие уже подвешивали на срубленной жердине закопченный походный котел, третьи с кожаными ведрами отправились за водой к журчащему неподалеку ручью. Шалеи, не занятые приготовлением пищи, проверяли надежность осей и колес повозок и осматривали подковы на копытах чеклаков, — командиру конвоя очень не понравилась сегодняшняя задержка с отправкой обоза и он не хотел, чтобы завтра утром повторилась та же самая история.

Двух разговорчивых шалеев, присматривавших за пленником, сменили другие охранники. Эти были уже не такими словоохотливыми. Время от времени то один, то другой из них бросал мрачный взгляд на Граиса, спокойно сидевшего в углу клетки. Остальное же время они, откинув матерчатый полог повозки, глазели на возню вокруг костра.

Котел на огне закипел, когда уже совсем стемнело.

Шалеи, за исключением часовых, расположились вокруг костра и, негромко переговариваясь, принялись за еду.

Один из охранников молча просунул плошку с кашей в клетку Граиса.

— Спасибо, — принимая горячую посудину, поблагодарил его ксенос.

Шалей что-то неразборчиво буркнул в ответ и уселся на краю повозки спиной к Граису.

Поев, Граис постучал пустой плошкой по решетке.

— Я бы не хотел причинять тебе лишнее беспокойство, — сказал он, возвращая посудину охраннику, — но я, как и всякий другой человек, испытываю определенные потребности… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Стянув с головы шлем, шалей задумчиво поскреб в затылке. Так ничего и не ответив пленнику, он отправился докладывать о возникшей проблеме командиру.

Вернулся он в сопровождении троих вооруженных шалеев и самого бан-шалея.

Бан-шалей взобрался на повозку и вставил ключ в замок, запирающий клетку. Прежде чем снять замок, он сурово посмотрел на Граиса и строгим голосом предупредил:

— Чтобы никаких штучек у меня!

— Не более, чем обычно, — улыбнулся Граис.

Бан-шалей открыл дверцу клетки и отошел назад. Четверо шалеев направили на Граиса свои копья.